Пророчество Двух Лун

Ленский Владимир

Адальберга вошла в комнату матери и остановилась, завороженная поразительным зрелищем. Разноцветный свет, преломленный тысячами граней, как будто шевелился в воздухе; комната была полна сияния.

Девушка застыла, глядя на мать.

— Что? — Танет резко обернулась. — Что тебе нужно?

— Вернулись Элизахар и его жена, — сказала Адальберга ровным тоном.

— Они живы? — вырвалось у Танет.

Она тотчас пожалела о сказанном, но было уже поздно. Адальберга схватила тяжелую пряжку с рубином и с силой метнула в мать. Пряжка

ударилась о стену и рассыпалась, рубин выпал на пол и пошел трещинами, помутнел.

— Я так и знала, что это ваших рук дело, матушка! — закричала Адальберга в неистовстве. — Это была ваша затея! А теперь они убили его!

Танет помертвела.

— Кого убили? — немеющими губами пролепетала она. — Кто?

— Элизахар с его женщиной. Они убили его. Убили моего Эмилия!

Она упала на кровать, поверх браслетов и диадем, и отчаянно разрыдалась. Танет смотрела на дочь тусклым взглядом.

— Элизахар и Фейнне убили Эмилия? — повторила она. Голос ее затрясся. — Моего Эмилия?

— Вашего?

Адальберга подняла голову, недоумевающе взглянула на мать. Слезы мгновенно высохли на глазах девушки, она вдруг сделалась старообразной, и Танет поняла: Эмилий был прав — они с дочерью действительно очень похожи.

— Ты не знала? — кривя губы, произнесла Танет. — Эмилий был моим любовником… Он рассказывал мне о тебе. Говорил, что ты и рядом со мной стоять недостойна.

— Скажите уж прямо — «лежать», — прошептала Адальберга. С первого же мгновения она поняла, что мать говорит правду.

Танет вдруг охватила глубокая печаль. Она осознала страшное: жизнь ее закончилась, не успев начаться. Единственный человек, благодаря которому она чувствовала себя живой, умер. Все остальное не имело значения. Даже ревнивые, полные ненависти взгляды дочери утратили для Танет всякий смысл.

— Он умер… — повторила она.

Адальберга рывком уселась на кровати.

— Это вы подстроили, матушка. Вы хотели, чтобы он умер.

— Нет! — закричала Танет. — Как ты можешь говорить такое! Как у тебя язык повернулся!

— Вы ревновали, потому что я моложе, — безжалостно сказала Адальберга.

Танет усмехнулась.

— Я не могла тебя ревновать, потому что он любил меня. Меня, а не тебя. Меня он вожделел, а не тебя. С тобой он был только потому, что ты — моя дочь, ты была доступна, с тобой он мог воображать себя…

Адальберга закричала:

— Замолчите! Он умер!

— Он умер, — повторила Танет.

И обе замолчали. Потом Танет спросила:

— Как именно он умер?

— Его повесили, — сказала Адальберга. — Крестьяне в той деревне, где отец посадил управляющим своего мародера.

Танет еще немного помолчала. Потом повторила:

— Крестьяне?

— Да, в той деревне была виселица, вот они его и…

— Он промахнулся, — ровным голосом произнесла Танет. — Вот в чем дело. Он сам виноват. Он промахнулся. На узкой дороге посреди болота невозможно было промазать, но он пустил

стрелу мимо. И эта стрела вернулась и вонзилась ему в сердце. Так кто же в этом виноват, Адальберга? Кто?

— Элизахар. — Девушка с трудом выговорила ненавистное имя.

Танет обняла ее, и они наконец заплакали.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПОСЛЕДНИЙ ПРАЗДНИК

Глава семнадцатая

НОВЫЕ СЛУХИ И НОВАЯ ИНТРИГА

Появление герцога Вейенто в столице стало событием чрезвычайным: со своей «дорогой кузиной» королевой герцог не виделся годами и обычно предпочитал оставаться в своих владениях. На юге у Вейенто имелось слишком много врагов. Там он, как правило, действовал исключительно через своих агентов.

Но свадьба такой важной персоны, как второе лицо королевства, не позволяла Вейенто отсиживаться в горном замке Мэлгвина. Ему необходимо было предстать перед царственной кузиной.

Имелись у Вейенто и кое-какие дополнительные соображения на сей счет, кроме необходимости выказать почтение правящей королеве и представить к ее двору невесту. Вейенто не без оснований полагал, что свадьба — наилучший способ завести новых союзников, продемонстрировать собственное могущество прежним и укрепить старые связи.

За те несколько лет, что герцог не покидал родных гор, при королевском дворе утвердилась новая поросль: сделались взрослыми и обрели собственное место знатные юнцы, которых Вейенто если когда-то и видел, то совсем маленькими. Надлежало познакомиться с ними, оценить, насколько они могут быть полезны или опасны.

Получив приказание оставить замок, госпожа Эмеше отбыла еще до появления там невесты герцога. Вейенто сдержал слово и выделил своей бывшей любовнице хорошее приданое. Она уезжала вместе с обозом из трех десятков телег, доверху нагруженных посудой, произведениями искусства, одеждой, мебелью. Небольшое имение в горах и доход от одной из шахт должны были обеспечить Эмеше до конца жизни. Она также получила право разыскать и забрать к себе рожденного ею ребенка которого, впрочем, герцог никогда не признавал своим.

Прощание было душераздирающим. Казалось, Эмеше так до конца и не поверила в то, что возлюбленный решил от нее избавиться. Равнодушно взирала она на то, как слуги выносят из комнат и грузят на телеги вещи. Затем, когда все было закончено, они подошли к ней, чтобы препроводить ее в карету.

Только тогда она ожила. Бросилась к Вейенто, прорвалась сквозь все барьеры, которые предусмотрительный герцог возвел из десятка верных прислужников. Со звериным воем, точно самка, у которой отнимают детеныша, Эмеше метнулась к ногам своего сиятельного любовника. Герцог молча смотрел, как слуги отдирают ее руки от его одежды, от кресла, на котором он сидел, от стен, от дверного косяка. Ее уволокли, но крики женщины долго еще раздавались по всему замку.