Прорвемся, опера! Книга 2
Шрифт:
Теперь и следак у меня на крючке, пригодится, если что. Ещё одно белое пятно закрыто, осталось только узнать, кто так нелепо пытался поджечь гараж с машиной бывшего следака. И вообще узнать надо, его пытались именно поджечь — или это была попытка переключить внимание целиком на Рудакова, мол, он избавляется от всех следов? Типа, справку уничтожили, машину сожгли, следы у гаража подмели метлой.
Могу выяснить у него самого.
Чеченец мне ещё так и не звонил, и Турок из-за этого изрядно волновался, поминутно мне назвякивал и спрашивал, может, как-то Султан меня искал без мобилы?
Но
Пока же меня никуда не звали, я, заручившись поддержкой Ирины (она дала мне бумажную полоску с печатями прокуратуры), снял с двери гаража наклейку, на которой ещё были закорючки понятых. Но такие можно будет поставить самому, без особых на то оснований подписи не сверяют, да и сверять, если что, будет не кто-то чужой, а Кирилл, который сделает так, как я скажу.
— Охраняй, — приказал я собаке.
Сан Саныч сел у входа, а я открыл ворота.
Гараж пыльный, инструменты разбросаны на верстаке, пахнет солярой и краской. Праворульный крузак Рудакова занимал собой почти всё пространство. Но мне была нужна не машина, а другое.
В ящике под верстаком я нашёл вещи: старые советские треники с вытянутыми коленями и новенькие белые китайские перчатки с оранжевыми липучками, такие как раз начали продавать. Новые мне не нужны, но вскоре в этом же ящике я нашёл такие же, только грязные.
Рудаков же должен был копаться в машине, а для этого он переодевался. И вещи с его запахом у меня теперь были.
— Ну что, Саня, — сказал я, закрывая дверь и снова прилаживая бумажку с печатями на прихваченный с собой ПВА в пластиковом флакончике. — Надо будет сегодня поработать.
Пёс навострил уши, глядя на меня.
Можно было бы поехать на дачу и одному, вот только есть загвоздка — если я всё же найду Рудакова, придётся как-то объяснять начальству, что я делаю здесь, а не на реабилитации. Нужна помощь кого-то из оперов нашего, чтобы сделать вид, что его задержал он, а меня там, если что, вообще не было.
Снова вернулся к ГОВД, тайком обошёл здание, потому что у входа тусовалось слишком много сотрудников из разных служб, и свистнул у окна нашего кабинета. Никто не откликнулся. Все ушли.
В чебуречную идти смысла нет, она на виду, и меня сразу заметят, так что я отправился к кафе «Фатима», где ментов кормили в долг, под запись до зарплаты. Кто-то из наших запросто мог уйти на обед туда. Там я действительно встретил Якута, который с печальным видом смотрел на наклеенную на дверь бумажку. «Закрыто навсегда» — гласила надпись.
— Вот же блин, сходил на обед, — посетовал Филиппов. — И в чебуречную не сходишь, у них там учёт сегодня.
— Могу у отца тачку взять и тебя подвезти куда-нибудь поесть, — предложил я. — Но, Сергеич, помощь от тебя нужна. Дело на мильон. Мыслишка у меня есть, где бывший следак Рудаков залёг. И надо, чтобы кто-то из наших там присутствовал, на всякий случай, вдруг возьмём гада. Я же не у дел официально, сам понимаешь.
— А в ГОВД как назло всё начальство собралось, — заметил
Пришлось пройти пешком до батиного гаража, там завести москвич, а после, по пути я подбросил Якута перекусить. Он своё обеденное время уважал, предпочитал суп бутербродам и прочей сухомятке и меня так же учил. Хотя и у оперов твёрдого перерыва на поесть почти не случается, Якут всегда старался трапезничать нормально.
— Надо каждый день горячее есть, — всегда говорил он, — или заработаешь язву, жалеть будешь.
Вот не послушал его в первую жизнь, и получил весь спектр болячек от вечной сухомятки: и язву, и гастрит, и панкреатит, и всё что хочешь и не хочешь.
Так что мы потратили полчаса на поездки. Сначала пришлось заехать в пельменную, где работал Федюнин, но и она оказалась закрытой, так что поели борщ у вокзала. Борщ там дорогой, но козырный, с большими кусками мяса, и к нему даже сало приносят с горчицей и укропом. И ещё кость сырую я попросил для Сан Саныча, чтобы погрыз немного.
— А мы там сидим, ждём, что в любой момент может что-то случиться, — сказал Якут, неторопливо обедая. — Артур должен ответку дать, и тут гадай — или казино спалит, или самого Кросса грохнуть попытается. На меньшее он точно не согласится.
Я кивнул.
— Тоже думаю, что без ответа дело не останется.
— И что плохо, — Филиппов забросил в тарелку кусочек хлеба, чтобы тот пропитался красным бульоном. — Ответку-то вчера ждали, а её не было. Значит, раз сразу не стрелял, то охолонул, остыл, и теперь придумает что-то эдакое, изощрённое, о чём весь город говорить будет.
— ОМОН же ещё приехал? — я выловил последний кусок мяса.
— Да, целый автобус. Я всё, Пашка, можем ехать.
Где дача у Румянцева, я выяснил у него самого, когда говорили. Ехали туда мимо посёлка Широкий, расположенного в пяти километрах от города. Там я бывал редко, и сейчас удивился, увидев, что по улице прошёл мужик в ментовской форме цвета маренго, только без погон и шевронов. Он нёс два ведра воды с водокачки. А следом за ним шёл другой, вёз перед собой тачку с картошкой, и он тоже в такой же замусоленной мышиной ментовской форме и тоже без погон и знаков различий.
— И откуда она у них? — удивился я. — Вместо робы используют?
— Ты что, не знал? — Якут хмыкнул. — Тут же зам по тылу живёт, отсюда на работу ездит. Вот когда форма приходит, он тырит с ГОВД и толкает своим соседям. Теперь весь околоток выглядит, как внуки Дзержинского.
— Вот же гад, — я покачал головой. — А нам говорит, что нет её. Зато всю свою деревню одеждой обеспечил.
Да, действительно почти всё мужское население посёлка щеголяло в такой форме и ментовских удобных ботинках. Это сколько же зам по тылу стащил? А жил-то он богато, дом построил большой, купил иномарку, и, как водится, был в отличных отношениях с начальником ГОВД, Федорчуком. Начальник отдела и зам по тылу — всегда самые лучшие друзья. Один ворует, другой прикрывает.