Проржавленные дни: Собрание стихотворений
Шрифт:
Ее жизнь этих лет – непрестанные переходы от насмешливого благодушия («Хорошо, если бы Вы приехали ко мне вместо Крыма, ведь это почти одно и то же. Только нет гор, нет деревьев, нет моря, почти нет травы» [37] – письмо Златовратскому) к самому черному отчаянию: «Я больше не выдерживаю. Я потеряла все мужество, всю свою спасительную непроницаемость. Я форменно голодаю. Перспектив никаких» [38] . Как и любому изгнаннику, ей кажется, что благоденствующие друзья забыли о ней и не прилагают должных усилий к ее возвращению. Между тем, это не так – и в 1956-м году ей приходит долгожданное разрешение на выезд, но в Москву ей ехать не к кому: тетя ее умерла, а больше никого нет; поэтому 5 мая она отправляется в Малоярославец, где живет ее подруга [39] и где вообще образовалась повышенная концентрация писателей: в один из ближайших дней после приезда она встретила на почте Петникова, отправлявшего бандероль Андроникову – он ее не узнал.
37
Недатированное письмо Златовратскому // Там же. Л. 57.
38
Недатированное письмо Златовратскому //
39
Всё та же Яковлева; осенью 1956 года она рассказывала своему давнему другу: «Всё лето прошло у нас, так сказать, под знаком болезни Наташи Кугушевой, которую Вы помните. В начале мая она выбралась из своего Казахстана, - худая, желтая, седая, страшная ...». Врачи заподозрили злокачественную опухоль; сделали операцию - диагноз не подтвердило. «Это была такая радость, что трудно ее описать. Вернулась она к нам (т. е., конечно, мы ее привезли) в конце августа и стала быстро поправляться. В конце сентября мы с ней вдвоем ездили в Москву, где она прожила две недели, “кружась в вихре московских удовольствий”. Ее московские друзья праздновали ее воскресение из мертвых» (Письмо В. Ф. Булгакову 16 октября 1956 года // РГАЛИ. Ф. 2226. Оп. 1. Ед. хр. 1261. Л. 23 об.
И ничего не меняется. Литературной работы у нее нет: еще в Казахстане по совету друзей она пыталась пройти проторенными тропинками писателя, ищущего заработка: сочинила детское стихотворение о мышах («Мурзилка» отвергла), написала в Алма-Ату предложение перевести что-нибудь из казахской поэзии (Алма-Ата промолчала), сочинила просоветское стихотворение (оно осталось неопубликованным). Моссовет отказал ей в комнате, Союз писателей – в пенсии. В октябре 1956 года она пишет Шепеленко: ««С голоду, конечно, я не умираю, просто скучно. Но не от этого у меня тоска. Такого длинного периода молчания у меня давно не было. Как уехала из своего Казахстана, так и замолчала. Я привыкла к тишине и одиночеству, а теперь нет у меня одиночества. За все это время я и часа не была одна. Все чужое. Дома нет. Нет своего стола» [40] . Пенсия в 200 рублей (старыми деньгами, т.е. двадцать по ценам 1961 года), которой едва хватало в Казахстане, при бесплатном жилье и местных ценах, в условиях сравнительно благополучной Калужской области обрекала ее на нищенство. Она попробовала инициировать издание книги избранных произведений Сивачева, но оказалось, что получить гонорар в качестве наследницы она не может. (Но какова гордость! В письме к Лесючевскому она особенно подчеркивает: «Сообщая о своих жизненных невзгодах, я вовсе не хочу, чтобы книга избранных произведений моего мужа была издана исключительно в целях моего материального обеспечения» [41] ). Она просила назначить ей, как вдове советского писателя, прибавку к пенсии – заведовавший этими делами Д. К. Богомильский посоветовал ей «усидчиво поработать некоторое время во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина» [42] , чтобы доказать факт одобрения Сивачева Горьким. «Но Вы знаете, Давид Кириллович, что в Ленинскую библиотеку мне, как не живущей в Москве, вход запрещен?» [43] – интересовалась она в ответном письме. Еще б ему не знать.
40
Письмо от 30 октября 1956 года // РГАЛИ. Ф. 2801. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 1.
41
Цитируется по копии: РГБ. Ф. 516. Карт. 3. Ед. хр. 9. Л. 8.
42
Письмо от 17 февраля 1959 года // РГБ. Ф. 516. Карт. 1. Ед. хр. 36. Л. 1.
43
РГБ. Ф. 516. Карт. 3. Ед. хр. 9. Л. 3.
К концу 1950-х она почти ослепла – это видно по тому, как от письма к письму деформируется почерк. 12 апреля 1960-го она уже не пишет, а диктует: «Я в очень плохом состоянии, я совсем ослепла. Сейчас хлопочут о моем помещении в инвалидный дом. Литфонд во мне не принимает никакого участия. Моя близкая подруга умерла, другая заболела, никто мне не помогает. Конечно, в инвалидный дом ехать мне не хочется, но больше делать нечего» [44] . В 1961 году ее отправляют в инвалидный дом (ст. Кучино Горьковской ж.д.) – родственников у нее нет, а немногочисленные живые друзья сами нуждаются в уходе. Рачительное государство немедленно среагировало: «У меня неприятность. Меня лишили пенсии, т.к. я нахожусь на гособеспечении», – пишет (диктует) она в одном из последних писем. – «Уж очень мне скучно и тоскливо» [45] .
44
Письмо Л. Богомильскому // Там же. Л. 22.
45
Там же. Л. 26.
Она умерла 22 апреля 1964 года. Могила ее не сохранилась.
ПРИМЕЧАНИЯ
Творческое наследие H. П. Кугушевой вопреки обстоятельствам сохранилось с изрядной полнотой. При жизни ей удалось напечатать менее тридцати стихотворений – между 1920 и 1929 годами. В начале 1920-х годов готовились к печати два сборника ее стихов [46] , причем один из них – «Некрашеные весла» – даже печатно анонсировался в изданиях литературной группы «Зеленая мастерская» [47] . Много лет спустя, вспоминая об оставленном в московской квартире архиве, она уточняла: «А у меня очень много было стихов в сундуке, даже были, я, две “книги”, сброшюрованные <…> одна самая ранняя называлась “Некрашеные весла”, а другая, кажется, “Проржавленные дни”» [48] .
46
См. в автобиографии, посланной П. Я. Заволокину в мае 1923 года: «Две книги стихов готовы к печати. Одну купило книгоиздательство Новый Мир, но книга выходит уже год и вряд ли выйдет» (РГАЛИ. Ф. 1068. Оп. 1. Ед. хр. 81).
47
В частности – на спинке обложки книги: Полонский Я. Вино волос. Пг., 1921.
48
Недатированное (1952?) письмо к Д.И. Шепеленко // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 116.
В годы казахстанской ссылки, когда даже эфемерные надежды на публикацию иссякли, Кугушева почти ежемесячно
49
Письмо А.Н. Златовратскому 13 ноября 1947 года // РГАЛИ. Ф. 202. Оп. 2. Ед. хр. 187. Л. 23.
50
Письмо к Д.И. Шепеленко 8 июня 1952 года // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 91-91 об.
Опасения отчасти оправдались – при спешном выезде из Казахстана в Малоярославец в начале мая 1956 года Кугушева была вынуждена раздать или сжечь почти все свои вещи, в том числе и основную часть архива; по приезде в Москву она обнаружила, что оставленный на хранение сундук с ее рукописями и книгами пуст. Осенью того же года она собирает у своих корреспондентов сохраненные ими автографы стихов, чтобы сделать копию. Ее ближайшая подруга, поэт и профессиональная машинистка Мария Николаевна Яковлева, которая, собственно, устроила ее переезд в Малоярославец, собирается заняться этим с первых дней 1957 года, но срочная работа и болезнь откладывают начало работы на несколько месяцев. К концу октября тиражом в три экземпляра были отпечатаны шесть тетрадок под общим названием «Казахстанский дневник». (Из-за дефицита бумаги стихи отпечатаны очень плотно, с минимальным интервалом, на двух сторонах листа.) Один экземпляр предназначался для И.Н. Розанова, с которым Кугушева была знакома с начала 1920-х годов, но отношений не поддерживала [51] . Второй был отправлен в Центральный Государственный архив литературы и искусства (ныне РГАЛИ), куда она еще раньше передала рукописи своего покойного мужа, М.Г. Сивачева: «Что я сделала хорошего, – это в Музей отправила свои стихи, которые зав. музеем просил меня прислать. Будут храниться вместе с книгами и рукописями мужа моет, Сивачева. Я очень рада, хотя за это не получу ни копейки. Вы знаете, что мне, после смерти моей, их некому оставить. А моя хозяйка продаст их на обертку селедок. И это в лучшем случае. Ну теперь они на месте. Пусть лежат» [52] . Судьба третьего экземпляра на сегодняшний день неизвестна.
51
Прославленная библиотека Розанова рассматривалась ею в качестве депозитария еще в годы ссылки: «Посылаю Вам 2 тетради стихов, то, что я написала здесь, отрываю прямо от сердца. ... Я верю, что у Вас или у Розанова они будут в целости. У меня нет даже черновиков. Надо бы снять копии, но я не в состоянии, - очень большая работа» (письмо к Д. Шепеленко 9 июня 1952 года // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л.96); после завершения работы над машинописным сводом она подтверждает эти намерения: «Розанову я должна отправить мой экземпляр» (письмо Д. Шепеленко 24 октября 1957 года // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 344 об. ). Вопреки ожиданиям, в составе архива Розанова в РГБ стихов Кугушевой нет.
52
Письмо к Д.И. Шепеленко 27 сентября 1959 года // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 422-422 об.; к словам «просил меня прислать» она сделала примечание: «Я, конечно, сама просила разрешить прислать свои стихи».
С этого момента имя и стихи Кугушевой были забыты на несколько десятилетий. В начале 1990-х годов несколько ее стихотворений напечатала Нина Мироновна Рубашева, сотрудница ГЛМ [53] ; она же подготовила сборник ее стихов, вышедший в 2003 году тиражом в 110 экземпляров [54] .
В основу настоящего издания положен текст машинописи «Казахстанского дневника», фиксирующий последнюю авторскую волю для стихотворений периода ссылки. Его предваряют все разысканные на сегодняшний день стихотворения 1920-1941 годов; большая часть их печатается по прижизненным публикациям, меньшая – по сохранившимся автографам, в том числе и позднейшим. Завершают книгу несколько стихотворений, хронологически современных «Казахстанскому дневнику», но по каким-то причинам не попавших в его состав. За пределами книги, поневоле ограниченной фиксированным объемом, осталась ощутимая часть стихотворений 1940-1950-х годов.
53
Волчья ночь. Письма и стихи Н. П. Кугушевой-Сивачевой. Публикация Нины Рубашевой // Странник. Литература. Искусство. Политика. 1992. № 2 (4). С. 61-65.
54
Кугушева Наталья. Некрашеные весла. Стихотворения (1920-1956). М., 2003.
Пользуюсь случаем принести живейшую благодарность Льву Михайловичу Турчинскому за беседы и участие, Наталье Николаевне Соболевой за помощь и внимание, сотрудникам РГАЛИ, РГБ и ГЛМ за трудолюбие и долготерпение — и всем, принимавшим участие в интернет-обсуждении первого варианта статьи, за щедрость и благожелательность.
ГЛМ – Отдел рукописных фондов Государственного Литературного музея.
КД – Сивачева Н. Казахстанский дневник. Стихи. Тетрадь 1-6. Малоярославец, 1957. [Машинописный сборник] // РГАЛИ. Ф. 455. Оп. 1. Ед. хр. 119.
НВ – Кугушева Наталья. Некрашеные весла. Стихотворения (1920— 1456). Составление, подготовка текста и вступительная статья Н. М. Рубашевой. М., 2003.
РГАЛИ – Российский Государственный архив литературы и искусства.
РГБ – Научно-исследовательский отдел рукописей Российской Государственной библиотеки.
Безумный вальс («Кому предугадать развитье партитуры…»).Голгофа строф: Стихи. Рязань, 1920. С. 9.
Письмо («Я ушла.Совсем. Так надо…»).Голгофа строф: Стихи. Рязань, 1920. С. 10. Лотерея-аллегри – тип лотереи, в которой выигрыш (или его отсутствие) становится очевидным сразу после приобретения билета.
«В лохмотья слов, как в гамлетовский плащ…». Плетень: Стихи. Пг., 1921. С. 5; печ. по Альманах «Литературного особняка». № 1. М., 1922. С. 15. Датируется по первой публикации.