Прорвемся, опера!
Шрифт:
– И почему Слепой? – спросил я. – Я вот не слышал, откуда это погоняло взялось.
– А я слышал, – Турок заулыбался. – Он, короче, с малолетства воровайкой стал. На колхозном рынке промышлял, щипачом был. Его как-то поймали колхозники, давай ногами ху***ть! А он кричит, мол, ничего не вижу, ослеп от ударов. И притворился так ловко, что те перепугались, милицию звать не стали, увезли в больницу, а он оттуда, конечно, и свалил. Вот кличка и прилипла.
– Интересно. И что про него расскажешь сейчас?
– Когда откинулся с зоны, выглядел как типичный вор
– Слышал такое.
– Вот, и я про что. Всем поперёк горла встал, но вор он авторитетный, любую зону на бунт по щелчку пальцев бы поднял, просто так его было не убрать. Вот его и отправили к вам, следить за понятиями и чтобы молодёжь не забывала пополнять общак.
– Но так просто всё не было, – сказал я.
– Вот именно, Паха, – он остановился на перекрёстке и внимательно посмотрел на меня. – Именно, что не просто. Ему дали билет в один конец. Выписали, по сути, смертный приговор. Все думали, что наглый хитрый Кросс сожрёт старого твердолобого Слепого и даже не подавится…
– Турок, а ты случаем не из РУОП? – я повернулся к нему. – Слишком много знаешь.
– Туда меня не возьмут, – ответил он с усмешкой. – А мне надо работать, всё учитывать. Короче, тут и сам знаешь, Слепой оказался умнее, чем все думали. Перестроился под новое время, собрал вокруг себя людей, подтянул старых знакомых из бывших зэков и быстро стал серьёзной силой в городе. Вот и живой до сих пор. Тощий, больной и сутулый, как бродячая псина, зато в костюме от Армани и туфлях от Гуччи, а под золотыми болтами, – он показал большой перстень с камнем на правой руке, – партаки ещё видно, которые плохо свелись. Быстро к роскошной жизни привык. Вот и начали, короче, «спортсмены» воевать с «синими», по всей стране так шло. Навидался, что тогда творилось?
– Не очень, – я откинулся на сиденье. – Батя рассказывал, а я в школе милиции тогда был. Братва, стрелки, разборки, стрельба и взрывы. Всё как в боевиках, только хуже. Как на войне, можно сказать.
Ненадолго мы замолчали. Магазины уже закрывались, в нашем городе они редко работали допоздна, в обычные никто не ходил вечерами. У города тогда были огромные долги перед энергосетями, и даже уличного освещения не было. Опасно было здесь ходить по темноте, вот и не работало почти ничего.
Исключением были только киоски и мелкие магазинчики, где продавали водку. И, конечно, сейчас самое время для нелегальных местечек, где разливали самопал. Пусть и пишут на ней бутылках «Абсолют» и прочие известные названия, но на самом деле изготовили бадягу в соседнем подвале.
Дома, мимо которых мы ехали, порой
Но всё равно выделялись ровные надписи, сделанные через трафарет чёрной краской: «Видишь торговца дурью – отправь нам сообщение» – и номер пейджера.
– Видал? – я показал рукой. – Главная загадка города. Если увидишь барыгу и отправишь номер, за ним и правда приедут крепкие парни на машине без номеров, увезут, и больше его никто не увидит.
– Интересно, – Турок посмотрел на меня, сощурив глаза. – И что, сами не ловите?
– Ловим, – неопределённо сказал я.
– И как успехи?
Я промолчал, он сощурил глаза ещё сильнее, потом засмеялся.
– Тоже слышал, Паха, можешь не рассказывать. Когда ваши отправляли сообщение, чтобы на живца взять, никто не приезжал, будто они в курсе, что это менты отправляют. Значит, кто-то из ваших в доле с этим делом. Зато город очищают от наркотиков, да?
Я пожал плечами. Мы сами так не думали. Скорее всего, это или Слепой вычищал конкурентов, кто торговал дурью без его разрешения, или Кросс готовился к выборам мэра, чтобы потом показать избирателю, что он борется с наркотиками. В общем, здесь чей-то расчёт, и не факт, что на пользу населению.
– Зато барыги прячутся, – Турок посмотрел вперёд. – А чем больше они прячутся, тем меньше купят. Тут в натуре, как в «Городке», смотрел? Ужасы нашего городка, ха!
– Ты рассказал мне про две банды, – я потянулся назад, чтобы погладить Саню, пусть не скучает там, и вернулся на место. – А про третью забыл?
– Нет. Я – нет, а вот Слепой и Кросс, два кадра, проморгали её. Третья – зареченские, а пахан у них – Артур Долмаян. Я с ним общался лично, кстати, на прошлой неделе. Наполовину армянин, только по-армянски не знает ни слова и в Армении никогда не был. А себя русским называет.
– И что ты про него слышал?
– Ну я как на допросе. Ха, ладно, товарищ лейтенант, всё расскажу…
Он засмеялся – вообще он выглядел так, будто моя компания очень его расслабляла, а я отметил себе, что своё звание я ему не называл. Да и вообще, он знает больше многих жителей города, в ходу у него всякие жаргонные словечки, но не бандит. И не мент. Кто же он?
– Он по малолетке, пацаном ещё, сидел, шапку украл, но к блатным так и не примкнул. А в 91-м переехал к вам, стал сторожем на кладбище. Ну а кладбища, сам знаешь – золотая жила, особенно в наше время.
– Да, умирают все, а стоит это дорого.
– Не то слово, а братки любят, чтобы всё роскошно было. Ну а Артур ждал возможности. Начал под себя мелкие банды подминать, кто на кладбище кормился, а потом, когда влияние накопил, взял под крышу все ритуальные конторы в городе и подготовил мощный стратегический ход.
Турок сделал паузу и кивнул с таким видом, будто жалел, что не придумал такое сам. А я всё гадал, чем же он сейчас занят. Но, кажется, я догадался. И чем больше он говорил, тем сильнее я в этом убеждался.