Промышленные кластеры и их роль в развитии промышленной политики региона

Кожинова Татьяна

Системная природа этого «ромба» обусловливает возникновение скоплений основных конкурирующих производств в определенной местности, что, в свою очередь, увеличивает и повышает интенсивность взаимодействий между названными факторами. По Портеру, «процесс образования кластеров и интенсивные взаимодействия между отраслями в кластере происходят наилучшим образом там, где рассматриваемые отрасли являются географически сконцентрированными» [127]. Поэтому существует очевидное сходство между схематичным изображением «ромба конкурентоспособности» в процессе образования кластеров, сделанным Портером, и «триадой» внешних эффектов от локализации промышленности Маршалла. М. Портер в основу определения кластера вкладывает понятие географической близости, но при этом не дает четкого определения, что под этим понимается.

Рис. 5. «Ромб конкурентоспособности» Портера и образование локальных промышленных кластеров

В действительности это понятие оказывается в высокой степени гибким, так как на самом деле кластеры можно обнаружить практически на любом уровне пространственного

агрегирования: «Они присутствуют в крупных и небольших экономических системах, в городских и сельских местностях, на нескольких географических уровнях (например, страна, штат, столичный регион, город); их географический размер может даже включать «совокупность соседних стран» [194]. Кроме того, «подходящее определение кластера может отличаться для разных местностей в зависимости от сегментов, в которых конкурируют участвующие фирмы, и от стратегий, которые они применяют» [190]. Такой подход к географическому аспекту дает неограниченные возможности при определении и применении этой концепции (табл. 1). С одной стороны, это понятие использовалось для определения групп отраслей и фирм, которые достаточно сильно связаны друг с другом (в смысле торговых взаимосвязей), но рассредоточены внутри страны без какой бы то ни было явной географической концентрации (это и представляет собой первоначальный способ использования «ромба конкурентоспособности» Портера). С другой – термин используется для обозначения локальной группировки похожих фирм в связанных отраслях на территории, являющейся в высокой степени пространственно ограниченной, как, например, кластер СМИ в Нижнем Манхеттене (Нью-Йорк) или кластер киносъемок и СМИ в районе Сохо (Лондон). При этом Портер ссылается на «региональные кластеры», такие как кластер агробизнеса в Калифорнии или кластер по производству медицинской техники в Массачусетсе. Затем он перечисляет 60 кластеров США [127], хотя в большинстве случаев названные кластеры далеки от нахождения в границах штата. В других источниках понятия «кластер» и «регион» используют как взаимозаменяемые термины [189]. Ряд авторов утверждают, что «региональное образование кластеров может быть обнаружено в любой развитой экономике и, во все большей степени, в развивающихся странах» [196]. Возникающая из-за этого путаница усиливается в других работах, где кластеры признаются эквивалентными городам [190]. Некоторые авторы предлагают считать, что близость расположения, характерная для кластера, не должна превышать «расстояние в 50 миль» [192], но и такое разделение весьма произвольно.

Таблица 1

Кластеры: путаница в определениях (примеры взяты из литературы)

Проблема в данном случае заключается в том, что географическая терминология используется в весьма вольной манере, вероятно, в зависимости (как признает и сам Портер) от того, какова цель того или иного исследования или кто выступает заказчиком либо разработчиком экономической политики для данного исследования. Основным недостатком является то, что сама концепция не содержит никаких указаний на ограничения в пространстве или на то, как именно происходят различные процессы образования кластеров на разных географических уровнях. Мы не утверждаем, что концепция кластеров должна ссылаться на какие-то предопределенные географические размеры или масштабы, но использование термина, относящегося к любым расстояниям в пространстве, делает всю концепцию «растянутой» до пределов ее адекватности и предполагает, что «процесс образования кластеров» независим от пространственного аспекта. Если одни и те же экстерналии и сетевые образования, приводящие к образованию типичных кластеров, действуют на всем разнообразии пространственных масштабов, это, несомненно, ослабляет эмпирическую и аналитическую значимость концепции кластеров.

Отсутствие географической точности и консенсуса между определениями понятия в дальнейшем усугубляется столь же неопределенными типологиями кластеров и схем их эволюционирования. Портер утверждает, что кластеры «различаются по размеру, мощности и стадии развития» [217]. Некоторые кластеры состоят в основном из малых и средних фирм (он приводит в пример кластер по производству обуви в Италии и кластер по производству домашней мебели в Северной Каролине). Другие кластеры состоят как из малых, так и из крупных фирм (примером является кластер химической промышленности в Германии). Существуют кластеры, организованные на базе университетов, и кластеры, не связанные с высшими учебными заведениями; кластеры традиционных отраслей промышленности и кластеры высокотехнологичных отраслей. Есть также зарождающиеся кластеры, новые кластеры, развитые кластеры и кластеры, приходящие в упадок. Некоторые авторы предприняли попытки разработать типологии, основанные на эволюции процесса образования кластеров. Например, Розенфельд [219] выделяет три типа: «работающие», или «перевыполняющие», кластеры являются самодостаточными и выпускают в целом больше, чем сумма продукции всех компонентов этих кластеров, работающих по отдельности. «Неактивные», или «недовыполняющие», кластеры представляют собой возможности, которые еще не были использованы в полную силу. «Потенциальные» кластеры обладают некоторыми ключевыми характеристиками, но испытывают недостаток производственных ресурсов и нехватку «критической массы». Последний тип кластеров вызывает особенно много вопросов, так как достаточно трудно отличить практически любую фирму от «потенциального» кластера, в особенности тогда, когда разработчики экономической политики отнюдь не стремятся отвергнуть идею о формировании кластеров (в действительности многие предполагаемые кластеры являются результатом ожиданий или принятия желаемого за действительное). На практике лишь немногие фирмы не имеют горизонтальных или вертикальных связей (кооперативных или конкурирующих) с другими фирмами, «близко расположенными» в широком смысле этого слова. Означает ли это, что практически каждая фирма может считаться частью «потенциального» кластера? Те классификации кластеров, которые содержат такие понятия, как «зародышевый», «латентный» и «потенциальный», весьма близко подходят к идее о том, что все фирмы могут быть включены в кластеры того или иного вида, что делает концепцию кластеров

практически бессмысленной. В той же степени проблематична и тенденция к разработке типологий, которые относятся исключительно к изучаемому набору кластеров, при полном (или почти полном) отсутствии намерений рассматривать характеристики или элементы, имеющие более широкую область применения.

Разрастание количества типологий кластеров может быть и попыткой оценить разнообразие форм кластеров и их развития. Но сам факт существования настолько разнообразных форм, размеров, стадий развития, проявлений, глубины, мощности, уровня агрегирования и т.п. указывает на то, что концепция кластеров достаточно хаотична. Портер утверждает, что промышленные районы в Италии представляют собой одну форму кластеров, а высокотехнологичные области, подобные Силиконовой Долине, – другую. То, что он называет кластерами, французские аналитики именуют «локальными производственными системами» [215]. В своем недавнем обзоре по Европе они определили «эмпирические кластеры» как один из трех видов локальных производственных систем, отличающихся, с одной стороны, от промышленных районов и, с другой стороны, от того, что принято называть «сетеобразующей фирмой». В отличие от этого, при обсуждении роли регионов в недавнем анализе конкурентоспособности экономики США, М. Бест [192] использовал понятия промышленных районов и кластеров как синонимы. Таким образом, путаница продолжается до сих пор. Классификация, несомненно, представляет собой важный этап формирования теории и анализа, но, чтобы она была значимой и полезной, все типологии необходимо основывать на глубоком сравнительном анализе особенностей различных кластеров и процессов (типология, предложенная в работе П. Кругмана [210], содержит несколько важных шагов в этом направлении). Несмотря на обширный и постоянно растущий объем литературы по кластерам, подробных исследований в этой области проведено недостаточно.

В качестве способа преодоления указанного недостатка Гордон и МакКанн [208] предлагают выделить три основные модели (или теории) кластеров. Первая из них представляет собой «чистую модель экономии от агломерации», которая рассматривалась начиная от работ Маршалла и заканчивая современной экономикой городов. В этой модели особое внимание уделяется внешним эффектам при географической концентрации. Вторую модель они назвали «моделью промышленного комплекса», в которой кластеры предстают как пространственные участники моделей межотраслевого баланса в региональной экономике, или как географические скопления, возникшие на основе межфирменных торговых связей и минимизации трансакционных издержек. Третья модель представляет собой «модель социальной сети», которая, как следует из названия, рассматривает кластеры как прочные локальные сети межличностных отношений, доверия и институционально закрепленных порядков. Гордон и МакКанн утверждают, что необходимо определить аналитически, к какому типу в большей степени относятся основные структурные характеристики того или иного кластера (или группы кластеров), т.е. проанализировать их деятельность эмпирически и сделать выводы на этом основании.

Несмотря на то, что тройственная система полезна, она также не лишена недостатков. Во-первых, в рамках этой системы не удается определить конкретные обстоятельства экономического и пространственного характера, при которых одну теоретическую модель следует предпочесть другим. Для большей убедительности необходимо иметь возможность априорного определения того, каким образом различные виды кластеров могут развиваться при тех или иных обстоятельствах. В противном случае все объяснения сводятся к поиску «наиболее подходящего» примера в каждом случае. Во-вторых, как признали сами Гордон и МакКанн, эти три теоретические модели являются идеальными. Сущность идеальных моделей такова, что ни одна из них не подходит к описанию реальности в полной мере, и в таком случае трудно представить себе чистый кластер, возникший при экономии от агломерации, чистый кластер типа промышленного комплекса или чистый сетевой кластер. И хотя авторы допускают, что кластеры могут состоять из элементов, свойственных более чем одной модели, тем не менее, они настаивают на следующем: «Поскольку существуют отличия в экономической политике, необходимой для каждого из трех идеальных типов кластеров, достаточно важно отличать каждый тип кластеров от остальных, даже если в одной и той же ситуации присутствуют элементы различных типов кластеров» [Там же].

На практике такое совмещение характеристик скорее правило, чем исключение.

Портер утверждает, что «социальная вовлеченность» – существование обслуживающих социальных сетей и социального капитала – совершенно необходима для успешной работы и развития кластеров. Более того, «…кластерная теория также дает возможность тесно соединить теории сетей, социального капитала и гражданских порядков, приобщив их к конкуренции в бизнесе и экономическому процветанию <…> Кластерная теория помогает выделить наиболее успешные формы сетей <…> [и] может показать, как формируются сетевые отношения и как приобретается социальный капитал» [127].

Несмотря на это заявление социальный аспект образования кластеров и динамика их развития остаются чем-то вроде «черного ящика» в работах Портера. В то время как он подчеркивает, например, важность местных социальных сетей для производства и обращения информации и знаний внутри кластеров, эти процессы явно недостаточно представлены в его кластерной модели. Даже в прикладных исследованиях он приводит мало явных эмпирических данных, посвященных социальным сетям и сетям знаний, которые все чаще возникают от присутствия определенных формальных или неформальных институтов внутри кластера.

На наш взгляд, невозможно дать полное и единственно правильное определение кластера. Здесь следует, по-видимому, отталкиваться от возможных классификаций кластерных схем. В основу такого определения должна быть положена межотраслевая взаимосвязь. При этом она может носить как вертикальный, так и горизонтальный характер. Это, кстати, вполне соответствует формирующимся траекториям развития экономики. Кроме того, в структуру кластера должны входить носители инноваций (научно-исследовательские, учебные и прочие заведения), а также финансовые и государственные структуры. Таким образом, промышленный кластер – это группа локализованных предприятий, научно-производственных и финансовых компаний, связанных между собой по технологической цепочке или ориентированных на общий рынок ресурсов или потребителей (сетевая взаимосвязь), конкурентоспособных на определенном уровне и способных генерировать инновационную составляющую. При этом уровень локализации или географической близости подлежит отдельному ситуационному анализу в зависимости от объекта (страна, регион, город и т.д.).