Прокурор
Шрифт:
– Ну, в качестве своего зама Захар Петрович меня пока что использовал мало, - усмехнулся Геннадий Сергеевич.
– Боится загружать?
– Наоборот. Сразу же подкинул дело, но... Сейчас я в роли следователя.
Авдеев не мог понять, что кроется за усмешкой Ермакова, и на всякий случай решил защитить Измайлова:
– Да, со следовательскими кадрами у вас прямо швах... Ну, ничего, скоро пришлем, так сказать, боевое подкрепление.
– Да вы не подумайте, что я жалуюсь, - спохватился Ермаков.
– Дело интересное. По нему и приехал к вам.
"Слава богу", -
– А почему ко мне?
– Вы ведь осуществляете надзор за следствием, что ведет Гранская. Ну, связанное с Южноморском.
– Я.
– Не знаю, Владимир Харитонович, - не очень уверенно начал Ермаков, может быть, это преждевременно... Короче, хочу посоветоваться.
– Пожалуйста, давайте, - с готовностью откликнулся Авдеев.
– Понимаете, дело, которое поручил мне Измайлов, касается Гранской. Вернее, покушения на ее...
– Геннадий Сергеевич на секунду запнулся, мужа...
– Профессора Шебеко?
– Да.
– Об этом я знаю. Инга Казимировна рассказывала.
– Мы работали над двумя версиями - несчастный случай и покушение на убийство... Так вот, работники угрозыска вышли на одного человека. Некто Анегин...
– Как, как вы говорите?
– подался вперед Авдеев.
– Анегин. Евгений Иванович. А он проходит по делу южноморской шайки.
– Да-да, - нетерпеливо перебил Владимир Харитонович.
– Он что, был в тот день в Зорянске?
– Так точно, - кивнул Ермаков.
– Анегин появился в нашем городе всего на несколько часов, но именно в эти-то часы стреляли в профессора Шебеко.
Он замолчал.
– Дальше?
– У Анегина под Южноморском имеется нечто вроде загородного поместья. Конюшня, тир с набором охотничьих ружей...
– Это точно: поместье, - усмехнулся Авдеев.
– Прямо барин. Подпольный.
Ермаков положил на стол несколько коробочек, в которых лежали на вате сплющенные кусочки свинца.
– Вот смотрите, - начал объяснять Ермаков, - эта пуля ранила профессора. Ее извлекли из сиденья его "Волги". Оружие, из которого она выпущена, нарезное, калибр 5,6... Остальные пули, - указал Ермаков на другие коробочки, - из ружей и карабинов, принадлежащих Анегину. Их удалось добыть в его сарае-тире... По мнению специалистов, вот эта пуля, пододвинул он одну из коробочек поближе к Авдееву, - тоже калибра 5,6 и отстрелена из нарезного оружия... Нам также известно, что у Анегина имеется ружье ТОЗ, нарезное, калибр 5,6... У нас, в Зорянске, как вы знаете, провести баллистическую экспертизу нет возможности. Вот, привез, чтобы провели здесь.
– Понятно, - кивнул Авдеев.
– Какие у вас затруднения?
– Сейчас объясню. Последнее слово, разумеется, за лабораторией судебных экспертиз, так как пока точно нельзя сказать, что эти две пули выпущены именно из одного ружья. Но все же я должен поставить в известность Гранскую. Как следователя, ведущего дело по Южноморску. А с другой стороны, тут же отстранить ее от ведения этого дела. Как лицо заинтересованное. Потому что в данном случае не важно: стреляли в нее или Шебеко... И что мне, по-вашему, делать?
Владимир
– Действительно, Гранская не может дальше вести дело. Как ни жаль. Следствие подходит к концу, и, прямо скажем, Инга Казимировна хорошо потрудилась...
– Понятно, что жалко. Но надо!
После некоторого размышления Владимир Харитонович сказал:
– Давайте подождем результатов экспертизы. Чтобы наверняка. Ну а уж если подтвердится, что в Шебеко стреляли из карабина Анегина...
– Владимир Харитонович развел руками.
– Хорошо, - согласился Ермаков.
– А Гранской пока ни слова, - попросил помощник областного прокурора.
* * *
У Виктора Берестова выдался жаркий день. С утра повез режиссера и оператора в "Зеленый берег" - отснять последние кадры для передачи. Баринова настояла на том, чтобы показали Крутоярова и его образцовое хозяйство. Ассистент Лядова перепутал кассеты, и пришлось мотаться с ним в город и обратно. Затем надо было отвозить теледеятелей после съемок в Южноморск. Так что заскочил Виктор на фабрику лишь после обеденного перерыва. Зашел к директору - не будет ли каких распоряжений.
У Фадея Борисовича сидел Боржанский. Заремба нервно прохаживался из угла в угол.
– Как некстати пришли на фабрику работники ОБХСС!
– сокрушался он.
– А когда они были кстати?
– пошутил главный художник.
– Черт, телевизионщики еще здесь...
– Не волнуйтесь, - вмешался Виктор, - на фабрике у них нет больше дел. Осталось только посадить в поезд...
– А перед этим - прощальный ужин в ресторане, - улыбнулся Герман Васильевич.
– Для закрепления, так сказать, хороших впечатлений...
– Да-да-да, - с облегчением произнес директор.
– Я даже подготовил небольшую речь.
– Тост, - поправил главный художник, не переставая улыбаться.
– Послушай, Виктор, - вдруг обратился Заремба к Берестову, - ты, кажется, еще не обращался в дирекцию за материальной помощью?
– Так ведь работаю всего ничего!
– удивился Берестов.
– Да и не нуждаюсь...
– Это не имеет значения, - бросил Боржанский.
– Твое дело - написать заявление.
– В связи с семейными обстоятельствами.
– Заремба пододвинул шоферу чистый лист бумаги и авторучку.
– Конечно, это не совсем по закону, смущенно оправдывался Фадей Борисович, - но надо же как-то оплатить банкет. Иначе через бухгалтерию не проведешь... Слава богу - недорого обошлось.
– А кому отдать деньги?
– уразумел наконец Берестов, что к чему, хотя прекрасно понимал, что на банкет будет истрачено куда больше, чем ему причиталось.
– Нам, - сказал Боржанский.
Заявление Заремба оставил у себя и отпустил шофера.
Берестов отправился в дом отдыха. За Бариновой. В последний раз. Она уезжала со съемочной группой.
Журналистка всю дорогу была задумчива.
– Ну как, получится передача?
– спросил Виктор.
Флора махнула рукой. Было видно, что она недовольна. Лезть с расспросами Виктор не стал. Баринова сама перевела разговор на Надю и Павлинку, просила передать привет.