Пропавший лагерь
Шрифт:
— А сын-то в окне твой?
— Рази сын, да и то, что от ево пользы, душевно говорю…
— Нет, так не годится, говори правильно, а то вот мы запишем…
Симка договорить не успела. Баба до сего времени, стоявшая, как истукан, подперев лицо рукой, вдруг кинулась ей под ноги.
— Не губите родные… пожалейте… не описывайте, дети малые… сами бедные…
— Тьфу, — отплевывалась Симка уходя, — вот история… Попытаем к бедняку, — этот больше будет сочувствовать.
Подошли к хате, да и не то, чтоб хата, а так что-то: труба, соломы черный клок, а под ней бревнушки паклей
— Вот это самый бедняк.
Стали торжественно и солидно перед дырой в хату — двери не было совсем.
Соблюдая правила приличия, Симка постучала за неимением двери в косяк.
Ответа не было.
После вторичного звука донеслись странные звуки.
— Мм… мыр… ма… — и снова тихо.
Все звено, потеряв терпение, забарабанило по стеклам хаты. Из дверей сперва пахнуло каким-то странным запахом, как пахнет от мокрой собаки, и за этим запахом вылезла, качнулась и уперлась в косяк лохматая фигура.
Это был человек.
Он потер землистой рукой глаза, они разлепились и мутно посмотрели на ребят.
— Товарищ, мы к вам, — залепетал кто-то.
— Што? Опять обыск, за самогоном. Стервы… Я семь лет революции… десять ран… расстрелян, и не моги гнать, а Тимошке брюхану разрешона.
— Побью!! — заорал он вдруг, наливая кровью глаза и выворачивая с крыши орясину с доброе бревно.
…Опомнились ребята кто где. Мишка несся, как ветер, по огородам и только, залетев в крапиву, почуял, что за ним никто не гонится. Клавдия, свалившись с берега в тинистую речку, увидела, что сумасшедшего с дубиной здесь нет, и стала спасаться из тины. Барабанщик, спасая барабан, застрял на плетне и приготовился к смерти, шепча:
— Готов, сейчас готов…
Но ожидаемого удара орясины не было, тогда барабанщик занялся стаскиванием себя с плетня.
По свистку вожатого звена собрались к вечеру исследователи у парома и стали исследовать порванные костюмы, занозы, царапины, сломы и вывихи и вообще влияние смычки на звено.
Блокноты оказались потерянными, и точных записей в отряд не принесли.
5. Постой, накроем!
Симка крепко задумалась, хотя уже подергала колючие занозы, зашила блузку, но все еще помнила неудачную экскурсию в деревню. Главное смущало ее то, что ясно помнилось, как вслед удиравшим пионерам неслись свистки и улюлюканья собравшихся деревенских ребят.
Неужели все потеряно, неужели не будет выполнен завет Ильича о смычке? Нет, не бывать этому. Здесь что-то не так в этой деревушке, недаром же сказал этот сумасшедший: Тимофею разрешают вино гнать, а ему нет.
Три дня ходила сама не своя, а на четвертый пропала.
Бегал Петя в милицию, заявлял, сам искал и ничего — как в воду канула. Настроение у отряда было не из радостных. Как сказать домашним? Паника поднимется, всех рябят домой заберут, и решили молчать и отыскивать самим.
Однажды вечером, во время беседы у костра, явились вдруг из деревни два парня, оба
Ребята так обрадовались — хоть через них свяжутся с деревней, что затеребили их совсем. Ночевать оставили у себя.
Ребята были простоватые, но глаза у них хитро бегали, как у зверьков. Они ко всем присматривались, прислушивались и изредка переговаривались между собой так, чтобы пионеры не слыхали.
— Как тебя звать? — спросил Петька у одного утром.
— Еремкой.
— А тебя? — тронул он другого.
— Фомой.
— Хм… А кто вы будете?
— Парни будем.
— Я знаю, что парни. Что делаете, кто у вас отцы?
— Мы сиротинки, — состроили ребята жалостливые гримасы.
— Кто же вас кормит?
— А мы обчественные горохи караулим летом, а зимой в школе сторожим, да на собрания скликаем.
Петька посмотрел на простоватые лица и подумал — не врут. Но когда опять встречался взглядом с хитрющими глазами, не доверял сам себе; скоро, однако, убедился, что парни свои.
Они притаскивали охапки гороху, водили пионеров по окрестностям, брали в ночное, рассказывали о деревне, что полно у них самогонщиков, но где они гонят самогон — отыскать никто не может. Говорили, что боятся самогонщики пионеров и хотят, чтобы скорей уехали.
Этим пионеры заинтересовались больше всего. Наверное их неудачи связаны с этими самогонщиками. Как бы вывести их на свежую воду. Отправляли в село тайно разведки, ходили но окрестностям патрулями, и все без толку. Где же эти неуловимые самогонщики? Ну. постой, мы вас подловим!
6. Что-то есть
— Фома, как ты думаешь, ведь самогонщики-то, наверное, в бору скрываются, — толкнул в бок одного из братьев Шурка, вожатый звена «Смычка».
— Беспременно, — встрепенулся Фома.
— Беспременно, — подтянул Ерема и толкнул лаптем сучки в костре. Искры метнулись крупными звездами и, пыхнув, костер осветил палатки.
— Пойдемте завтра, один-то я местности не знаю.
— Что-ж, мы могим, — сказали в один голос опять Фома и Ерема.
В деревне залаяли собаки и пробили на церкви часы.
Потянул ветер и донес обрывки пьяной песни.
— Ишь, каждый раз пьют.
— А в праздники тово боле… — подтянули Фома и Ерема.
— Перед праздниками, знать, и гонят больше.
— А то нешто, вот у нас через три дня престольный праздник, так теперь его день и ночь шпарют.
— Ну?
— Пора, ей-богу.
— По ночам, наверное?
— Ну, конешно, кто же днем-то, это ночью.
— Ах ты, вот сейчас самое время ловить, по огням заметишь.
— О, да, вот да! — подхватили Фома и Ерема.
— Пойдемте. Не побоитесь, а? — вскочил Шурка.
— Ни-ни, мы завсегда.
— Тогда дуем, сейчас меня сменят и пошли, только тсс! Никому — ни слова. Ваську только возьмем и ша!