Проклятие знания
Шрифт:
Белла отмахнулась:
— Он тоже мерзкий. Зачем обращаться к темной магией, если простым ножичком можно добиться того же? И я не назвала самую мерзкую вещь — артефакт Вечных Кошмаров. Два штуки.
— Два? — удивился Сириус.
Артефакт этот был запрещенным к производству, а уж свойства у него по-настоящему неприятные. Этот медальон не только зомбирует жертву, заставляя ту постоянно испытывать страх и острое нежелание расставаться с медальоном, но еще и передает силы жертвы владельцу артефакта. Темные раньше использовали подобные вещички для того, чтобы повысить собственные силы для ритуалов. Потом
— Не удивлюсь, если наш прадедушка заказал парочку, предчувствуя их скорый запрет, — пожала плечами Белла.
— Ну раз их два, то один точно можно пустить на благое дело. Что там еще более-менее сильное есть? Рабский ошейник?
— В смысле — один? — от возмущения Белла даже привстала со стула. — Ты хочешь оставить второй?
Сириус закатил глаза, в очередной раз поражаясь противоречивому характеру Беллы. Как женщина, которая так яростно бросается на любого обидчика, может быть настолько наивна в своем отношении к жизни?
— Он может быть полезен, — уклончиво ответил Сириус. — Изготавливать их нельзя, так что я бы предпочел оставить один на случай форс-мажорный обстоятельств.
Белла недовольно поджала губы, а затем озвучила тот вопрос, который себе постоянно задают все оставшиеся в живых Блэки:
— И почему я — бешеная ведьма Блэк, темная, злая и ужасная, а вы — все такие рыцари в белом? Вы злее меня.
— Мы не злее, Белс, — покачал головой Сириус. — Мы просто недоверчивы и мстительны. Как и положено темным. А в кого ты такая — я категорически не понимаю.
Белла недовольно цокнула языком, но и не подумала обижаться на кузена. Если Нарцисса в семье выделялась цветом волос, то Белла — характером, который вообще мало подходит темной ведьме.
Белла, хоть и переехала к Фрэнку, официально замуж за него так и не вышла. Не сказать, что Лонгботтом не пытался — он был весьма настойчив в уговорах, но Белла была так же настойчива в своем нежелании снова выходить замуж. Даже за Фрэнка. Можно даже сказать — особенно за него.
Но чем меньше времени оставалось до Рождества, тем слабее Белла верила в правильность своего решения. Она могла казаться сколько угодно вспыльчивой, упрямой, резкой… но она больше любой из сестер зависела от мнения близких ей людей. Все об этом знали, так что и уговаривали строптивую Блэк практически всей семьей — сестры напрямую, дочь осторожными вопросами о свадьбе, а Сириус — типичными насмешками. Поэтому Белла металась, нервничала, закатывала истерики, а потом ревела из-за того, что она ужасный человек и портит жизнь своему не-мужу.
Фрэнк терпел все это с традиционной для его семьи невозмутимостью, успокаивал любимую женщину и был уверен в том, что скоро все наладится. Его мнение общества не интересовало, его даже недовольство матери не могло переубедить в принятом решении: ему нужна Белла Блэк, пусть даже она та еще истеричка. Если уж быть предельно откровенным, ему в ней больше всего и нравилась ее эмоциональность. Пусть даже она закатывает скандалы в лучших традициях
Способ, которым решили извлекать крестражи, нельзя назвать изящным. Пришлось привлечь к делу не только Бенедикта, но и всех вассалов Сириуса. Андромеда ворчала: дескать, не так уж дороги реликвии основателей, чтобы из-за них столько ценных темномагических ингредиентов тратить. Но тут было уже дело не столько в выгоде и не столько в желании сохранить артефакты, сколько в банальном упрямстве Сириуса и Бенедикта. Оба немало сил вложили в поиск решения, поэтому запланированный ритуал был скорее капризом двух темных исследователей, чем действительно необходимым событием.
И ритуал сработал. Крестраж был полностью перенесен в другое хранилище, затем то же самое проделали с двумя остальными темными артефактами, поэтому к Рождеству всё было готово к уничтожению хранилищ души. Осталось дело за малым — провести ритуал очищения скверны для чаши Хаффлпаф. Этот артефакт был светлым, так что не было смысла все усложнять. Молодой ковен займется этим на каникулах. Но это будет позже. С поезда дети разъезжались по домам — вплоть до Рождества у них полноценные каникулы, без ритуалов, взрослых проблем и темной магии.
Сириус даже не поехал встречать Гарри на вокзал — он все равно по старой традиции сначала отправиться к Дурслям. Поэтому магический автомобиль вел Ремус. Он улыбался, слушая как Говард обсуждает с Гарри и Мишель ритуалы, и как одновременно с этим Одри восхищенно рассказывает Белле "какой Фрэд классный". Белла потерянно хлопала ресницами — она явно не была готова к тому, что ее дочь настолько влюбилась и уже начала думать о том, в каком цвете будет оформлена ее свадьба — после того, как Одри закончит школу, разумеется.
К разговору Одри прислушивался и Говард. Несмотря на то, что большую часть времени Одри проводит с матерью, она все равно на всех каникулах заезжала к нему, Говард был для девочки все так же дорог. И она была ему как дочь — в конце концов, он растил ее с младенчества, так что проблемы взбалмошной девчонки его пугали даже сильнее, чем ее мать.
Поэтому, когда Белла камином ушла домой, а Гарри окопался с Дадли в доме Дурслей, Говард решил немного поговорить с девочками о любви. Одри — пятнадцать, Мишель — четырнадцать. Самое время совершать глупости. Особенно, если с ними все обычно говорят, как с детьми, которыми они себя нисколько не считают.
— Итак, ты влюбилась, — сказал Говард, усаживаясь в свое любимое кресло.
Одри хихикнула:
— Такие знакомые интонации. Я помню, как раньше ты точно так же говорил "Итак, ты разбила окно".
Говард улыбнулся, но все равно с долей осуждения покачал головой. Но Одри мало беспокоили его эмоции, она продолжала тараторить, найдя свободные уши. Говорила и о Фреде, и о том, какой он классный, и каким было их первое свидание… в общем, радостно рассказывала Говарду то же, что до этого обсуждала с матерью.