Пропажа государственной важности
Шрифт:
От услышанных слов тот непроизвольно съежился и изо всех сил вдавился в высокую готическую спинку бывшего под ним стула.
— Извольте быть у меня сегодня вечером, там и договорим. И повторяю, не вздумайте скрыться, тогда уж точно вам помочь не смогу. Подозрительно мне, отчего вдруг Кавендиш в тех краях оказался, а также ваша уверенность, что столяр деньги возьмет, да ключ изготовит. А если бы он в полицию донес или, того хуже, кому на Дворцовой о вашей странной просьбе доложил? — недоумевал Чаров, окуная перо в наделавшую бед чернильницу. — Я живу по 7-й линии поблизости от известного вам дома приходского
На лестнице он был окликнут Акинфиевой, откуда-то возвращавшейся.
Глава 29. Обманутые надежды
— Сергей Павлович, соблаговолите зайти, прошу вас! — обеспокоенным тоном заявила Надин, и он быстро поднялся за ней в ее комнаты. — Возьмите ваш минерал, я никуда не еду, — с надрывом вымолвила она и, открыв бывший при ней ридикюль, вернула камень.
— Но отчего? Что случилось? — от неожиданности Сергей смешался.
— Мой паспорт не готов, а посему я буду ждать Николя в Петербурге. Вы увидите его в июне и вручите оный камень сами. А теперь прощайте, мне нелегко говорить, — она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, и Чаров поспешил покинуть ее.
Часы показывали половину второго, когда он вышел на Дворцовую площадь и, перекинувшись парой слов со Шнырем, помчался на пролетке к Цепному мосту.
Граф был сильно не в духе, когда адъютант, сопроводив его в кабинет, оставил Сергея наедине с шефом жандармов.
— Я прочитал вашу записку касательно намерений мадам, — смерив его колючим взглядом, отчеканил Шувалов.
Графолог не распознал подмены, признав почерк герцога подлинным, и графу ничего не оставалось, как принять точку зрения Чарова. Однако все его естество противилось этому, и он неосознанно искал подтверждений факту не отъезда в Париж Акинфиевой. Он даже отослал курьером в Вержболово [52] ее дагерротип с приказом таможенникам пропускного пункта задержать под любым предлогом, если таковая особа у них объявится.
52
Или Вирбалис. Станция в Литве на границе с Пруссией по Петербургско-Варшавской железной дороге.
— Она остается в столице и это не какая-нибудь игра или прихоть, а трезвое и, очевидно, мучительное для нее решение, ваше высокопревосходительство.
— У вас новые доказательства появились?
— Я сегодня видел мадам, и она, чрезвычайно взъерошенная, сообщила, что ей отказали в паспорте.
— Вы опять встретились с ней?
— Я был в МИДе по иному поводу, и столкнулся с ней случайно, когда покидал Азиатский департамент, — он уж подумывал не раскрыть ли ему цель своего визита туда, но Шувалов задавил на корню его несостоявшиеся откровения.
— У меня весьма мало времени, Чаров. Государь в понедельник отбывает из Царского на Выставку, я сопровождаю его величество, а посему, не взыщите, излагайте свои предположения короче.
— Это, собственно, все, ваше высокопревосходительство. Разве что, я подумал… — натолкнувшись на гневный взгляд шефа жандармов, спешно продолжил свою мысль он, — может все-таки показать
Памятуя подозрительность Шувалова в отношении идентичности письма герцога, Сергей решил продемонстрировать ему, что камень у него, и Акинфиева его точно не взяла.
— Хм, занятный камешек, — двигая его по поверхности стола пальцем и размышляя, рассеянно отозвался Шувалов. — Нет, пожалуй, не стоит. Герцог неправильно истолкует появление во Франции минерала и на вас падёт тень. Оставим все, как есть, — провозгласил шеф жандармов, возвращая камень. — Главное, что она никуда не едет. Похоже, вице-канцлер все же поостерегся пойти против воли государя и выправить ей паспорт, — заметно успокоившись, заключил граф на прощание.
На самом деле причина неготовности паспорта госпожи Акинфиевой проистекала из поведения самой Надин. Вместо того чтобы заглянуть после театра в спальню к дядюшке и ублажить старика, она таки не сумела обуздать эмоций и закатила ему форменный скандал, требуя уволить Авдотью. Князь пошел на принцип и заявил твердое «нет», попутно рассудив не отдавать взбалмошной племяннице уже приготовленный паспорт. «Не приведи Господь, устроит мне сцену в Париже, да еще в присутствии официальных лиц», — оценил горькие последствия своей опрометчивости Горчаков.
Как водится, после посещения Шувалова, Чаров навестил Мерзликина, вернувшегося с обеда.
— Как живешь, не тужишь? — торопливо задернул оконную драпировку Яков Петрович. Пробивавшийся в комнату яркий солнечный свет после долгих недель пасмурной холодной погоды был ему непривычен и слезил глаз.
— Похвастаться пока не чем, главные подозреваемые оказались пустышкой — с понурым видом сообщил Чаров, опускаясь на стул.
— Тогда возьмись за не главных, — простодушно посоветовал Мерзликин.
— Времени в обрез, Яков. Завтра, считай, последний день будет, — сокрушенно вздохнул он.
— Время, понятие эфемерное и подчас, растяжимое, Сережа. Я так разумею: явные подозреваемые у тебя отпали, это, конечно, скверно. Получается, ты по ложному следу шел, но и круг подозреваемых, тем самым, у тебя сузился. Уверен, злодей, где-то рядом, он не прячется, ты его постоянно видишь, только увидеть не желаешь.
— Хм, прелюбопытное суждение, — с натянутой улыбкой процедил Чаров.
— Ежели у тебя крайняя надобность, — как всегда, вошел в его ситуацию Яков Петрович, — так и быть, оставлю тебе Шныря еще на пару деньков.
— Благодарю покорно, но завтра вечером преступник должен быть изобличен и выведен на чистую воду, инако… Даже страшно подумать, что будет «инако», — инстинктивно передернувшись, без прикрас обрисовал ситуацию он.
— Да, положение у тебя хуже губернаторского, — посочувствовал товарищу Мерзликин. — Однако должны же быть хоть, какие-то зацепки!
— Есть одна, причем, весьма основательная, — он умолк на мгновение, — но подозрение в этом случае на больно уж добропорядочного человека падает, — оживился Чаров, подумав о записи в гроссбухе покойного столяра, коя проливала неожиданный свет на пропажу государева пакета и которую он днями обнаружил. — А может, он таковым только мне, да еще кой-кому представляется.