Промежуточный человек
Шрифт:
Одна из газетных вырезок, собранных тогда Дубровиным, у меня сохранилась. Он ею особенно дорожил.
730 килограммов веток заготовил за день коммунист Александр Петрашкевич [1] . Заготовить в день 150 килограммов веток каждому — норма высокая. Об этом не раз доводилось слышать и от тех, кто непосредственно работает на заготовке корма, и от руководителей хозяйств.
Но вот известие: представитель шефов — заместитель главного конструктора завода Александр Степанович Петрашкевич, — будучи на заготовке в колхозе «Прогресс», довел дневную выработку на ветках до 730 килограммов!
Сначала о рекорде и не помышляли. Куда там — всего по 60 килограммов веток на брата выходило!
И
Попробуй угонись с ножом или топориком!
В тот же день А. С. Петрашкевич и поставил свой личный рекорд — нарубил 730 килограммов веточной массы. Весть о новой «технике» далеко разошлась. Все сразу оценили ее преимущества. К изготовлению секачей приступила районная Сельхозтехника, партия их пришла с завода.
Теперь все в кормодобывающем отряде работают по новому методу. Освоить его несложно. Зато выгода налицо: производительность труда круто пошла в гору…
Выработка на каждого члена отряда составляет сейчас 245 килограммов веточного корма. Коллектив ставит задачу выйти на трехсоткилограммовый рубеж».
1
Фамилию я изменил.
Рядом большое фото: А. С. Петрашкевич в зарослях с секачом собственной конструкции.
— И все это в республиканской партийной газете, на первой странице. И не под рубрикой «Нарочно не придумаешь», а под рубрикой «Внимание, опыт!», — недоуменно пожимал тогда плечами Геннадий. — Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе? Как сказал поэт…
Повседневные заботы, как уже отмечалось, лечат и отвлекают.
Геннадия они от истории с ветками отвлекли. Деревья и на сей раз оклемались, правда лишь в следующем году. А сейчас, по прошествии нескольких лет, эпопея с ветками, канувшая в Лету и заслуженно вставшая в бесконечный ряд других нелепиц и несуразиц, не вызывает у ее участников уже ничего, кроме веселья. Но тогда Дубровину, помнится, было не до смеху. Деревенька, так ему полюбившаяся, стояла голой.
— Килограмм веточной массы, — говорил Геннадий с досадой, — содержит втрое меньше кормовых единиц, чем солома. — Он отыскал эти сведения, порывшись в каких-то справочниках. — Если все будут, занимаясь заготовкой веткорма, выполнять установленную норму, то каждому из нас не удастся прокормить и по одной корове. А если выйдем на «трехсоткилограммовый рубеж», не хватит веток. Человечество на своей заре оттого и перешло к культурному земледелию, что на прокорм одомашненных животных не хватало листвы… Между прочим, в современных условиях, при современной технике один человек за день может заготавливать до ста тонн сена. Такая техника уже есть. Правда, пока еще не на наших полях…
В тот вечер мы снова говорили… о Федьке.
С самими веткозаготовителями, как и с теми, кто мобилизовывал их усилия, и с теми, кто эти усилия печатно прославлял и пропагандировал, все было ясно. Люди они в большинстве своем для села случайные, пришедшие сюда не своим умом, а от партийного энтузиазма и движимые отнюдь не теми мотивами, которые побуждают нас к смене занятий и перемене мест, поэтому и не о них здесь речь. Но Федька…
— В оценке любого дела, — говорил Геннадий, все еще пытаясь оставаться на привычном для него уровне, — главную роль играет его результат. Если результата нет, именно Федор Архипович должен был первым восстать, воспротивиться несуразной, бесполезной и даже вредной работе. Он должен был отказаться выписывать и закрывать наряды на никому не нужную работу. Но он не восстал и не отказался, вполне благополучно при этом деле существуя, никак от его результатов не завися. Возможно это лишь в одном случае, — говорил Дубровин, — если от него этой целесообразности никто и не требует. Если над головой у Федьки надежная и непротекающая крыша…
Глава девятая
КРЫША
— Чтобы
Это Дубровин о… Впрочем, понятно о чем.
Надежной и непротекающей крышей над головой совхозного бригадира могли быть только они, как называла Анна Васильевна все совхозное начальство.
— Подкосили нас шефы со своей помощью, — вздыхал Виктор Васильевич при встрече. — Ветки в корм нам отродясь были не нужны, скот наш все равно их не ест.. Места здесь низкие, засуха не сказалась. Но команде была — только ветки. И выработка, чтобы не меньше десятки на день. Такая установка. Вот и накрутили зарплаты…
На ветках этих Виктор Васильевич и погорел. Обладая, в отличие от Федьки, и способностью, и потребностью рассуждать житейски, директор сразу увидел бесполезность затеи. Но объяснять, доказывать что-либо в инстанциях он не стал, а решил попросту схимичить: приехал с совещания, глянул на результаты первого дня работы веткозаготовителей и поставил их на свой страх и риск на другую работу: косить траву с неудобиц, куда техникой не подойдешь, полоть свеклу… да мало ли дел в захудалом хозяйстве! А отчитывался как за ветки…
«Сгорел» Василич быстро и бесшумно. «Химия» его с фиктивными нарядами всплыла, дошла до самого верха, откуда тут же примчалась комиссия. Факты приписок подтвердились, доводы о рациональности — платили, мол, не больше, чем на ветках, но хоть за полезный труд — никакого успеха не имели. И через две недели он уже возглавлял какую-то районную службу. Что-то вроде станции искусственного осеменения…
Проезжая субботним утром на автобусе мимо его дома, мы увидели бывшего директора в палисаднике — голым по пояс, с завязанным по углам носовым платочком на голове. Неторопливо и умиротворенно Виктор Васильевич обрабатывал тяпкой цветочную клумбу под окном. Увидев нас, помахал рукой, приветливо улыбнулся. Улыбнулись и мы, поняв, что чувствует себя Виктор Васильевич в новом качестве совсем неплохо. За многие годы работы сначала председателем колхоза, потом директором совхоза такую субботнюю роскошь он смог себе позволить, пожалуй, впервые.
Новый директор, присланный из соседнего хозяйства, где он был главным зоотехником, оказался человеком молодым, энергичным и строгим. В разговоре прямым, а иногда и нарочито циничным, что бывает с ранними выдвиженцами. Во всяком случае, когда я при встрече поздравил его с назначением, он недовольно скривился:
— В жизни мне никогда не везло. Была бы должность стоящей, разве меня бы на нее поставили? На эти их дыры заплаты ставить…
А вступил он в должность в конце июля.
Прежний директор сеял. Новому предстояло жать. В сельском хозяйстве — как в медицине: отвечает тот, кто начинал. То есть морально за урожай этого года Петр Куприянович Птицын, как звали нового директора, не отвечал. Но кому от этого легче? Несмотря на молодость, он прекрасно понимал: завалишь уборку — останешься без кормов.
Сутки новый директор не спал. Трое суток не спал. Боролся за урожай. На четвертые сутки приехал секретарь райкома партии. Прождал директора в конторе часа полтора, не дождавшись, уехал. Вечером на районной радиолетучке «отметили» совхоз. Хорошенькое, мол, дело, когда руководителя в хозяйстве днем с огнем не сыщешь. Назавтра «по сигналу» приехал начальник районного управления сельского хозяйства. Снова не застал в конторе никого, кроме счетовода. На этот раз вечерняя летучка началась прямо с оценки положения дел в совхозе. Оценка, мягко говоря, была не очень высокой.
Выключив рацию, Петр Куприянович долго сидел молча. Руки по полированной поверхности директорского стола вытянул. Голову опустил. И произнес, ни к кому не обращаясь, совсем Архимедову фразу:
— Дайте мне два десятка хороших механизаторов, и я соберу урожай.
Хотя, несмотря на молодость, он прекрасно понимал, что не только двух десятков, но даже и двух хороших механизаторов сегодня ему никто не даст. Как и всего остального, для уборки необходимого. И всего необходимого для того, чтобы механизаторы в совхозе появились.