Проклятие Пифоса
Шрифт:
Но когда капитан вернулся на мостик, поднялся за командную кафедру и отдал приказ «Веритас феррум» пересечь пояс астероидов и взять курс вглубь системы Пандоракс, кое-что произошло. Нечто настолько мимолетное, что любой бы, не задумываясь, отмахнулся от него. И Аттик отмахнулся. Нечто настолько слабое и блеклое, что его запросто можно бы проигнорировать. И он проигнорировал.
То, от чего он отмахнулся и что проигнорировал, было иррациональным фантомом. Простым и незначительным, как попавшая в глаз ресница.
И отчетливым, как коготь, нежно царапающий кору мозга.
Это было приветствие.
Глава 2
ХОЗЯЙКА ПЕСНИ. ВРЕМЯ ЧУДЕС.
Страх — нормальное явление, когда имеешь дело с течениями варпа. И необходимое. Ридия Эрефрен давно поселила его в своем сердце, сделала своим неизменным спутником. Другом, на которого всегда можно положиться. Она даже научилась впадать в ужас, если страх покидал ее, оставляя беззащитной в огромной опасности.
Эрефрен искренне верила в мирскую вселенную, провозглашенную Императором. Она приветствовала свержение всех богов. Искоренение в человеческой расе всего иррационального было великим начинанием, необходимость которого астропат горячо поддерживала. Но, несмотря на ее непоколебимую верность догматам Империума — а возможно, из-за них, — она также испытывала благоговейный трепет, перетекающий в священный ужас. Причиной тому были силы варпа. Он олицетворял все, против чего боролся Империум, но без него невозможно было распространять среди звезд свет Императора. Варп был невозможностью в несуществующей реальности, отрицанием пространства и мерилом всех путешествий. И он манил, дабы разрушать.
В этот день варп казался соблазнительнее, чем когда-либо прежде, и наваждение росло с каждой секундой. Он завлекал женщину чистотой и ясностью, открывая одну завесу за другой, наполняя ее голову знанием о близлежащих системах и обещая больше. Намекал, что до всезнания рукой подать. Оно достанется ей, если она и «Веритас» подойдут чуть ближе к определенной точке в системе Пандоракс. «Следуй к Пифосу», — шептал он. Насылал видения, что пестрым парадом проносились перед ее незрячими глазами, нашептывал на ухо тайны. Стоя за кафедрой алтаря и управляя астропатическим хором, Эрефрен чувствовала растущий экстаз снизошедшего на нее понимания. Сияющий рассвет озарил ночь варпа. Найти это новое солнце не составило труда. Наоборот, невозможно было пропустить его. Но вот не потерять себя — это было испытанием. Ведь в свете знания так легко утонуть…
Удержаться ей помогла дисциплина. Дисциплина, преданность и воля. Она была астропатом Железных Рук, и ей предстояло вести собственную войну.
— М-да, не каждый день такое увидишь, — буркнул себе под нос Даррас, когда распахнулись двери мостика.
Гальба бросил взгляд в сторону брата-сержанта из другого тактического отделения, пытаясь разобрать его интонацию. С Даррасом это всегда было непросто. С лица легионера никогда не сходило каменное выражение. У него не было бионического голосового модуля, как у Аттика, но при этом сержант все равно говорил без единой эмоции, словно превратился душой в машину. Его физиономия напоминала Гальбе лик мертвеца — маска из плоти, прилепленная к металлическому черепу. Как и все прочие легионеры на борту «Веритас феррум», Даррас происходил из Унгаварра, клана на севере Медузы, но на нем суровый климат ледников отразился больше, чем на остальных. Его бледная кожа имела землистый оттенок, а голову покрывали редкие волосы. Не будь он генетически улучшенным человеком, его сочли бы больным. Но его толстая жилистая шея и туго натянутые бугры мышц красноречиво свидетельствовали об обратном. Он нес смерть своим врагам и выглядел соответствующе.
А еще Даррас олицетворял собой смерть любой сладкой лжи и бессмысленной болтовни. Для несчастных эмиссаров из Администратума Терры, которым довелось пересекаться с ним, он был смертью дипломатии. В прошлом Гальбу неизменно разбирал смех при виде их растерянных физиономий, когда елейное
— Ты о чем? — спросил он.
К облегчению Гальбы, Даррас кивнул в сторону входных дверей. Ридия Эрефрен и Балиф Штрассны вместе поднялись на мостик. Во время боевого дежурства «Веритас феррум» их редко можно было застать вне постов, коим для астропата был алтарь хора, а для навигатора — бак с питательной жидкость. А чтобы вот так, обоих одновременно — это было вообще неслыханно.
Аттик стоял перед главным обзорным экраном.
— Госпожа Эрефрен, навигатор Штрассны, — поприветствовал капитан. — Прошу, подойдите ко мне.
Двое людей пересекли мостик. Гальбу удивило, что Эрефрен шагала впереди Штрассны уверенной походкой и безо всякой посторонней помощи. В левой руке она держала двухметровый посох — символ ее должности. Рукоятка была выполнена из настолько темного дерева, что казалась черной. Венчала посох изысканно украшенная бронзовая астролябия.[2] В правой руке женщина несла трость из посеребренной стали с набалдашником в виде имперской аквилы. Наконечник трости был достаточно острым, чтобы ее можно было использовать как меч. Ритм, который она отстукивала по палубе, был мягким и едва уловимым, отчего Гальбе казалось невероятным, что она в самом деле по нему прокладывает себе путь. Штрассны же, державшийся в двух шагах позади астропата, выглядел настолько немощно, что ему трость, думалось, была куда нужнее, чем Эрефрен.
Оба они выросли на Терре. Штрассны, отпрыск одного из второсортных Домов Навис Нобилите, там родился. Его длинные волосы, забранные назад и сплетенные в спираль, символ его семейства, были такими гладкими и тонкими, что выбившиеся пряди буквально парили вокруг головы навигатора, напоминая дымное облачко. Чертами он походил на хрупкую фарфоровую статую, что стало результатом вековых кровнородственных браков в Доме Штрассны. Кровь, сделавшая его великолепным навигатором, также обрекла его на физическую немощь, и Гальбе приходилось усилием воли давить в себе непроизвольное отвращение к этой его слабости.
С Эрефрен все обстояло по-другому. Еще в младенчестве ее доставил на Терру Черный корабль. Никто, даже она сама, не знал, на какой планете она родилась. На робах астропата не было знаков принадлежности к какому-либо роду, но зато хватало наград за отличную службу. В макушку ее лысого черепа была вживлена бронзовая принимающая пластина с выгравированной эмблемой Адептус Астра Телепатика. Ритуал связывания души лишил ее зрения и изменил глаза таким образом, какого Гальба еще никогда не встречал. Он часто видел мутные, затуманенные глаза, порой настолько молочно-белые, что они казались жемчужинами. Но ее глаза были совершенно прозрачными — кристально чистые шары, внутри которых не было ничего. Глядя ей прямо в лицо, их вообще невозможно было различить, и веки Эрефрен казались открытыми вратами в утопленные полости из плоти и тьмы. Постоянно испытывая на себе губительное влияние варпа, женщина выглядела лет на восемьдесят, что почти вдвое больше ее истинного возраста. Даже будучи старше ее на сотни лет, Гальба не мог относиться к ней как-то иначе, кроме как с глубоким почтением. За каждое полученное или отправленное сообщение она расплачивалась толикой своей жизни. Штрассны был немощен от рождения, Эрефрен же подкосила ее верная служба. И это делало ей честь.
Но Эрефрен вела себя так, будто никакого недуга и нет вовсе. Держась безжалостно прямо, она уверенно шагала по мостику, облаченная в черно-серую робу легиона, которому служила. Эта женщина выглядела царственно. Она не просто заслужила уважение Гальбы — она сама внушала его.
— Да, денек необычный, — сказал Гальба Даррасу, соглашаясь с его заявлением.
— Особенно для тебя, — отозвался другой сержант.
Гальба удержал нейтральное выражение лица.
— Да, — коротко ответил он.