Прощайте, любимые
Шрифт:
— Разрешите доложить, товарищ капитан. Капитан поднял красные усталые глаза.
— Неизвестные, товарищ капитан, а при них вот этот документ.
Капитан взял правой рукой предписание Воеводина, пробежал его глазами, усмехнулся:
— Подмахнули за Воеводина?
— Почему за Воеводина? — не понял Иван.
— А потому, что он комендант Могилева и прекрасно знает, что вчера еще Чаусы заняты фашистами и посылать на базу снабжения людей не имело смысла.
— Мы ехали на двух машинах... —
— Неплохо придумано, — усмехнулся капитан. — Веди их к особистам. Там разберутся.
Особист — болезненного вида, сутулый лейтенант — хмуро посмотрел на хлопцев, взял принесенную младшим сержантом бумагу Воеводина и распорядился:
— Платонов, примите оружие! А вы, младший сержант, можете продолжать службу.
Младший сержант повернулся, бросил на хлопцев недобрый взгляд и ушел.
— Платонов, — снова позвал особист, — обыщите их. Подошел Платонов — рослый, стройный брюнет лет тридцати, со строго сдвинутыми черными бровями.
— Раздевайтесь, — сказал он ребятам каким-то извиняющимся тоном.
— Совсем? — с недоумением посмотрел на него Эдик.
— Останетесь в трусах, — прежним тоном сказал Платонов и стал в сторонке, направив на ребят карабин.
— С ума сошли... — ворчал Иван, снимая ботинки, брюки, пиджак.
— У нас так положено, — спокойно сказал Платонов, с любопытством разглядывая хлопцев.
— Какие еще есть документы, кроме этого предписания? — устало спросил лейтенант.
— Вот, комсомольские билеты... — сказал Платонов.
— Ну, давайте, выкладывайте все начистоту.
— А что нам выкладывать? — зло проговорил Федор. — Мы студенты Могилевского пединститута — бойцы народного ополчения. Получили приказ доставить с базы снабжения под Чаусами боеприпасы и оружие в Могилев и поехали под командованием старшего лейтенанта, на которого выдано предписание. Но фашисты уже перекрыли дорогу. Вот и все.
— Легенда подходящая, — хмуро бросил лейтенант.
— Какая это легенда, черт побери, когда это чистая правда? — взорвался Иван.
Лейтенант испытующе посмотрел на него:
— А чего ты горячишься, парень? Горячкой ничего не докажешь. Платонов, проверь одежду как следует, пока я их комсомольские документы посмотрю. Осмоловский Федор Михайлович, билет выдан Могилевским горкомом в 1938 году, Стасевич Эдуард Семенович, Ледник Иван Матвеевич... — Лейтенант как-то вдруг оживился, еще раз внимательно глянул на хлопцев.
— С одеждой все в порядке, — сказал Платонов, — наша, отечественная, живого места нету.
— Ясно, одевайтесь. Который из вас Ледник?
— Я, — сказал Иван. Лейтенант прищурил глаза:
— А кто из Ледников у тебя еще есть в семье?
— Мать, — ответил
— Виктор? Он жив?
— Жив, — ответил Иван. — ЦК послал на Гродненщину партизанить.
— Платонов, — так же негромко приказал лейтенант. — Дай хлопцам поесть, верни оружие и сбегай на склад, может, обмундирование завалялось новое. А то видишь, до чего хлопцы доносились.
— Вы знаете Виктора? — оживился Иван.
— Знал. Много лет. А потом пути наши разошлись. Молчаливый до этого Эдик не выдержал:
— Виктор — это случайность. А если бы вы не знали его, что с нами было бы?
— Может, расстреляли бы, — спокойно ответил лейтенант,
— Безобразие! — возмутился Эдик. — Погибнуть от своих.
— А теперь трудно разобраться, кто свой, кто чужой... Курите? — Лейтенант протянул пачку папирос, и Федор с Эдиком с жадностью закурили.
Когда хлопцы поели, отлучившийся на время невозмутимый Платонов доложил:
— Склад наш пропал, товарищ лейтенант, так что с обмундированием ничего не получится.
— Как это пропал?
— А вот так. Захватили его фашисты в Благовичах.
— Не надо нам ничего, — сказал Иван. — Мы уже привыкли к своему, а новенькое будет еще подозрительнее.
— Ладно, идите. А если тебе, Ледник, доведется с братом встретиться, — скажи, видел в сорок первом под Могилевом Одинцова с Гродненской табачной фабрики...
Поздним вечером пробирались ребята вдоль Чаусского тракта. По их расчетам до Могилева оставалось километров семь.
Издали светило зарево пожаров над городом, а на дороге было пустынно и тихо. Иногда в темноте догорали остовы разбитых машин или вздымались трупы лошадей, лежавших в дорожной пыли. Казалось, ничто не предвещало беды.
Вышли на поле. Впереди темнел небольшой, но довольно рослый лес. Молча приближались к нему ребята. И вдруг услышали громкий окрик:
— Хальт!
Поначалу они опешили от неожиданности и, правду говоря, даже не поняли, что их окликнули по-немецки.
— Ложись! — шепнул Иван, догадавшись, что они напоролись на засаду или сторожевой пост.
— Хальт! — закричал еще громче тот в лесу, и ребятам показалось, что в голосе его был страх.
— Перебежками вправо. Там снова начинается лес. Пошли! — Иван бросился первым.
Прозвучали автоматные очереди. Трассирующие пули прошили воздух над полем красными нитями. Вскочил и побежал Эдик, потом Федор. С опушки леса началась беспорядочная пальба. Ребята бросились в высокую не-скошенную рожь и почувствовали себя в безопасности. Иван, а за ним Эдик бежали уже в полный рост. Колосья хлестали по лицу, стебли цеплялись за ноги, дышать становилось все труднее.