Проклятие Пифоса
Шрифт:
Широко распахнутые грудные глаза демона пылали страстным предвкушением.
— Машина и дух, — вещал он. — Такова ваша цель, хотя, думается мне, вы не внемлите словам. Нет, нет, не внемлите, — длинный змеиный язык хлестнул по воздуху, словно демон наслаждался собственной тирадой. — Идите же. Воссоединитесь со своим кораблем. Станьте абсолютным выражением вашего естества. Станьте неделимыми сосудами Хаоса.
— Нет, — отрезал Аттик. Он говорил тихо и обращался скорее к самому себе, нежели к Мадаилу. Довольно плясать под чужую дудку. Здравый смысл разогнал туман ярости, и капитан увидел тот рок, который демон так сподвигал его принять. Мадаил манил их лживыми
И все равно — нет.
И если Мадаил так жаждал этой атаки, возможно, он столь же сильно боялся альтернативы.
— Смять врага! — закричал Аттик. — Вперед, к победе!
Набирая скорость, он смаковал собственное желание использовать ошибку демона. Мимоходом глянув назад, он увидел, что Эрефрен не отстает. Астропат шагала, словно одержимая энергией самой смерти. Ее ждала встреча с судьбой, но не здесь и не сейчас.
Аттик вел воинов, не сворачивая с изначального пути — к плато и расположенной за ним башне, энергию которой он намеревался обернуть против врага.
— Вы не пройдете, — возвестил Мадаил.
Аттик пропустил его слова мимо ушей. Впереди их ждала стена демонов, но стена тонкая, хрупкая. Слишком много чудовищных тварей все еще дрались с ящерами или были поглощены возрождением «Веритас феррум».
Стена была слишком тонкой. Облив ее на бегу плотным болтерным огнем, Железные Руки врезались во врага. Они превратились в неостановимый таран, и в этом была их истинная сущность — чистота машины, неподвластная скверне варпа. Цепными клинками и кулаками они разили демонов. Даже слуги сражались без страха. Их оружие было слабым, но в бою ни один удар и ни один выстрел не пропадали зря, да и двигались смертные с поразительной ловкостью. Отчаяние уберегало их от когтей и клинков.
— Стойте! — закричал Мадаил, и впервые Аттик услышал напряжение в голосе демона.
Легионеры пробили стену отродий и бросились вперед еще быстрее. Путь был чист.
— Остановить их! — взревел монстр. Волны демонов оторвались от призыва корабля. Контратака ринулась навстречу воинам на крыльях безумия.
— Братья, — заговорил Кхи’дем. — Вы многим пожертвовали ради остатков моего легиона. Я благодарю вас за это.
Он оставил слуг и, развернувшись, побежал назад вдоль колонны.
— Что ты делаешь? — потребовал объяснений Аттик.
— Пробую выиграть время.
Кхи’дем остановился рядом с Экдуром и взял у легионера его ракетную установку. Отделившись от роты, он ринулся прямо на Мадаила, чей воздетый посох светился нарастающим, дрожащим сиянием.
«Безумие», — успел было подумать Аттик, но первые демоны уже бросились на него. Багровые, вооруженные клинками кошмары боролись с грациозными и гротескными тварями, в которых иллюзия человеческой женственности породнилась со зверскими когтями и клешнями, за право первыми добраться до заветной добычи.
— В пламя битвы, — произнес Кхи’дем, достигнув основания движущегося холма. Одной рукой он вскинул ракетницу на плечо и выстрелил. Ракета пролетела мимо демона. Мадаил зашелся хохотом и, игнорируя одинокого космодесантника, выпустил накопленную в посохе энергию. И в тот момент, когда тыл колонны Железных Рук исчез в фиолетовом пламени, что плавило доспехи
Кхи’дем не промахнулся. Он попал колоссу в уголок глаза.
— На наковальню войны, — в последний раз прошептал он по воксу.
Ящер зарычал и развернулся в поисках нападавшего. Перед ним оказался гигантский демон. Вздыбившись, рептилия отшвырнула прежнего соперника в сторону и обрушила свой безумный гнев на Мадаила. Лапа размером больше танка разнесла костяной холм в труху, мимоходом раздавила Кхи’дема и погребла Мадаила под сотнями тонн плоти.
Демоны взвыли и бросились на животное, посягнувшее на святое для них существо. Поток омерзительных тварей захлестнул лапы ящера. Его сородичи с ревом бросились на подмогу. О Железных Руках все забыли.
Аттик воспользовался моментом. С каждым шагом он покрывал все большее расстояние. Железные Руки добрались до плато раньше, чем новые волны порождений варпа догнали их. Рота дала им отпор. Демоны атаковали снова и снова, и не было им числа. Но их предводитель исчез, быть может, погиб, а без него демоны стали жертвами собственной злобы. Гнев сделал их безрассудными. Они боролись друг с другом за первенство и не могли остановить продвижение воинов Императора.
Но с их численностью исход был неизбежен. Твари истязали строй космодесантников. Дисциплина поддерживала сплоченность Железных Рук, но с каждым метром их отряд неумолимо редел. А затем явились крылатые демоны. Штурмовые отделения Птерона и Ласерта изрядно потрепали их, но и теперь этих чудовищ было множество. Они обрушились на роту с визгами столь пронзительными, что Аттик увидел, как на лицах слуг открываются свежие раны. Демоны внешне походили на морских созданий и словно бы плыли по воздуху. Один из них совершил элегантный кувырок и обезглавил Танауру. Ее тело пробежало еще пару шагов, поддерживаемое силой веры, что простиралась даже за грань смерти, но в конце концов рухнуло под ноги Каншелю.
— Император… — задохнулся тот. — Император защищает.
Смертный выстрелил вверх, опалив брюхо демона лазерным лучом. Тот взвизгнул и отпрянул в сторону, прямо под болтерную очередь Дарраса. Изрешеченное отродье упало на землю, дергаясь и извиваясь.
— Император… — продолжал повторять Каншель, глядя перед собой широко распахнутыми неморгающими глазами. — Император… Император…
Аттик понял, что слышит молитву — единственное, на что маленькому человеку еще хватало воздуха и вменяемости. Религиозность не давала ему сдаться, и это вызвало у Аттика отвращение. Было ли это своеобразной формой смертной верности Императору? Или суеверным поклонением, что осмеивало ту истину, ради которой Император и его легионы Астартес стольким пожертвовали? Если так, то в чем тогда смысл?
Есть долг. Есть война. Есть преданность тому, что лежало в основе бытности легионером Железных Рук. И не будь ничего другого, этого уже достаточно.
Наступление продолжалось — через плато, мимо шахты, сквозь развалины поселения и дальше вниз по последнему склону. Монумент ждал Аттика. Исполненный спокойствия, он возвышался надо всей мирской суетой. Он выглядел безразличным, отстраненным. И он пульсировал светом великого буйства Хаоса.
Снова свет. Ослепительная вспышка сзади, словно подлинный рассвет озарил Пифос впервые за всю его историю — рассвет безжизненный, отдающий пламенем крематория. Аттик обернулся. Свет исходил от одного из гигантских ящеров. Он прорвал шкуру монстра, а затем разнес его на части. А из центра взрыва верхом на черной комете явился Мадаил.