Проклятие Тары. Артефакт-детектив
Шрифт:
Боль и выступившая кровь прекратили неистовства Матвея. Замотав руку носовым платком и отхлебнув изрядную порцию скотча, опустошенный, он повалился на диван. Размышление успокоило гнев, бурное кипение чувств уступило место анализу, жесткому и непредвзятому. Все указывало на Марину. Он вспомнил приезд архитектора, когда попросил жену встретить его, поскольку задерживался. «Старик проболтался о кнопке, и она изначально знала о существовании в доме потайной комнаты. Знала и молчала, пока…» — новый приступ ярости захлестнул его. Он сильно закашлялся и, сплевывая сплюну на роскошный ковер, потянулся к виски. «Значит, вместо бдений в архиве, которые я же, дурак, и санкционировал, она наведалась сюда, и теперь будет делать на пару с Чаровым из меня идиота! — Мысль о Георгии душила его. —
С отчетливо убийственной ясностью он понял, что Чаров и Марина любовники, иначе и быть не может. Слезы отчаяния брызнули из глаз. Он любил жену, а она вот так, походя, предала его. Унизила, втоптала в грязь по самые уши. «Ведь она копировала бумаги деда для него! А он-то каков! Ломал комедию, что у него не выходит с поисками, а сам крал мои документы и использовал в этой гнусности жену, а потом ее же и трахал! А я, болван, просил его узнать, зачем Марина ездила в Бельгию! Боже, какое ослепление! Чаров, я тебя изничтожу, и никакая чекистская крыша тебя не спасет! Забыл, сука, как я тебя из говна вытащил, денег на фирму дал, офис снял, да и вообще», — он потянулся к бутылке и разом прикончил ее. Понимая, что надо успокоиться, иначе взорвется голова, Матвей вновь спустился в холл и, достав из аптечки валерьяны, залпом влил в себя лошадиную дозу. Отупение и усталость овладели им. Покачиваясь и бормоча что-то невразумительное, он понуро побрел в спальню и рухнул на кровать, погрузившись в тяжелое забытье.
Глава 20. Счастливые часов не наблюдают
Марина с Чаровым предавались любви в офисе, когда бодрящая мелодия поколебала царящий в комнате сумрак. Звонил Ергонов.
— Я срочно улетаю в Китай, — прогудело в трубке. — Мы могли бы увидеться? — настаивал на встрече бурят, не понимая затянувшегося молчания детектива. — Алло, вы меня слышите?! Господин Чаров, у вас все в порядке? — голос Бадмы стал выражать беспокойство.
— Да-да, я вас понял, — несколько отрешенно пробормотал Георгий. — Приезжайте ко мне в офис, буду ждать!
— Когда думаете начать экспедицию? — поинтересовался бурят, выслушав отчет детектива.
— В июне, когда просохнет земля. Только… — осекся на полуслове Чаров в последний момент, решив не посвящать Ергонова в хитросплетения своих отношений с Матвеем, но тот сам завел о нем разговор.
— В июне это хорошо, — одобрил Бадма. — Однако у вас есть проблемы с одним человеком, не так ли? Ваша оговорка «только» ведь связана с ним?
Изобразив крайнее удивление, Чаров хотел было заявить, что никаких проблем ни с каким человеком у него нет и в помине, но Ергонов с обезоруживающей улыбкой изрек:
— Мы не собираемся вмешиваться в ваше расследование и, тем более, навязывать свое мнение, господин Чаров, но как лицо заинтересованное я вас обязан предостеречь. Ваш знакомый Матвей Иссерсон тоже ищет Золотую Тару. Он посещал Мюнхен и вел переговоры о продаже статуи с тамошним аукционистом Вайсом, скользкой личностью с темным прошлым. Наши люди в Германии давно наблюдают за ним. Но дело не в них, а в вас, господин Чаров, — широкая улыбка не сходила с его лица. — Перед тем как отправиться в далекий путь, следует обезопасить себя от возможных недружелюбных действий господина Иссерсона. И если вам потребуется помощь, мы готовы оказать ее вам. За этим я и пришел. И еще. Я хотел бы взглянуть на документы, которые помогли отыскать следы Тары. Это моя личная просьба. Надеюсь, вы меня правильно поняли.
— Конечно, господин Ергонов, счастливого пути, — растерянно пробубнил сбитый с толку сентенциями собеседника детектив, принимая из рук бурята плотный конверт.
Глава 21. Блюхер под гипнозом
Заполучив статую Тары, Блюхер приказал поместить ее в отдельную комнату при штабе, приспособленную под арестантскую, и выставить у дверей круглосуточный караул. Державший при себе от нее ключи военмин частенько захаживал взглянуть на богиню. Делал он это по ночам, чем причинял неудобства пристроившимся покемарить стражникам.
18
Возможно, ею была возлюбленная супруга Дзанабадзара Амина, трагически погибшая от рук завистников.
Дьявольские мысли будоражили ум Блюхера, он вытирал со лба пот и, пошатываясь, уходил спать, чтобы в следующую ночь явиться сюда вновь. За спиной военмина стали шушукаться, поползли невероятные, со странными недомолвками и постыдными намеками перешептывания, и он понял, что с визитами к Таре пора завязывать, а от самой статуи лучше избавиться. Не ровен час, монголы пронюхают, что реликвия находится у него. Отдавать Тару в дацан на радость правоверных буддистов, как на днях обещал Ленину, военмин не торопился. Решение вопроса пришло от Чичерина. По прямому проводу наркоминдел сообщил, что поезд с товарищем Сухэ вышел из Москвы, а также передал просьбу Ильича о желательности его, Блюхера, присутствия на Дайренской конференции. Эти известия подтолкнули военмина к действиям.
— Послушай, Самуил, — как с хорошим знакомым повел разговор с писарем Блюхер, — раз уж ты все знаешь про золото, — при этих словах он так сурово зыркнул на него, что тот едва не обделался со страха, — правительство Дальневосточной республики поручает тебе ответственное задание. Будешь сопровождать с нашими бойцами статую ихнего буддийского божества по железной дороге до Верхнеудинска. Там поступишь в распоряжение товарища Дягура. Он скажет, что делать. Ты ведь владеешь топографией? — неожиданно поинтересовался Блюхер.
— Владею, товарищ военмин, — с готовностью отрапортовал Самуил. — Умею снимать местность и отображать ее на карте.
— Значит, и геодезию с картографией знаешь?! — удивился тот. — И где ж ты всему этому научился, братец, не в царском же Генштабе?
— Ясное дело, что не в Генштабе, товарищ военмин, — чуть замявшись, потупился писарь. — В штабе дивизии, где я проходил службу во время империалистической, служил один полковник, который этот самый Генштаб, то бишь академию, оканчивал. Он-то меня и научил этой премудрости. Многих офицеров у нас поубивало, вот он, видать, и подумал, а не сделать ли из меня себе помощника. Ох, и гонял меня тот полковник, доложу я вам, товарищ военмин, и в хвост и в гриву, — вспомнил с улыбкой военную юность Самуил, но, заметив на себе заинтересованно-испытывающий взгляд начальства, смешался и замолчал.
— Ну, что умолк, каллиграф?! Давай, договаривай, как там тебя этот полковник… — Блюхер матерно выругался и ухмыльнулся.
— А что договаривать. Научил он меня науке этой, вот и весь сказ. Я, вообще-то, понятливый, — счел не лишним напомнить о своих добродетелях Самуил. — Вот и стал всякую местность на карту переносить да старые карты исправлять, изменения на них, уточнения разные пририсовывать.
— Да, сурьезный ты товарищ, сурьезный, — с невольным восхищением глядел на писаря военмин, после чего, как бы заговорщицки, спросил. — Ну а сейчас смог бы такую карту составить, местность незнакомую один в один на бумагу перенесть, и чтоб все там подробно отображено было? Чтоб по твоей карте мы бы ту самую местность без труда узнали!