Прощание с кошмаром
Шрифт:
Сотрудники отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков пытались, насколько это было возможно, проработать возможные преступные связи Кима Ли Ванга в столице. В Йошкар-Оле местные сыщики провели даже несколько рейдов по притонам, поприжали наркоту. Но узнать какие-либо сведения о том, от кого и к кому кореец-челнок вез в Москву героин, так и не представилось возможным.
Наркоцепочка, как это часто и бывает, полностью оборвалась вместе с гибелью курьера.
Однако Колосов и Свидерко были почта уверены: героин никак не связан с последующей страшной гибелью студента-медика. Но любой пробел в раскрытии — это минус в оперативной работе. А кто из сыщиков останется доволен
Но Колосов в эти отвлеченные виртуальные грезы верил мало. Слушал умненьких ребят с университетскими значками на мундирах, смотрел в компьютер; аккуратно подшивал распечатки в папочку. Общие фразы этого самого «моделирования» он и так знал без умствования аналитиков. А самого главного, того, что его сейчас интересовало больше всего, эти компьютерные гении ему не сообщали. Два главных вопроса: «Каков мотив преступления?» и «На чем конкретно следует цеплять убийц?» тонули в туманных фразах типа: «с большей степенью вероятности», «предположительно» и «есть версия».
Короче — голова от аналитиков пухла. А туг еще…
Они сидели в кабинете Свидерко, утонув в ворохе бумаг, как вдруг тому позвонили из дежурной части розыска.
— Это из нашего антикварного отдела. Начальник Кревицкий — тебя. Такой жук, ты построже с ним, — Свидерко прикрыл ладонью трубку щегольского радиотелефона (среди аппаратов связи на столе и на компьютерной стойке это был пятый по счету). — Говорит, к ним тип какой-то обратился. Вроде дает информацию. Ему, мол, вещи предложили краденые, как он подозревает. Ну и.., обратился, в общем, сигнализирует. Описал те предметы. Три иконы. Кревицкий по банку данных похищенного прокрутил скоренько. Вроде ваши это вещи с кражи из Стаханова. Говорит, с Байко (это был начальник областного антикварного отдела) пытался связаться, а тот где-то на выезде. А дело вроде срочное. Узнал, что ты у меня в гостях, ну и… На, потолкуй с ним лично. — Он протянул трубку коллеге.
Ситуация, как понял Колосов из энергичных объяснений Кревицкого, действительно складывалась весьма интересная в оперативном плане. И реагировать надо было решительно и быстро. «Жук» Кревицкий преотлично знал, что стахановский случай — не дело Москвы «по территориальности». И решил скорехонько подключить к нему областных коллег, чтобы не отбивать у них хлеб и не рваться самому. В столице и своих дел предостаточно, пусть область по своей краже сама рукава засучивает.
Но в принципе-то он сделал доброе и благородное дело: переадресовал важного свидетеля, и Колосов высказал ему свое личное «мерси» за это и низко поклонился в ножки. Хотя…
Хотя лично ему вся эта антикварная эпопея начала порядком надоедать. Из поездки в Стаханове и кропотливой работы с фетишистом Куренковым вышел, как и следовало ожидать, мыльный пузырь. Фетишиста забрали в психиатрическую больницу. Колосов не поленился съездить туда, беседовал с врачом. Вместе они потом битых три часа «исследовали феномен»: Куренков неохотно отвечал на вопросы, раза три ударился в истерику, а их настойчивый интерес к отрубленным цыплячьим и кошачьим головкам полностью игнорировал, замыкаясь в себе.
Версия его возможной причастности к серийным обезглавливаниям, какой бы смехотворной она ни казалась, все же оставили в стадии разработки. Увязнуть же еще по уши и в разборках с кражей икон — совершенно не входило в планы отдела убийств и его начальника. Но Колосов знал: областные
— С собой его заберешь на Никитский? — осведомился Свидерко, когда Колосов положил трубку. — Ну, Бог в помощь вам. Хотя чудное какое-то дельце: чтобы такой жук, как этот антикварный воротила, и сам в милицию прискакал на вороных — дескать, ему, честняге, краденое посмели предложить! Ей-богу, я таких совестливых граждан не встречал. — Свидерко щурился. — Прямо воспаление законопослушания. С чего бы это у него, а?
У Свидерко все были «жуки». Колосов пропустил это обидное прозвище мимо ушей. Они договорились созвониться, обменяться информацией, и Колосов спустился в вестибюль. У бюро пропусков его уже ждал Кревицкий и…
— Белогуров Иван Григорьевич.
Колосов пожал руку плотному, хорошо одетому шатену с изящнейшим кожаным портфелем под мышкой.
— Ну, Счастливо. Будут результаты — проинформируйте, — отсалютовал Кревицкий и с чувством честно выполненного служебного долга птицей взлетел по лестнице наверх.
Колосов предложил свидетелю сначала побеседовать в машине. Белогуров не возражал. Он закурил предложенную ему сигарету. Начал рассказывать спокойно, неторопливо и обстоятельно. Колосов наблюдал за ним с интересом: итак, этот гражданин обратился в милицию с сообщением о том, что, как он подозревает, его намереваются втянуть в некую противозаконную сделку, предлагая явно краденые вещи. А он — честный коммерсант, в бизнесе не первый год, у него стабильная деловая репутация, и он просто не желает быть втянутым и поэтому доводит до сведения правоохранительных органов…
Колосов размышлял: тут бы в литавры бить — пришел важнейший свидетель с важнейшей информацией для раскрытия. Глядишь, и «задержание с поличным» уже не за горами. Но… «бить в литавры» отчего-то не хотелось. Колосов вздохнул: дожили! Уже их настораживает сам факт, что гражданин добровольно изъявляет свое желание помочь милиции. С чего бы это взыграли в нем честность и законопослушание?
Таких «честных» сейчас днем с огнем. В обыкновенные понятые, просто «поучаствовать», подпись-закорючку свою под протоколом поставить — никого не допросишься. Все шарахаются как от чумы. А тут такой стильный холеный деляга — и сам прибежал спозаранку…
— Человек, который позвонил, а затем встретился с вами, он чем-то напугал вас, Иван Григорьевич? — напрямик спросил Колосов свидетеля.
— Нет. С чего вы взяли, что я испугался? — Веки Белогурова дрогнули. — Просто мы с, компаньоном решили…
Никита смотрел на Белогурова. Его первое впечатление от незнакомца в ходе беседы не изменилось. Голос хрипловатый, но приятный, мужественный. Сильные руки, какие-то даже слишком крупные для антиквара. У Колосова отчего-то это словечко ассоциировалось с этаким декадентом-стилягой с хвостом на затылке, модной облезлой бородкой и круглыми слепыми черными очками от «Ферре». Но Белогуров на хвостатого битника никак не походил — гладко выбрит, аккуратнейшая стрижка с английским пробором. Однако лицо, хоть и холеное, было отечное, землистое, усталое до крайности. И глаза… Складывалось впечатление, что у Белогурова либо болит зуб, либо ноет печень, но правила хорошего тона, усвоенные с детства, и мужская гордость не позволяют ему показать собеседнику собственное нездоровье.