Прокурор
Шрифт:
– О-о, - протянул он, - тяжеловата... И все же хочу от тебя самого услышать. В двух словах.
Захар Петрович вдруг почувствовал, что говорить надо не о статье, хотя она и являлась поводом.
– В двух словах, - повторил за Железновым прокурор, - пора навести порядок на заводе. И поставить на место Самсонова.
Реакция была такая, какую Измайлов ожидал: Железнов откинулся на спинку стула и с удивлением посмотрел на Захара Петровича. Он знал это удивление - секретарь заинтересовался. Согласен или нет - дело другое. Главное - настроился на очень
– Заявление серьезное, - сказал он.
– Огульное, - не выдержал Чибисов.
– Бросаться такими фразами...
– Да вы посмотрите на весь стиль его работы!
– тоже не сдержался Измайлов.
– Что бы Самсонов ни делал, считает себя правым! Весь аппарат подчинил своей воле! И не считается ни с людьми, ни с общественностью! Ни с тем, что можно, ни с тем, что нельзя!
– На то он и руководитель, чтобы держать все нити в своих руках, перебил его Чибисов.
– Он обязан брать на себя ответственность. С него же и спрашивают.
– Не спрашивают, а подпевают!
– Но ведь главное делается! План!
– сердито доказывал председатель горисполкома.
– Это не бумага, это продукция! Реальные ценности!
– Но какими средствами?
– не отступал Захар Петрович.
– На заводе процветают в начале месяца прогулы, а в конце штурмовщина! Бесконечные авралы! Людей под конец месяца, квартала, года заставляют работать сверхурочно! В выходные дни переплачивают вдвое, втрое...
– Но ведь по закону...
– напирал Чибисов.
– В нарушение закона! Потому что трудовое законодательство точно определяет, в каких случаях и в каких количествах можно прибегать к сверхурочным работам! А на заводе? Мы подсчитали и ахнули! Это же разор государству!
– Спокойнее, товарищи, - произнес Железнов.
– Можно ведь без горячки.
– Приведу один пример, Егор Исаевич, - сказал Измайлов.
– Когда рабочие трудятся в выходные дни, им платят тут же, в цеху, в тройном размере.
Железнов покачал головой и мрачно сказал:
– Да, это уже не щедрость...
– Более того, - продолжал прокурор, - приказ о выдаче так называемых премий, надо же как-то оправдать такое расточительство, выходит на заводе уже после того, как деньги выданы! Как вы это назовете?
– с вызовом спросил он у Чибисова.
Алексей Кузьмич пожал плечами:
– Может быть, в отдельных случаях... Обстоятельства, знаете ли...
– Это недопустимо ни в каких случаях, ни при каких обстоятельствах, отрезал Измайлов.
– Это грубейшее нарушение...
– А возьмите борьбу с пьянством? Сплошной формализм.
– Но почему этим должен заниматься только директор?
– возмутился Чибисов.
– А партийная организация? Комсомол? Общественность?
– Они хотят заниматься...
– начал было Захар Петрович.
– А директор запрещает?
– саркастически усмехнулся Чибисов.
– Объективно выходит, что мешает, - невозмутимо сказал Измайлов.
– Это, по-моему, просто извращение фактов!
– воскликнул Чибисов.
– Уж кто-кто, а Глеб Артемьевич не
– Да, Захар Петрович, я тоже что-то не понял: как это Самсонов может тормозить борьбу с пьянством?
– сказал Железнов.
– Посудите сами, - ответил прокурор.
– Из медвытрезвителя шлют на завод письма о каждом, кто там побывал. Просят принять меры и сообщить...
– И правильно делают, - кивнул секретарь.
– А как на них реагируют на заводе?
– В том-то и дело, что по существу никак!
– ответил Измайлов.
– Не сообщают в милицию?
– решил уточнить Железнов.
– Нет, они посылают ответы: дескать, меры приняты, имярек обсужден на собрании или на заседании товарищеского суда, лишен премии или тринадцатой зарплаты... А на самом деле? Только в двух цехах товарищеские суды рассматривали подобные дела. А в других эти суды значатся только на бумаге. Что же касается собраний, то на них о вреде пьянства и необходимости борьбы с ним говорится в общих словах, без фамилий... Премий никто не лишался ни за пьянство, ни за прогулы. Напротив, многим, кто побывал в вытрезвителе и оплатил расходы по своему содержанию, завод выплатил премию. Как бы своего рода компенсацию... Я не стану перечислять всего, здесь подробно изложено, - показал прокурор на лежащую перед Железновым папку.
– Хочу только заметить, что директор во многом повинен лично. Он больше всего печется о внешних показателях благополучия дел на заводе. А люди? Ведь за каждым случаем алкоголизма может стоять разбитая семья, слезы, человеческие трагедии! Буквально перед тем, как идти в горком, мне позвонили из милиции. Я был потрясен!
– Что случилось?
– встревоженно спросил Железнов.
– Тихая, скромная, выдержанная женщина чуть не убила своего мужа...
Действительно, час назад Измайлову сообщили: та самая Будякова, у которой муж в свое время был ограничен судом в дееспособности, набросилась на супруга. Он спускался по лестнице с аквариумом в руках. Аквариум принадлежал сыну Аркаше, сбежавшему из дому из-за пьянства отца. И вот эту дорогую для сына вещь Будяков решил продать, чтобы иметь деньги на выпивку. Доведенная до отчаяния женщина так толкнула мужа, что он покатился по лестнице и был сильно покалечен. Его увезли на "скорой помощи".
Об этом и поведал сейчас прокурор.
– Пусть хоть сто лекторов приедут из Москвы, - горячо продолжал он. Пусть хоть весь завод обклеют плакатами! Но если не смогли предотвратить несчастья одной семьи, отдельно взятого человека, грош цена всему этому! Вот вы говорите: встречи за самоваром, - повернулся Измайлов к Чибисову. А кто сидит за этим самоваром? Три-четыре работницы пенсионного возраста. А десятки молодых парней после смены прямо с проходной - в рюмочную. Знаете, о чем я говорю?
– Председатель горисполкома неохотно кивнул. Всего пятьдесят метров от заводских ворот...