Прощай, Титаник!
Шрифт:
Не смотря на честность, никого нельзя лишать права на таинство. Поэтому простите мне тяжесть трудностей, которые я вам создаю, не называя имен ни вымышленных, ни реальных. Я, как несостоявшийся юрист, по привычке руководствуюсь общечеловеческими принципами права. Привычка мешающая, мягко говоря. Не хватает мне бандитизма, как и не хватает смелости быть бандитом, посягающим на семейные ценности, что, наверно, вредно для писателя как человека, призванного будоражить общественность.
Между тем наша троица пишет о разном: брат склонен к поэтическому мышлению; я задумывала опубликовать личные дневники, местами очень даже достойно написанные, потом меня захватила идея подготовить труд о русских эскортницах, не покидало меня и желание посвятить книгу рассказам о своей семье, даже думала поведать миру и стране о жизни 22-летней девушки – то есть о себе и своих переживаниях, сейчас же я занимаюсь чем-то совершенно непотребным без названия; ну а мама остается загадкой, впрочем, и для себя
Если позволите, я расскажу наконец-то немного о себе, но далеко от поднятой темы уходить не буду. Чем меня обделила природа, так это женской расчетливостью. Не думаю, что это следует мешать с хитростью. Впрочем, хитрость мне тоже несвойственна, как и другим членам моей семьи. Какие-то зачатки навыков манипулирования, слава богу, небеса мне отсыпали, поэтому есть надежда сделать из меня женщину со временем. Да, все-таки я женщина. Не знаю почему, но вести повествование от женского лица кажется мне ненадежным (да простят меня все женщины Земли, я подвожу их, когда должна бы с достоинством и высоко поднятой головой защищать): признаться, мужчине верится с большей лёгкостью. Признаваться в подобном в наше время наплыва историй о лесбиянстве и феминизме всё равно, что поставить на себе крест как на писателе. Но вы же помните, я человек отчаянный.
Откуда растут ноги этого отчаяния даже мне, его носителю, трудно определить с хирургической точностью. Могу лишь обозначить переломный момент, с которым пришла решительность делать то, что я умею – писать, потому что оказалось, что больше я ничего делать не могу, кроме уборки, чтения и просмотров старых голливудских фильмов. Так уж вышло, что, когда я вышла из стен юридического университета, удача оказалась не на моей стороне, – путного юриста из меня не получилось по разным причинам, хотя я и не сильно старалась; мне хватило смелости признаться себе и семейному конклаву в непереносимости бюрократизма и чиновничества как явления в целом. Хотя только вчера я дала обещание дяде попытаться устроиться секретарем в тушинский межрайонный следственный отдел (просто он около дома): жизнь – бинарная штука, а мы в ней – родственники, на которых возлагаются надежды.
Глава 2
Я – первая дочка, появившаяся на свет в период рассвета маминого бизнеса, когда всё казалось возможным и осуществимым. Меня назвали Госпожой, пророча обеспеченное существование и достойное будущее. Ничего мне не пророчили, конечно. Моё имя было редким, таким и остается, но помимо всего прочего у мамы была знакомая – роковая и успешная женщина-адвокатесса, помыкающая мужем и сопровождающей их компанию свитой. Имя и профессия неизвестной мне дамы по иронии судьбы сыграли решающую роль в выборе моего жизненного пути и тех надеждах, которые я должна была оправдать.
Мечтательность передалась мне по наследству вместе с мамиными мечтами о моей блестящей судьбе. Даже сейчас я фантазирую на тему того, как буду искать издателя, как встречусь с ним и передам рожденный материал в его акушерские руки, как опубликую книгу, которой ещё нет, и как стану знаменитой. Может быть, хотя бы косвенно оправдав те самые надежды. С другой стороны, я не имею права нивелировать силу желаний. Благодаря способности фантазировать и находить выход из тупиковых ситуаций с помощью новой мечты мама смогла пройти все те испытания, которые были ей уготованы её же руками; она вела свой народ, как Моисей через
Дети – восприимчивые и услужливые существа. С 7 лет я знала, что стану юристом. Мама рассказывала мне, как вкусно пахло дорогим парфюмом от той адвокатессы, какие красивые и изысканные наряды она носила и как по-царски отрешенно вела себя в обществе. Поэтому образ какой-то потрясающей женщины и восхищенный тон мамы приучали меня к мысли о необходимости обладания теми же достоинствами, чтобы мама могла рассказывать с ещё большим восхищением о своей дочери. Я смотрела российский сериал про следователя, я читала детективы, я старательно учила историю и обществознание, ответственно готовилась к экзаменам, с недетской рассудительностью и старательностью. Мне даже кажется, что сейчас я не смогла бы проявить героизм, с которым я прошла ту войну за право быть лучшей в классе.
Всё это происходило не на пустом месте, и все мои черты характера формировались не сами по себе. Учеба и подготовка к экзаменам шли в совокупности с семейной борьбой, о которой трудно говорить смело и прямо. Когда я пошла в 4 класс, мама вышла замуж первый и последний раз за мужчину, изменившего её жизнь. Так как мама у меня импульсивная, эмоциональная и в детстве недолюбленная родителями, в браке она вела себя неумело и на многое не смогла закрыть глаза. Всё это вылилось в рождение троих детей и бурный, бурлящий и разрушающий процесс расставания и развода вперемешку с алкоголем и тяжкими страданиями под Гришу Лепса и Любочку Успенскую с неизбежными в таких ситуациях банкротством и постепенным разорением бизнеса, проявления которых немного замедлились (но длятся по сей день) лишь когда мама оказалась в купленном ею неотесанном домишке с пятью детьми, в разводе и с навозной кучей долгов и обязательств перед чадом.
Нейробиологи и психологи говорят, что со временем старые воспоминания искажаются и выдаются памятью в лучшем свете, чем они были на самом деле. Я с этим согласна, но вот еще одно свойство памяти: воспоминания можно спрятать, отодвинуть так далеко на задний план, что их будет невидно. Именно так и поступила моя память в целях самосохранения психики в целом. Так же, как и экзамены после школы, сейчас я бы не пережила всего маминого чувственного буйства.
Не трудно догадаться, кому пришлось взять на себя мужскую роль воина Света. Мне. Как и другим девочкам с похожей судьбой. Я была подругой, твёрдым плечом, нянькой для детей, совестью, доверенным лицом, домохозяйкой. И так же рано научилась пить плохое вино, в лучшем случае винное сусло. Не после 4 класса, но после 7 точно. Пить я научилась, а дружить с мальчиками нет. Это мне и помогло сосредоточиться на делах насущных: семье и школе. О мальчиках я точно мечтала, но ни с кем не гуляла, не целовалась, на свидания не ходила, никто и не звал, признаться; была я с головой поглощена заботами юной домохозяйки. Что, кстати, не мешало мне оказываться в разного рода пьяных передрягах. Но это было так, для души, как для души были книги, коих я прочитала завидное количество. Для тела были испытания на выносливость пореалистичней: еда была не всегда, дом приходилось приводить в порядок всегда, как и всегда смотреть за младшими детьми.
Так и получилась я со своим нравом. Надо было выживать, а молодой организм умеет подстраивается, как может, ещё ничего не понимает и только подстраивается. Прекрасная способность, утрачиваемая с годами. В мои 22 мне уже трудно быть тараканом, приспосабливаться.
По инерции, как у солдата, только вернувшегося с поля боя, с такой же отвагой я сдала экзамены, набрала достаточное количество баллов для поступления в университет бесплатно (на бюджетное место), была звездой школы – 100-балльницей (русский язык мне всегда хорошо давался, видимо не зря). И сдулась. Я побоялась оторваться от дома, бросить шумную итальянскую маму и детей без присмотра и уехать в Москву для поступления (как покажет время, всё было к лучшему, потому что на следующий год я поступила в московский юридический вуз без дополнительных испытаний, которые были отменены лишь накануне).
Я стала студенткой юридического факультета Кубанского государственного университета. Звучит так, будто нас там учили доить коров и солить огурцы. Это не далеко от истины: нас там практически ничему не учили и требовали столько же. Это не соответствовала моим привычным мозговым штурмам, я чувствовала, что способна на большее. К этому ощущению прибавилась непроходящая неловкость за первые пьяные студенческие вечеринки, за сказанное новым первым одногруппникам и сделанное по неопытности. Не обошлось без решительной мечтательной мамы: были новогодние праздники, прошел первый семестр обучения, мама видела и чувствовала мои страдания и не боясь предложила мне ехать учиться в Москву после окончания учебного года. Поэтому весь следующий семестр я знала, что уеду. Это потрясающее вдохновляющее ощущение, попробуйте. Как первая взаимная любовь. Всё в будущем возможно, а прошлое уже невозможно. Вы уже в будущем, в настоящем вы присутствуете формально, по необходимости, которая больше не тянет к земле, а поднимает над ней. С позором я сдала досрочные летние экзамены; с позором, потому что не было азарта что-то кому-то доказывать в месте, в которое больше не вернешься, все мысли были о грядущих переменах.