Промежуточный человек
Шрифт:
Но тут его остановила Анна Васильевна, объяснив, что ветром огонь может перебросить на постройки и с костром надо бы повременить — до затишья. Согласившись с разумными доводами, Геннадий укатил в город.
Через неделю на участке появились двое рабочих на тракторе с прицепом, мусор был погружен и увезен. По приезде, растроганный таким неожиданным сервисом, Дубровин тут же отправился в контору. На крыльце он встретил Александра Онуфриевича. Начали с погоды и видов на урожай, потом Геннадий сказал несколько смущенно:
— Слушай, там с бурьяном этим… Неудобно как-то. Надо
— Да, да, — засуетился Саша. — Хорошо, что ты напомнил. Зайди в бухгалтерию. Там тебе начислили. Рублей двадцать семь… За заготовку веткорма.
— Чего?! — переспросил Геннадий, почувствовав, что начинает сходить с ума.
— Веткорма, — невозмутимо ответил Саша. — У тебя почти трехдневная выработка. Из нормы по полтораста кило в день… Ну, я побег…
Александр Онуфриевич куда-то торопился и, вскочив в кабину подрулившего самосвала, укатил, так и не завершив объяснения.
Объяснилось же все назавтра. И до безумия просто.
Назавтра я проснулся оттого, что Геннадий тревожно тряс меня за плечо.
— Что случилось? — спросил я, продирая глаза.
Спалось на сене сладко, солнце стояло уже высоко.
— Приехали. Сидят на деревьях.
— Кто?
— Интеллигентные с виду люди. Все ломают и крушат. Невообразимо.
У реки и впрямь творилось нечто невообразимое. Гудели машины, лихо подкатывали трактора. Множество людей, одетых по-спортивному, что выдавало горожан, с ожесточением ломали, рубили, пилили деревья и кустарник, охапками грузили ветки на машины. Федор Архипович возбужденно носился между ними. Отдавал какие-то команды, азартно покрикивал. Азарт организатора в нем был…
На Дубровина больно было смотреть. Даже стремясь специально ему досадить, трудно было б придумать что-либо более злое…
Дело в том, что на заросли у реки в самом начале лета уже наваливалась беда. В несколько дней вся листва на них была, как паклей, опутана белой паутиной, потом в ней расплодились в бесчисленном множестве какие-то личинки, образовав омерзительные клубки. Распространившись, они обожрали всю зелень. Деревья казались безнадежно погибающими, что вызвало крайнее беспокойство Геннадия, который, несмотря на уверения Анны Васильевны, что все обойдется, бросился принимать меры. Умчавшись в город, он не поленился разыскать знакомого директора Института защиты растений и даже привез ему спичечный коробок с собранными личинками.
— Нельзя ли все это как-то химически обработать? Какой-нибудь вашей дрянью?
— Обработать мы все можем. Только…
— Что только?
— Боюсь, что от нашей, как ты тонко подметил, дряни вокруг твоего дома вообще ничего не будет расти…
Это Дубровину не подходило. Ландшафт вокруг Ути он слишком ценил. Неужели нет ничего безвредного?
— Самый безвредный способ — это направить к тебе десяток наших девушек-практиканток. Очистят твои аллеи, как пчелки, — пошутил директор. — Боюсь только, что от работы они своим присутствием тебя как бы отвлекут…
В иной ситуации идея с практикантками Геннадию, который никогда не был чужд плотских радостей, пришлась бы по душе. Но сейчас
— Мне бы твои заботы, — вздохнул директор. И тут же поспешил Геннадия успокоить: — Да не волнуйся ты и не переживай. Один хороший дождь — и все будет в порядке. Соседка права, оклемаются твои деревья…
Дождь пошел, и деревья действительно оклемались.
Еще вчера, проходя мостками, Геннадий с радостью отметил, что ветви столь милой его сердцу аллеи уже полностью оделись новой листвой.
И вот сейчас все вокруг снова было голым.
— Что они делают? — спросил Геннадий, отыскав среди приезжих Александра Онуфриевича.
— То и делают, — ответил Саша многозначительно.
Здесь все и прояснилось с бурьяном. Оказывается, своим самоотверженным трудом по очистке участка наш доцент от кибернетики принял активное участие в большой и повсеместно развернутой веткозаготовительной кампании.
Лето выдалось в тот год сухое и жаркое. С середины мая до конца июня не было ни одного дождя. В сельском хозяйстве сложилась тяжелая, местами и вовсе критическая ситуация с кормами. Тогда и родилась идея провести силами горожан (и не в столь критических ситуациях приходящих селу на помощь) кампанию по заготовке веток.
Как и всякая кампания, эта приняла грандиозные масштабы. На ветки были брошены все. Предприятиям, организациям и учреждениям доведены были нормы заготовок на каждого работника. Как и во всякой крупномасштабной кампании, не обошлось без нелепиц и издержек. В стремлении ответственных организаторов любой ценой выполнить нормы и задания в сенажные траншеи вместо молоденьких побегов сваливались чуть ли не целые стволы. В масштабном деле не до учета местных условий. Все были брошены на ветки, в зачет заготовителям шли только ветки, ну еще всякий сорняк, бурьян — все, кроме травы. Даже если трава пропадала под ногами веткозаготовителей, косить ее не разрешали.
— Вот сколько бы вы мне заплатили, — спросил Дубровин, — накоси я целый прицеп сена?
Александр Онуфриевич вопрос понял, ответил смущенно. Что-то про расценки и нормы…
Зато Федор Архипович, подошедший, все доходчиво объяснил.
— Сено не в счет, — сказал он важно. — Велено веткорм, вот и давай веткорм… Или газет не читаем? — Помолчал. Помолчав, добавил: — А что сено? В газете прописано, что питательных веществ в ветках даже больше…
Анна Васильевна, тоже, разумеется, к разговору подоспевшая, не удержалась от подначки:
— Бес ее забери, эту корову! Как это она раньше не наладилась — деревья обгладывать…
Вечером Геннадий просматривал газеты. Целую пачку, взятую на почте.
Газеты пестрили сообщениями с мест. На ветки направлены были десятки тысяч горожан. Печатались сводки и отчеты. Поднимались проблемы: людей нужно было размещать, обеспечивать горячим питанием, инструктировать и обучать. Да, обучать, потому что большинству из них никогда не приходилось делать такую работу. Не было навыков обращения с режущим инструментом, не было и инструмента, достойного масштабов кампании.