Пропасть Искупления
Шрифт:
– И что, они оказались правы?
Петр кивнул, на его шлеме качнулся отраженный пейзаж.
– По крайней мере в первой части своего заявления. Сегодня даже самые примитивные статистические методики дают те же результаты. Совершенно точно установлено, что исчезновения происходят все чаще.
– А вторая часть?
– Она не доказана. Но полученные с тех пор данные пока не опровергли этот вывод нумеристов.
Рашмика рискнула глянуть вниз, на звездообразное пятно.
– Что же с ними случилось? Почему они упали с моста?
– Никто не знает, как это произошло. Повторюсь: церкви не признают даже того, что какой-то
– Но они решили.
– Да. Думаю, никто не знает зачем. Быть может, это была последняя попытка вернуть утраченный престиж в глазах церквей, разорвавших отношения с ними. Нельзя исключать и то, что они хотели пройти коротким путем и вырваться вперед, обогнав основную процессию и не потеряв Халдору из виду. Причина не так уж и важна. У нумеристов она была, они пошли на риск и погибли. Почему погибли, другой вопрос.
– Мост не пропустил? – предположила Рашмика.
– Ну, это вряд ли. Собор нумеристов был совсем кроха по сравнению с основными. Судя по останкам на дне Пропасти, нумеристы добрались почти до середины, поэтому дело не в скручивании полотна. У меня такая версия: собор шире дорожного полотна, и поэтому он должен двигаться так, чтобы его продольная ось всегда совпадала с осью моста. Нельзя допускать, чтобы один бок выступал за край полотна дальше, чем другой. Для такого точного вождения требуется надежная работа техники. Посреди моста у них отказала система навигации, на достаточный срок, чтобы потерять равновесие и сорваться. А как было на самом деле, кто знает?
– Ты считаешь, может быть и другая причина?
– Болтовня о статистике исчезновений принесла нумеристам популярность. Помнишь, я говорил, что остальные церкви знать ничего не желали об учащении?
– Они опасались, что их мир изменится.
– Да, им хотелось жить как прежде. Тот порядок, что сложился на Хеле, всех устраивал – привычно и удобно. Катишь себе на соборе по Вечному Пути, продаешь останки вертунов человечеству, тем и кормишься. Высшие клерикальные эшелоны жили припеваючи, благодарение Господу. И церковникам совсем не хотелось, чтобы слухи о каком-то апокалипсисе будоражили умы на их поездах.
– Думаешь, кто-то подстроил крушение собора нумеристов?
– Я уже сказал, никаких доказательств нет и искать их бесполезно. Возможно, это был несчастный случай. Никто не утверждал, что путешествие на соборе по мосту через Пропасть Искупления – не идиотизм чистой воды.
– И несмотря на все это, ты, Петр, сохранил свою веру?
Рашмика заметила, что он крепче сжал перила.
– Я верю в то, что исчезновения – весть о приходе очень трудных времен. Не просто безмолвное свидетельство силы Господа, как хотят преподнести это церкви, не чудо ради самого чуда, а нечто по-настоящему важное. Я верю в то, что исчезающая Халдора – своего рода часы, ведущие обратный отсчет, и никто из властей предержащих не желает признать, что Конец Времен действительно близок. Нумеристы поняли это. Верю ли я церквям? Только в редчайших случаях. Проще поверить в то, что можно отлить в вакууме без малейшего вреда для организма. Но моя вера в Бога всегда со мной. С этим все по-прежнему.
Судя по
– Ты сказал, церкви не могут скрыть, что исчезновения участились, тем более что имеются доказательства.
– А они и не скрывают. Но есть аномалия.
Петр отпустил поручни – лишь на миг, чтобы вручить Рашмике металлический цилиндрик с закручивающейся крышкой.
– Думаю, это тебе покажется интересным, – сказал он. – Там листок бумаги с записями. Там только расчеты, без комментариев. Это чтобы руководство ничего не поняло, если бумажка попадет к нему в руки.
– Надеюсь, это не все, что ты хотел мне сообщить?
– На Утесе Череп, откуда я родом, жил один человек, Шауль Темпье. Я был с ним знаком. Этот старый отшельник ютился в заброшенном раскопе на краю поселка. На жизнь зарабатывал починкой землеройной техники. Он не был сумасшедшим или агрессивным, я бы даже не назвал его асоциальным или хотя бы нелюдимым. Просто он не нашел общего языка с жителями поселка и предпочел держаться особняком. Дело в том, что он был исключительно педантичен, до одержимости. И не нуждался ни в жене, ни в любовнице, ни в друзьях.
– И ты не считаешь это асоциальностью?
– Ну, как сказать – он не был груб или неприветлив. Всегда ходил чистый и не имел, насколько мне известно, слишком неприятных привычек. Когда я к нему заглядывал, он всегда угощал чаем из большого старого самовара. Иногда играл на древней нейролютне. И спрашивал, нравится ли мне его музыка.
Сквозь лицевой щиток Рашмика разглядела на губах Петра улыбку.
– Сказать по правде, играл он скверно, но у меня никогда не хватало духу об этом сказать.
– А как ты с ним познакомился?
– Я работал на складе землеройных машин, следил, чтобы техника была в рабочем состоянии. Обычно мы сами ее ремонтировали, но бывали запарки, и мы не справлялись, и тогда кто-нибудь из нас тащил машину в берлогу Темпье. Раза два-три в год это делал и я, причем со всей охотой. Нравился мне этот чудак – как он пытается сыграть на лютне, ну и вообще. Темпье старел себе и старел. И вот в одну из наших последних встреч, одиннадцать или двенадцать лет тому назад, он решил мне кое-что показать. Я удивился – надо же, Шауль мне доверяет.
– Зря удивился, – сказала Рашмика. – Ты производишь впечатление человека, которому хочется доверять.
– Это комплимент?
– Не уверена.
– Что ж, приму как комплимент, на всякий случай. О чем я говорил?
– Темпье захотел тебе что-то показать.
– Это был лист. Вот этот, что я тебе дал. Вернее, у тебя точная копия. Оказалось, Темпье большую часть жизни регистрировал исчезновения. Чем он только не занимался – проверял опубликованную главными церквями статистику, даже побывал на Пути, чтобы покопаться в труднодоступных архивах. Я уже сказал, что он был очень дотошным и пунктуальным. И когда я увидел его материалы, сразу понял, что это самая полная статистика исчезновений, которую способно собрать частное лицо. Сомневаюсь, что где-нибудь на Хеле найдется любительская работа получше. Описанию каждого исчезновения там сопутствовала куча разного материала – свидетельства очевидцев, характеристики самих очевидцев, ну и всякое прочее. Если за день до исчезновения происходило извержение вулкана, Темпье обязательно это отмечал. Он записывал все необычное – вне связи с исчезновениями.