Проклятие Пифоса
Шрифт:
Сидя в трюме «Несгибаемого», Даррас глядел в иллюминатор на «Удар молота», летевший рядом.
— Как думаешь, — обратился он к Гальбе, — будут они сражаться с нами до конца?
Гальба пожал плечами.
— Если ты думаешь, что меня бодрят такие разговоры, то ты ошибаешься.
В это время из кабины вышел Аттик и открыл боковой люк «Громового ястреба». Хлесткий ветер ворвался в десантное отделение. Гальба отцепил страховочные ремни и, присоединившись к капитану, осмотрел проносившийся внизу ландшафт. Штурмовые катера летели над плотным ковром джунглей. Ветер был густым и горячим, словно струя пара. Нейроглоттис Гальбы анализировал
Слишком много запахов, слишком много жизни. И ничего человеческого. «Несгибаемый» летел над первобытным полем боя. Гальба задумался о разнице между его родным миром и тем, что он видел здесь. На обеих планетах жизнь была жестокой. Но на Медузе жизни приходилось бороться за существование. Родной мир Железных Рук отвергал все органическое. Лишь сильнейшие формы жизни могли вынести испытания, что без конца бросала им планета, и найти пристанище на ее поверхности. Пифос же был чудовищным во всем многообразии этого слова. Жизнь здесь распустилась буйным цветом. Единственным ограничительным фактором было свободное пространство, и уже этого хватило, чтобы разжечь всеобъятную войну, где каждый боролся сам за себя.
Медуза ковала в людях единство и упорство. Поэтому Гальбу совсем не удивило то, что Железные Руки не обнаружили на Пифосе никакой цивилизации. В мире дикого роста нет и не может быть порядка.
Впереди, недалеко от западного края целевой зоны, земля приподнималась, и из сплошного зеленого моря выступала скалистая возвышенность.
— Приземлимся там, — указал Аттик.
Пик венчало ровное и пустое плато примерно полкилометра шириной. С севера, запада и юга оно круто обрывалось, но с восточной стороны склон плавно уходил в джунгли. Линия деревьев начиналась примерно в десяти метрах от вершины. «Громовые ястребы» облетели область по кругу, а затем приземлились. Трапы с грохотом опустились, и легионеры ступили на поверхность Пифоса, рассредоточившись и прикрыв штурмовые катера с востока керамитовым заслоном.
Гальбе была поручена безопасность Ридии Эрефрен. Воины его отделения окружили астропата, подстроившись под ее шаг. Сержанта удивило, как быстро женщина двигалась в совершенно незнакомой ей обстановке. Спустившись по трапу из «Несгибаемого», она на мгновение замерла. Нахмурилась, словно прислушиваясь к чему-то. Гальба видел, как на ее лбу быстро пульсируют вены — признак напряжения. А затем она развернулась и направилась к восточной окраине плато. Шагала она почти так же уверенно, как по мостику «Веритас феррум».
Аттик уже ждал ее.
— Итак, госпожа Эрефрен? — спросил он.
— Аномалия здесь уже достаточно сильна, капитан, но это еще не источник. Я чувствую ее течения, причем намного острее. Нам туда.
Женщина указала на восток.
— Очень хорошо, — заявил Аттик. — Мы выжжем путь через эти джунгли, если потребуется. Я поведу отряд. Госпожа, вы останетесь в тылу под защитой сержанта Гальбы. Если мы отклонимся от нужного курса, немедленно сообщайте нам об этом.
— Как прикажете, капитан.
Железные Руки устремились в джунгли. Саламандры и Гвардия Ворона
Гигантские деревья вздымались метров на тридцать, а то и больше. Гальба насчитал несколько лиственных разновидностей, но подавляющее большинство было сплошь усеяно иглами, похожими на кривые когти. Многие растения вблизи оказались не деревьями вовсе, а громадными папоротниками. Лианы обвивались вокруг стволов, и, глядя на это плотное плетение из толстых, как кабели, стеблей с угловатыми бритвенно-острыми листьями, Гальба поймал себя на сравнениях с колючей проволокой для дредноутов. Землю всюду покрывал ковер мха, настолько глубокого и складчатого, что корни деревьев буквально тонули в нем. Уже несколько раз Гальба собирался предупредить Эрефрен об опасности под ее ногами, но каждый раз женщина сама переступала препятствие.
— Вы уверенно держитесь, — сказал он ей.
— Благодарю вас.
— Как вы чувствуете окружающую обстановку?
— Вы неверно истолковываете мои способности, сержант. Я не вижу того, что находится передо мной — лишь то, что рисует мне мое воображение. Я опираюсь на знания, что текут в меня из имматериума. Получая послания от моих братьев и сестер из Астра Телепатика, я научилась точно так же воспринимать и другую информацию. Например, о том, куда и как мне следует двигаться. Но я не знаю, почему именно я должна шагнуть вправо, — и именно это она сделала, обогнув древесный ствол, преграждавший ей путь. — Быть может, я ощущаю завихрения в варпе, вызванные объектами материального мира. Так или иначе, таково мое новое зрение. Эти подсказки меня еще не подводили.
— Ясно, — сказал Гальба и на мгновение задумался. — То, что случилось на мостике… — начал он.
На что Эрефрен лишь мрачно покачала головой.
— Я знаю не больше вашего.
— Но вы пытались предупредить капитана Аттика.
— Барьер между эмпиреями и реальным миром здесь очень тонок, а силы, царящие здесь, могущественны. Я почувствовала всплеск, но почему его вызвало именно сканирование сержанта Авла? И почему он принял именно такую форму? Боюсь, ответов у меня нет.
— Меня беспокоит не только это, — признался Гальба. — Я хочу понять, что это за форма. Я никогда не видел ничего подобного.
— Варп непостижим, сержант. Такова его природа. Не думаю, что нам стоит углубляться в нее.
Ее последнее предложение прозвучало особенно выразительно. На кончике языка Гальбы застыл вопрос, не отказывается ли она верить в необходимость более глубокого познания имматериума, но сержант одернул себя. Он видел напряжение на лице женщины. Астропат всю жизнь была неразрывно связана с варпом. В ее вечно разделенном сознании непрестанно боролись две противоположные концепции бытия. Он и близко не мог осознать ту опасность, которой она подвергалась каждую бесконечно долгую секунду. И если она отказывалась идти по этому пути, он должен уважать ее решение.