Пропасть Искупления

Рейнольдс Аластер

И пусть фигурирует. С этим грехом он уживется легко. Не впервой ему поступать круто, хотя обычно слухи преувеличивали его жестокость. Со временем все забудется…

Но насилию не бывает оправдания. Пусть и не стояла за этим насилием затаенная ненависть или желание отомстить за зло, причиненное людьми свиньям. Это не было вынужденной мерой. Он расправился с Холлаттом по личным причинам, не имевшим ничего общего с безопасностью планеты.

Он сам себе навредил – и одновременно подставил под удар Арарат.

– Скорп?

Ты как?

Это была Хоури, она сидела в темной части салона. Медицинские сервороботы неустанно следили за инкубатором, и Хоури могла отвлечься и оглядеться. Раз или два свинья слышал, как она тихо говорит с ребенком, что-то напевает. Это показалось ему странным, ведь мать и дитя имеют связь на нейронном уровне.

– В порядке, – ответил он.

– Ты расстроен. Думаешь о случившемся на айсберге? Или о чем-то другом?

Слова Хоури удивили его. Очень редкие люди понимали выражения лиц свиней.

– Ну, если не считать небольшой войны у нас над головой и перспективы не дожить до следующей недели, то размышлять, собственно, не о чем…

– О войне мы все думаем, – сказала Хоури, – но тебя заботит что-то еще. Когда мы отправлялись на поиски Ауры, ты был другой.

Скорпион приказал шаттлу соорудить кресло для взрослой свиньи и сел рядом с Хоури. Он заметил, что Валенсин клюет носом, но борется со сном. Они все очень устали, в последнее время работали на пределе выносливости.

– Любопытно, что ты решила поговорить со мной, – сказал он.

– А почему бы нам не поговорить?

– Ты просила, а я отказал. – На случай, если она не поняла, свинья указал на Ауру. – Думал, ты возненавидишь меня за это. Имеешь полное право.

– Я не такая.

– Ну что ж. – Он протянул руку, чтобы пожать кисть Аны.

– Дело не в тебе, Скорп. В другой ситуации ты не возражал бы против возвращения Ауры в мою утробу. Дело как раз в той ситуации, в которой мы оказались, во всей этой неразберихе. Ты поступил так, как считал правильным. Я с этим не смирилась, но не казни себя, хорошо? Идет война. Чувства причиняют боль. А моя дочь со мной.

– Она очень красивая, – сказал Скорпион.

Он так не думал, но в сложившихся обстоятельствах эти слова казались самыми подходящими.

– Правда? – спросила Хоури.

Скорпион посмотрел на красное сморщенное тельце:

– Да.

– Я думала, ты ее возненавидишь. За то, что тебе пришлось сделать.

– Клавэйн не считал цену слишком высокой, – ответил он. – И для меня этого достаточно.

– Спасибо, Скорп.

С минуту они молчали. Наверху, видимое сквозь прозрачный корпус, продолжалось световое шоу. В космосе близ Арарата прочерчивались кривые, прямые и ломаные линии, и каждая на несколько секунд оставалась в пурпурно-черном небе, прежде чем растаять. Эти рисунки бередили разум Скорпиона, в них чувствовался какой-то смысл – и оставалось лишь жалеть о том,

что мозг свиньи чересчур слаб, чтобы справиться с этой загадкой.

– Это еще не все, – сказал он тихо.

– Насчет Ауры?

– Вообще-то, насчет меня. Сегодня я ранил человека.

Скорпион взглянул на свои маленькие, почти детские, сапоги. Он немного ошибся с высотой сиденья, и ноги доставали до пола только носками.

– Не сомневаюсь, что у тебя была причина, – проговорила Хоури.

– В том-то и штука: причины не было. Я чуть не убил его в припадке ярости. Внутри меня что-то сломалось – я ошибался все эти двадцать три года, считая, что способен себя контролировать.

– У каждого бывают такие дни, – сказала она.

– С тех пор как мы сюда перебрались, я очень старался жить, не совершая ошибок. И вот сегодня сорвался. Все испортил в одну-единственную минуту слабости.

Хоури промолчала. Скорпион решил, что от него ждут других слов:

– Было время, когда я ненавидел людей. Считал, что у меня есть на то все основания.

Скорпион расстегнул свою кожаную куртку, обнажив правое плечо. По прошествии многих лет шрам стал не таким заметным. И все равно вид старой раны заставил Хоури отвести глаза.

– Кто это сделал?

– Никто. Я сам, лазером.

– Не понимаю.

– Кое-что выжег. – Скорпион обвел пальцем границы шрама, прошелся по всем фьордам, полуостровам и перешейкам неровно зажившей плоти. – Здесь была татуировка, зеленый скорпион. Знак хозяина. Сначала я этого не понимал. Мне казалось, что я удостоился чести – вместе с клеймом получил привилегию.

– Понимаю, Скорп.

– За это, Ана, я их ненавидел. За то, кем я был. Но я расплатился сполна. Бог свидетель, расплатился.

Скорпион поправил куртку, Хоури помогла ему застегнуться. Застежки были большие, специально для неловких пальцев свиньи.

– Ты был в своем праве, – сказала она.

– Я думал, что с этим покончено. Что я распрощался с прошлым.

Она покачала головой:

– Так не бывает, Скорп. Поверь, старые обиды не забываются. Конечно, то, что со мною случилось, несравнимо с пережитым тобой – тут и спору нет. Но мне знакома ненависть к тому, что невозможно победить, что гораздо сильнее тебя. Я лишилась мужа, Скорп. Безликие армейские чинуши отобрали его у меня.

– Он погиб? – спросил свинья.

– Нет. Просто он далеко, за тридцать с лишним проклятых световых лет. Все равно что погиб, в сущности. Может, и хуже.

– Ты ошибаешься, – сказал он. – Это не лучше того, что сделали со мной.

– Может, и так. Не мне рассуждать и сравнивать. Знаю только одно: я пыталась простить и забыть. Смирилась с тем, что больше никогда не увижу Фазиля. Я даже привыкла к мысли, что он наверняка давно умер. У меня ребенок от другого мужчины. Я решила, что главное – идти вперед.