Прокурор
Шрифт:
– На свадьбу обещали, - напомнил Берестов.
– Приеду!
– заверила Флора.
– Обязательно дайте знать.
– На деревню дедушке?
– усмехнулся Виктор.
– Ах да, простите, - виновато спохватилась Баринова и, вырвав из блокнота листок, написала свой адрес.
– Теперь порядок, - сказал шофер, пряча бумажку в карман.
Оставив журналистку в гостинице, он помчался на фабрику. Не терпелось узнать, чем кончился визит работников ОБХСС.
Только он поставил машину у административного здания, подошел Боржанский.
– Жми в бухгалтерию, - приказал
– Ну как?
– не удержался шофер.
– Затем к Анегигну, - словно не слыша вопроса, сказал Герман Васильевич.
"Помощь", выделенная Берестову, равнялась пятидесяти рублям.
Когда он заглянул в СЭЦ, Евгений Иванович встретил Виктора с нескрываемой радостью.
– Все в ажуре!
– сообщил он.
– Ушли ни с чем. Еще и извинялись. Евгений Иванович довольно потер руки.
– Видите, значит, Мурадян...
– Т-с-с!
– приложил палец к губам начальник СЭЦа.
– Без фамилий.
Берестов положил на стол деньги, полученные в бухгалтерии.
– Что это?
– удивился Анегин.
– На банкет телевизионщикам.
Евгений Иванович расхохотался.
– Ну, Витюня, ты даешь! Сколько тут?
– Пятьдесят.
– А банкет обойдется раз в пять дороже!
– Анегин достал солидную пачку десятирублевок, приложил к деньгам на столе и пододвинул к Виктору: - Это тебе за... В общем, сам знаешь...
– Для чего тогда весь этот цирк?
– недовольно пробурчал Берестов, загребая деньги.
– Заявление, помощь...
Евгений Иванович откинулся на спинку стула.
– Герман трус, - презрительно процедил он.
– Боится всего патологически.
– Глаз у него поэтому дергается, да?
– поинтересовался Виктор.
– Хрен его знает!
– в сердцах произнес Анегин.
– Может, от психа. Как-то признался, что тик его еще в детстве мучил. И прозвище у него было - Моргунчик... В общем, псих и трус. Устраивает спектакли даже перед Племяшем...
– А почему нашего директора так прозвали?
– Говорят, Капочкин дядя в Москве занимал в свое время большой пост. В плановом отделе какого-то министерства. Ну и не давал Фадею Борисовичу тонуть. Завалит Заремба очередное вверенное ему производство - тут же звонок. Переводят на новое. Короче, опекал Фадея Борисовича по-родственному. Так и пошло: Племяш да Племяш...
Шофер понимающе кивнул, помолчал, потом преданно спросил:
– Пойду, или будут поручения?
– Будут, - серьезно сказал Анегин и, наклонившись почти к самому уху Виктора, шепнул: - Герман хочет встретиться с Мурадяном.
– Понял, - откликнулся Берестов.
А Евгений Иванович уже громче продолжал:
– Сегодня вечером есть работа. После проводов телевизионной гоп-компании.
– Годится, - весело произнес свое любимое словечко шофер...
...Проводы устроили в "Кооператоре", в малом банкетном зале, имеющем отдельный вход. Кроме официантов прислуживал чуть ли не сам директор ресторана, друг Анегина.
Отъезжающих накачали спиртным и обкормили деликатесами в рекордно короткий срок. Единственным человеком, кто ничего не пил, была Флора Баринова. На этот раз Евгений Иванович держался от нее подальше, хотя и предложил первый
Режиссер Стариков и оператор Лядов вышли к поджидавшему автобусу и машине Фадея Борисовича очень нетвердой походкой. Не говоря уже об ассистентах и осветителях. Кое-кого Анегин и Берестов буквально вынесли на руках.
На вокзале Лядов, почти по-родственному лобызая Евгения Ивановича, сказал ему на ухо:
– Все будет тип-топ!
– И, громко икнув, добавил: - Ты, Женчик, мужик что надо!
"Мужик что надо" оставил в купе режиссера и оператора шесть бутылок коньяку.
– Наконец-то эта сучка смоталась, - сказал Анегин Виктору после того, как они проводили работников телевидения и, завезя домой Зарембу, остались одни.
– Без нее спокойнее, - подтвердил Берестов.
– Нет, ты видел?
– кипел начальник СЭЦа.
– Ни капли вина не проглотила! Даже до икры не дотронулась... Все принюхивалась да присматривалась... А на вокзале? "До свидания, товарищ Анегин!" передразнил он Баринову писклявым голосом.
– В гробу я хотел бы ее видеть! Хоть бы для приличия сказала спасибо. За то, что носились с ней как с писаной торбой...
Он еще некоторое время поносил журналистку последними словами.
– Да будет вам, Евгений Иванович, - успокаивал его шофер.
– Далась она вам. Нашли из-за чего нервы портить...
– Тоже правильно, - сказал Анегин.
– Не стоит она моего здоровья... Давай, Витюня, на Виноградную улицу.
– Евгений Иванович неожиданно повеселел, что нередко случалось с ним после мрачного настроения.
– Мы, парень, не только джинсами пробавляемся...
На Виноградной они забрали два объемистых тюка, которые еле поместились в багажник "Волги". Потом двинулись на Лиманный проезд.
В тюках оказались белоснежные майки с коротким рукавом и вырезом под шею. Передавая их бойкой девице, Анегин представил ей Виктора как человека, с которым она будет иметь дело впредь.
Девица вручила им готовую продукцию - такие же майки, но уже с рисунком на груди. Штампы с участниками ансамбля АББА, Михаилом Боярским, Аллой Пугачевой, а также с "заграничными" сюжетами - ковбоями, старинными автомобилями времен начала века, головами африканцев, украшенными перьями, - изготавливались, по словам Евгения Ивановича, в экспериментальном цехе. Девица лишь делала красящий раствор (доставать красители теперь тоже должен был Берестов) и штамповала рисунки на майки. Так что Виктору еще придется время от времени отвозить надомнице новые штампы.
– Чтобы не приедалось покупателям, - сказал Анегин, когда они вернулись к "Волге".
– Клевые маечки, - похвалил Виктор, трогая машину с места.
– Идут здорово?
– Что ты! Нарасхват! Прямо как в бездонную бочку, ей-богу! Самое смешное: в газетах ругают моду на такие майки, а спрос... все равно растет. В магазинах-то примитив! Олимпийский Мишка. Это в лучшем случае. Да и то не лежат на прилавке...
– Это точно, - кивнул шофер.
– То-то же!
– гордо заявил Евгений Иванович и приказал: - Останови возле автомата. Герман просил позвонить, как проводили.