Прощание с кошмаром
Шрифт:
— Он, этот Владимир, сам подошел к вам на вокзале? — спросил Колосов, видя, что Белогуров снова запнулся и смотрит в окно машины, словно подыскивает нужные слова. У Колосова вообще начинало складываться впечатление, что мысли его собеседника витают где-то далеко.
— Да, сам: Там это кафе — грязь, конечно, ужасная… Я взял пива, ждал минут Десять, не больше. И тут он ко мне подошел…
В семь часов вечера на Ленинградском вокзале — столпотворение: выходной день, суббота. Да еще ночной ураган. Народ торопился кто с дач, кто на дачи — посмотреть, что натворила буря. Не побила ли стекла, не сорвала ли крыши, не поломала ли яблони в саду.
— Привет. Белогуров Иван — точно? Я — Володимир. Это я звонил. Ну что, разговор будет?
Белогуров поднял глаза. Перед
— А тот человек, назвавшийся Владимиром, сразу показал вам вещи, которые намеревался продать? — спросил Колосов, заполняя новую паузу в рассказе Белогурова.
— Нет, — Белогуров отрицательно покачал головой. — Сначала он выложил на стол пачку фотографий, сделанных «Полароидом». Они изображали иконы, снятые крупным планом. Там было три вещи: «Неопалимая Купина», «Богоматерь Тихвинская», а вот третью я по фотографии сначала ни с чем не мог отождествить. Я спросил, что это за вещи. Как они к нему попали.
— Так вот прямо и спросили? — Колосов улыбнулся.
— Ага. — Белогуров тоже попытался улыбнуться — Он как-то вывернулся, явно соврал… Я сказал, что по этим фото вообще ничего не могу сказать, хочу видеть оригиналы. Честно-то говоря, мне хотелось его к черту послать, а он… Он сказал, что за оригиналами дело не станет. Иконы, мол, у него в машине. Он понимает, что вглухую такие сделки не совершаются.
— Так и сказал «сделки»? Это самое слово употребил?
— Нет. Но смысл был этот самый. Короче, он предложил мне взглянуть на иконы. Ну, понимаете, раз уж я приехал туда, Потратил столько времени, то я решил-таки довести это дело до конца. Он повел меня на платную стоянку перед вокзалом. Там была его машина.
— Марка? — Колосов достал из кармана блокнот.
— Девятая модель «Жигулей». Черная, с такими наворотами..
— Вот собака такая, а!
Белогуров с удивлением воззрился на собеседника.
— Ну почему они все именно такие себе тачки выбирают? — хмыкнул Колосов. — Мечта бандита, мда-а…. — Ему вспомнилась «девятка» Свайкина.
— Дикари ж, первобытный вкус. Примитивизм и пошлость. — Белогуров щелкнул зажигалкой, закуривая новую сигарету, и вдруг, спохватившись, окинул взглядом салон колосовской «мечты бандита» с такими же точно «наворотами» и пробормотал:
— Ох, простите. Я имел в виду…
— Давайте лучше про иконы. — Колосов проглотил горькую пилюлю как можно достойнее.
— Они лежали у него в спортивной сумке в багажнике. Мы отъехали к железнодорожным путям. И там он мне показал вещи. Две иконы я бы датировал концом семнадцатого века. Я уже вам назвал их. А вот третья… — Белогуров хрустнул пальцами. — Третья меня просто поразила. Это было «Рождество» — примерно конец шестнадцатого, начало семнадцатого века. Икона явно нуждалась в реставрации — то есть она была не в очень хорошем состоянии, поэтому-то я по фотографии вообще ничего не мог толком сказать. Это действительно чрезвычайно редкая манера письма, видимо, она принадлежит кисти северного мастера. В цветовой гамме там много киновари и прозелени. Очень характерны лики святых. Там есть одна поразительная деталь: Богородица лежит на ложе, а возле нее — повитуха, омывающая новорожденного младенца в корыте. Это отличительная деталь северной иконописной школы еще до никонианского раскола. Позже живописцы полностью отказались от изображения повитух в сцене Рождества, потому что…
— Вы отлично разбираетесь в иконах, Иван Григорьевич. Вы искусствовед по образованию? — спросил Никита.
— Почти. А что разбираюсь — профессия такая. Волка ноги кормят, не будешь разбираться и… Короче, я понял, что имею дело не с подделкой.
Колосов смотрел на собеседника. И тот словно угадал его мысли.
— Вас, кажется, поражает, что я — коллекционер и владелец галереи — тут же не воспользовался случаем, не оторвал с руками
— Это не донос, Иван Григорьевич. Зачем вы так? Это ваша помощь — и не только, кстати, нам, милиции. Эти иконы украдены из церкви в Стаханове несколько дней назад. Там всем поселком только-только церковь отстроили — и бах — , кража. — Колосов постарался придать своему голосу патетические нотки.
— Я сразу сообразил, что эти вещи краденые. У такого типа, что бы он ни плел, таких вещей просто не могло оказаться, иным способом, как кражей со взломом. — Белогуров тоже придал своему голосу некую особую окраску. — Он попросил за все три вещи пять тысяч долларов. Всего-то. Сегодня в шесть вечера он мне позвонит для окончательного ответа. Я ему дал телефон «сотки». А сам сразу же решил, что немедленно сообщу вам, обязан это сделать. Я честный коммерсант и дорожу своей деловой репутацией. Меня знают за рубежом. И я не могу позволить себе участие в незаконных сделках…
Белогуров произносил свой текст, словно отлично вызубренный урок, а сам же…
Когда, вернувшись с вокзала, он объявил Егору, что сообщит о происшедшем в милицию, того (как было уже сказано выше) едва не хватил удар. Он начал остервенело ругаться матом (они заперлись в кабинете на ключ). Белогуров терпеливо слушал.
— Тебя на неприятности тянет, на катастрофу? — шипел Егор. — Какая муха тебя укусила?! Не желаешь брать иконы — откажись. Зачем этого хмыря сдавать ментам?! Для чего тебе, соваться туда, светиться перед ними?! А если они нами заинтересуются, галереей, этим вот домом? Тебя в Пропасть, что ли, тянет, Ванька, так вот окно — пойди лучше сигани вниз толовой. Ты.., ты разум, что ли, окончательно потерял после сегодняшней ночи?!
— После двух ночей. — Белогуров прислонился спиной к стене, скрестил на груди руки. — Я тебя понял, Егор. Все твои возражения. Но я сделаю так, как решил.
— Но почему?! Зачем?! Зачем ты сам идешь к ментам? Объясни!
— Объяснить? Хорошо. Эти иконы — краденые.
— Это и ежу ясно! Не хочешь связываться с этим уркой — откажись. Уйди в сторону!
— Уйти в сторону… А ты знаешь, как этот полудурок вышел на нашу галерею? — сухо спросил Белогуров. — Он не москвич, периферийник. Видно по морде — только что с зоны. Кто-то из сообщников навел его на отличный куш с этими иконами, ну и… А связей по таким делам, чтобы товар в Москве скинуть, у него либо вообще нет, либо здесь ему за краденое предлагают такую сумму, какая его не устраивает. Вот он и решил кого-то крупно кинуть, забрав себе все деньги. Он, этот Володимир, играет в собственную игру — хочет обойтись без услуг барыги-перекупщика. Напрямую с легалами, то есть с нами, общаться желает. Но все дело-то в том, Егор, что хоть он и ходит в этой игре вроде бы с козырного туза, но делает это по-дурацки. Я его спросил: откуда ему известен наш телефон? И знаешь, что он ответил? По справочнику «Желтые страницы»! Моя фамилия там в списке торговцев антиквариатом, видите ля, первая! Святая простота. Не получится с нами — завтра же этот жадный остолоп по этому же справочнику позвонит и предложит иконы другим. А вот так по-идиотски такие дела с такими вещами, как эти иконы, не делаются. Так вообще, кроме круглых дураков, ослепших от жмотничества, никто не поступает. Эта вещица — я имею в виду «Рождество» — уникальна, И ее уже ищут, откуда бы он ее ни спер — ее уже ищут и, поверь мне, с фонарями и собаками! Ты думаешь, у ментов осведомителей нет? Не пройдет и нескольких дней, если этот кретин будет продолжать в том же духе, — все станет яснее ясного: А вот когда менты возьмут его за задницу, из него вытряхнут и то, к кому он обращался с предложениями купить у него краденое. И он назовет им всех по списку, в том числе и нас с тобой. И вот тогда-то, Егор, мы засветимся гораздо худшим образом. Конечно, ничего серьезного нам не предъявят — мы же отказались, не клюнули, но.., проверять нас будут. Причем так, что мы об этом даже поначалу и подозревать не станем. И сам факт, что милиция просто так сначала решит пощупать нам нервишки, нагрянет сюда как-нибудь нежданно, когда у нас в подвале… Словом, не дай Бог, они застигнут нас врасплох, а мы и так ходим по лезвию ножа.