Прощальный сезон

Покровская Ольга Владимировна

Человечек при этих словах мерзко засмеялся, и все трое вышли. Взвыли моторы, стихло, а Кирилл еще сидел, ни жив, ни мертв. Он так и не понял, кто за кем в конечном итоге следит. Слова про трупака ему тоже не понравились... Он раздумывал, не плюнуть ли на обещанные четыреста долларов и не податься ли восвояси, пока не поздно, но во дворе послышались настороженные голоса женщин. Кирилл разгреб укрытие, побежал наверх, выскочил на балкон и притаился. Яна исчезла, по соседнему участку между грядок бродил синусоидами, помахивая пластмассовой лопаткой, ребенок в желтой панамке. Кирилл распахнул наугад книгу без обложки и сделал вид, что поглощен чтением.

– - Вася!
– позвали снизу пронзительно и тревожно.
– Вася,

ты где!.. Что за черт побери, убью!..

Кирилл водрузил на лицо невинную улыбку, сунул под мышку книгу, обеспечивающую простодушное алиби, и сошел на первый этаж. Рита, сгорбившись, обнимая дрожащим телом полупустую бутылку коньяка, сидела на столом на кухне, а подруги, хлопотали вокруг, как мотыльки, вьющиеся вокруг лампочки. Три пары стеклянных от измученного беспокойства глаз уставились на него согласно.

– - Где ты, где шляешься, мало без тебя хлопот!
– взорвалась Рита, крепко сжимая, как эспандер, коньячное горлышко.
– Он видел тебя? Зачем он приезжал? Что они делали?

– - Не знаю, - ответил Кирилл безмятежно.
– Они наверх не ходили. Внизу разговаривали. Я не прислушивался. Меньше знаешь - крепче спишь... А что?...

Внутренний голос подсказывал ему, что лучше не делиться информацией и не рассказывать, о чем узнал. Подслушивают? Их проблемы... Не ему опасаться шантажа...

– - Я говорила!
– причитала Рита.
– Все неспроста! Он везде! Он словно разлит в воздухе!.. Это Янка, проститутка!.. Я говорю, она все ему докладывает!..

Остаток дня прошел нервно. Женщины не могли отойти от волнений, вызванных внезапным визитом Александра Алексеевича, а Кирилл обдумывал случайно услышанные слова, подозревая их чрезвычайную важность. Задним умом ему мимолетно показалось, что следовало обнаружить себя перед Александром Алексеевичем и расспросить, что тот имел в виду. Нет, вряд ли... Серьезные вещи не рассказывают чужому человеку, случайно вылезшему из собственного чулана.... Он беспокойно прислушивался к обрывкам фраз, стараясь уловить среди дамских пустяков след путеводной нити, ведущей к гипотетическому секрету. Даже видение загорающей в бессолнечный полдень Яны отошло на второй план. Он, сидя на террасе, подозрительно нахмурясь, вникал в Алинино бормотание про синий мак, растущий на далеких планетах - пока она, под ревнивым Ритиным присмотром давила ложкой смородиновые ягоды и прибавляла песка во фруктовое пюре. Примечательно, что Рита вздрагивала от каждой ложки, запущенной в сладкую смерть, точно это был последний сахар на земле. Он попытался поговорить с Ларисой, но та, хотя и смотрела влюбленными глазами, связный разговор не поддержала, а принялась возбужденно пересказывать переведенные недавно статьи. Из ее бесконечных монологов Кирилл понял только, что в секретных лабораториях научились останавливать время, что Юрий Гагарин был переведен через космический мост в другое измерение, что под египетскими пирамидами обнаружен подземный бункер сорока метров глубиной, и что она гордо демонстрирует далекому умственному Васе широту околонаучного кругозора.

Хотелось к людям. Дом представлялся замкнутым лабиринтом на заброшенном острове в глухой тундре в бессрочном полярном времени суток. Разрывая пальцами традиционные пакеты с мороженой картошкой, он тоскливо заглядывался на посторонние уличные голоса, кажущиеся безмятежно веселыми и маняще нормальными. К вечеру дамы оклеймались, расслабились и, как вчера, окружили вязаную скатерть. Издали Кирилл обратил внимание на рыжий лоскут, который Рита положила посреди стола. Присмотревшись, он узнал пионерский галстук.

– - Боже мой!
– воскликнула Алина.
– Это семьдесят восьмой год!.. Здесь написано... Ритка, его кто-то поел.

– - Кто мог поесть, - возразила Рита.
– Это искусственный шелк. Нужен он кому... Уважающие себя насекомые не жрут целлюлозу... Смотри, это Наташка написала, из Химок, помнишь? "Желаю

никогда не забывать третий отряд..."

Кирилл равнодушно понял, что на галстуке что-то написано, и дамы разбирали надписи, растягивая, каждая к себе, три галстучных конца.

– - Ты глядел мне в глаза... как измученный кустик в ручей...
– читала Лариса.
– Кто ж это?... А, это Галка... Мне доныне тепло... от давно не звучащих речей...

– - Люби два раза, но не двух сразу...
– вторила Алина, придерживая обработанную оверлоком кромку.
– Ирка... не помню. Ритк, а ты помнишь, как повязывать?.. Сможешь сейчас?..

Рита презрительно хмыкнула.

– - Такое разве забудешь! Хоть среди ночи подними. Помнишь, как нас химера гоняла: "Ты почему без галстука?!! В комсомол не дам рекомендации!.." Я не только что галстук - я автомат Калашникова соберу и разберу... Руки-то помнят...

– - В московской области запрещали собирать ландыши...
– меланхолично вспомнила Алина.
– Плакаты висели у главного входа, куда родители приезжали...

– - Не только ландыши, - подтвердила Лариса.
– Интересно, сейчас можно?..

– - Сейчас все можно, - сказала Рита мрачно.

– - Автомат Калашникова я, между прочим, разбирала быстрее всех, - вставила Лариса.
– Какой был норматив? Шестнадцать секунд?

– - Двенадцать.

– - Шестнадцать.

– - Это разборка?.. А сборка сколько?..

Вдохнув свежеющий воздух, Кирилл кисло подумал, что это надолго. На соседней улице монотонно, как сирена, заголосили: "Мар-киз!.. Мар-киз!.. Мар-киз!.." Кирилл поднялся со ступенек, шатающей неторопливой походкой взобрался на второй этаж и с балкона пригляделся к темноте соседнего участка. Свет, падающий из окна, четырехугольником ложился на сиреневые кусты, а кругом сгущались уже непрозрачные сумерки. Голос, заклинающий Маркиза, стих. Хрястнуло, пролетев мимо многих листьев, яблоко. Снова надрывались кузнечики, где-то бряцали на гитаре. Вдруг вспыхнуло дополнительное светлое пятно, приоткрылась дверь, и на фоне горящего четырехугольника Кирилл узнал тоненькую фигурку Яны. Она спустилась в сад, подошла к забору и, взявшись за штакетины, замерла, высматривая соседей. Кирилл засвистел.

– - Эй!..
– позвала Яна.
– Ты где?

– - Сейчас, - ответил Кирилл шепотом.
– Подожди...

Он заглянул вниз, перешагнул через балконное ограждение, угрожающе заскрипевшее, повис на руках и, нащупав под ногами гулкую бочку, спустился на землю.

– - Привет, - сказал он, подходя к Яне.

– - Привет, - ответила она негромко.

Они помолчали, и Яна сказала:

– - Давай, перелезай ко мне.

Кирилл перепрыгнул через заборчик, и Яна, взяв его за руку, повела по дорожке мимо дома.

– - Только тихо, - предупредила она.

Они выскользнули из калитки и пошли по безлюдной улице, отмахиваясь от комаров. Весело оглядываясь, Кирилл чувствовал себя вырвавшимся на долгожданную свободу, и неприглядная обыденность разбитой дорожки и покосившихся заборов казалась ему вдохновенной и романтичной.

– - Они тебя Васей зовут, - проговорила Яна.

– - Я не Вася, - ответил Кирилл и назвал свое имя.

– - Охота тебе с ними возиться, - сказала Яна.

– - Есть необходимость...
– проговорил Кирилл.

– - И много платят?
– сказала Яна насмешливо.

– - У меня другая причина, - скрипнув зубами, сказал Кирилл. Он решил не распространяться насчет обещанных ему денег, тем более, что пока он не держал их в руках, не стоило предсказывать получение. Мало ли кто чего обещал... и коммунизм к восьмидесятому году обещали в свое время.

– - Понравились?
– спросила Яна.

– - Не в этом дело, - сказал Кирилл.
– Мне на дно залечь надо.

– - Ааа...
– Яна звонко рассмеялась.
– Я-то думала, ты от них без ума... Они тетки опытные, изобретательные...