Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
Он опять прижался носом к моей шее, заставив тело оцепенеть. Наверное, так замирает жертва перед хищником. Забывает, что когда-то умела бегать и бороться.
– Хмм… Представляешь, я ничего не чувствую, – сокрушенно вздохнул ректор. – Хотя уверен, что ты здорово пахнешь. Вот вернусь, и мы еще раз попробуем, договорились?
Вархов извращенец! Да лучше бы меня сожрала Миэль.
Дверь хлопнула, скрипнула от крепких наложенных чар. Я кинулась на нее, но лишь кулаки отбила и ноготь сломала. Керроу меня надежно запер – подальше
Да какого гхарра тут вообще происходит?
Кое-чему я давно перестала удивляться. Фиолетовым ниткам, выпрыгивающим из пальцев, и шастающим по коридорам исчадиям мрака… Своей тяге к Рэдхэйвену и попыткам Райса затащить меня на свой факультет… Но мой нестабильный, склонный к разрушениям мир прямо-таки превзошел себя! Подкинув на моем пути златоглазую Тьму и убийцу-ректора!
– Нет, это уже слишком, – возмущенно бубнила я, наворачивая круги по крошечному чулану и потирая отбитые ладони. – Такое только в сказках бывает! В идиотских Рисскиных книжках про легендарных небожителей! А со мной… со мной…
Я хлюпнула обреченно и уселась обратно на ящик. Он тут один был такой удобный и стоял ровно посередине. Можно было с комфортом дожидаться убийцу, косясь на запертую дверь.
– Разве это нормально? – упрямо допытывалась у потолка, задирая голову. – Чтобы у моего жениха разом оказались мать-чудовище и друг-маньяк? Ну что за нелепые совпадения?
Лучше бы я и дальше читала научные труды и мастерила бытовые плетения. Это была очень уютная раковина! И тот, кто меня из нее вытащил, впутав в весь этот кошмар… Ух, как бы я его!..
Я снова вскочила с ящика и начала ходить от угла к углу, как маг-патрульный в Аквелуке.
За чем ушел ректор? Что такое блестящее он хочет забрать и у кого? Как связаны проклятые двери с поломанным барьером?
И какого гхарра Рэдхэйвен решил, что опасность угрожает мне… мне, а не ему?
Ведь ясно же: будь это блестящее у меня, Керроу не оставил бы меня тухнуть от отчаяния в пыльном чулане. Как совершенно ненужную игрушку, с которой можно потом поиграться. Но можно и забыть тут навсегда.
– Думай, Эйви. Думай, – велела своей гудящей голове, которой как никогда надо было постараться.
А та вместо связных мыслей подкидывала мне панику, страх, беспокойство. И жуткие догадки о том, куда пропал Данн.
Мы ведь договорились, что он будет ждать меня тут, возле лестницы! Я сама настояла на этом, заявив, что багаж, как современная девушка, донесу сама. И самодовольный хитанец уступил… В одном случае из ста, но уступил.
Вархова Миэль! Если бы она меня не напугала, я бы не побежала наверх и осталась бы дожидаться Даннтиэля внизу. Но как было не испугаться? Когда она глядела так, будто сожрать хотела, разглагольствуя о моем приятном аромате?
Как мило, когда твоя свекровь – Тьма! Она планировала заглянуть на свадьбу или ограничилась бы поздравительной открыткой?
Ну почему он не
Поссорились они из-за меня, как неловко! Нормальные семьи ругаются из-за цвета штор в гостиной или из-за меню на праздник. А вовсе не из-за того, что мать чуть не слопала невесту сына на десерт.
И ведь дался ей мой запах! Им всем…
«Ты готов довериться моему подтверждению?» – смеялась Миэль над обескураженным сыном. А потом сообщила, что ошибки нет. И по Эррену действительно ходит пробужденная Ир-Нийяра.
Ящик подо мной снова скрипнул. Ладно, к гхаррам… у меня полно времени на размышления. Мое любимое занятие, всегда приносящее покой. А панику развести я всегда успею.
Живо вспомнился последний разговор с Риссой. Она на всей этой доварховой ерунде гхаррово копыто съела.
Я сразу спросила у нее, кто такой «Ир» и зачем ему эта «Нийяра»? Ответ был в лучших традициях религиозных сказок, так любимых подругой. И так нелюбимых мной, дочерью махровой атеистки.
«Дословно с гар-хинанского «Ир» переводится как «бог». «Нийа» – возлюбить. «Яра» – «та» или «она»… По сути, «та, которую любит бог».
В каком смысле бедную Яру будет любить этот Ир – легенды умалчивали. Может, в благородном общечеловеческом. А может, и во всяких разных смыслах, включающих трение. Добровольное и полюбовное.
Почему «нийяры» не доживали до персонального «долго и счастливо», я тоже не поняла. То ли теоретик из меня так себе, то ли я плохо вслушивалась в бормотание Рисски, заталкивая в чемодан пару довольно тонких сорочек.
Если сияние Яры даровано самим мирозданием и предназначено для конкретного Ира, то какие к ней вопросы у других богов? Разве это законно – брать чужое?
– Возлюбленная, жена, боевая подруга, единственная, советник, любовница… Как только ни трактовали роль нийяры в жизни Ира, – вещала Рисска с подоконника, пока я, хорошенько пораскинув извилинами, добавляла третью сорочку к первым двум.
Может, потому чемодан и весил столько: он был доверху набит моим смущением. А еще ожиданием. И предвкушением.
– Кто их разберет, жителей золотых облаков? Нам, смертным, не дано, Эйви… Одно скажу точно: на них никогда не смотрели, как на простушек или как на артефакт для подзарядки.
Юная нийяра, в которой только-только пробуждалась сила, уже знала, какая великая судьба ей уготована. Понимала, что едва достигнет совершеннолетия, она обретет в лице Ира свое счастье. Свою защиту. Свое будущее. Неизбежное, неотвратимое…
– И откуда бы она могла узнать, что станет чьей-то там нийярой?