Прощайте, сожаления!

Мамонтов Олег Николаевич

Сокамерницы с пренебрежением и недоверием относились к осуждённым по 158-й статье, за кражу: считалось, что такие могут воровать и в неволе, у своих соседок. Убийц с их 105-й статьёй обычно сторонились, испытывая по отношению к ним понятные опасения: а ну как снова захотят пролить чью-то кровь? К тому же все знали, что под 105-й администрация прячет и осуждённых по 106-й статье, за детоубийство, не без оснований полагая, что у явных детоубийц нет шансов выжить в колонии.

Вполне рядовыми, нестрашными считались преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиком. По шести соответствующим статьям, с 228-й по 333-ю, женщины нередко получали больше, чем за убийство, но в камере на них смотрели как на обычных коммерсанток, занимавшихся незаконным бизнесом. Ведь никакого физического насилия

за ними не числилось. Они пользовались авторитетом, к их числу относилась и старшая дневальная Тамара Валентиновна. Вполне "интеллигентно" и выглядела и статья 159-я, "Мошенничество", указанная на табличке, прикреплённой к кровати Александры: эта надпись удостоверяла, что новенькая тоже никого не убивала, не грабила и, более того, никого не сажала на иглу. Любопытствующие могли узнать из расспросов, что она всего лишь подделала документы, чтобы урвать у богатой наследницы часть состояния...

Вскоре Александра заметила, что Тамара Валентиновна присматривается к ней. Старшая по камере частенько бросала в сторону новенькой заинтересованные взгляды, а однажды вечером подошла к её кровати или, по-здешнему, шконке и начала сочувственно расспрашивать о её прошлой жизни. Услышав о том, что у Александры высшее образование, опыт жизни в Москве и собственный бутик, Тамара Валентиновна довольно долго молчала, явно впечатлённая. Правда, бизнес Александры уже давно был выставлен на продажу для уплаты наложенного на неё штрафа и со дня на день должен был уйти в чужие руки. Этим активно занималась бухгалтерша Уваркина, на которую была оформлена соответствующая доверенность. Но всё-таки пока, пусть формально, Александра оставалась предпринимательницей...

Спустя месяц после попадания Александры в колонию освободилось место на "поляне" возле окна: вышла на свободу двадцативосьмилетняя Яна Вычкина, отбыв срок за торговлю наркотиками. В прошлом светло-русая красавица, она за четыре года заключения обрюзгла, вокруг её рта появились скорбные складки, взгляд стал жёстким. Но привязанность мужа и родителей Яна сохранила. К ней часто приходили на свидания, приносили передачи: сигареты, мясные и рыбные консервы, конфеты, печенье, сгущёное молоко. Всем этим она щедро делилась с теми, кто вместе с ней жил на "поляне". Так же поступали и её товарки, которые как бы вели совместно хозяйство и называли своё сообщество "семейкой". Почти все здешние обитательницы входили в подобные группы, но самой престижной из них была, конечно, та, что сложилась на "поляне", вокруг Тамары Валентиновны. Попасть туда значило достигнуть самого высокого статуса в камере.

Александра узнала о предстоящей "вакансии" в один из первых дней после попадания в колонию и страстно захотела оказаться в числе "избранных". Это желание, едва возникнув в её сознании, сразу подчинило себе всё её существо. Ведь это было так привычно для неё: всю жизнь она стремилась к каким-то престижным целям. И сейчас, с появлением очередной, её пребывание в камере сразу приобрело смысл и оттого стало менее тягостным. Причём дело здесь было не только и не столько в расчёте. Хотя у её стремления имелось как будто рациональное начало, - ведь есть несомненная выгода в дружбе со старшей дневальной, которая пользуется поддержкой администрации, - в глубине души Александра знала, что для неё борьба за высокий статус имеет самоценное и даже сверхценное значение как источник самых острых, азартных переживаний и средство получения самого глубокого и полного удовлетворения.

Александра всей кожей чувствовала, когда Тамара Валентиновна останавливала на ней свой взгляд и сразу при этом преображалась: её тело напрягалось и обретало былую гибкость, движения становились грациозными, а на губах появлялась робкая полуулыбка, как у преданной служанки, ждущей приказа своей госпожи. Александра замечала довольное выражение, которое появлялось на лице Тамары Валентиновны, когда та смотрела на неё, и понимала: старшая по камере знает, что происходит с ней, и оценивает её готовность стать верной подругой, наперсницей и даже, может быть, рабой. Очень надеясь на то, что вторая от окна шконка достанется ей как самой достойной этой чести, Александра всё-таки боялась думать об этом как о несомненной перспективе, ожидающей её. Отчасти это было

из суеверной боязни сглазить, отчасти для того, чтобы избежать слишком горькое разочарование в случае неудачи.

Но главной проблемой были передачи, точнее, их отсутствие. И не только потому, что скудная казённая еда не насыщала. Как скоро поняла Александра, статус женщины в колонии зависел в немалой степени от того, что могла получить от неё "семейка". При этом на покупки в местном ларьке всерьёз рассчитывать не приходилось, поскольку там продукты были неважного качества и на приобретение их можно было тратить только средства, заработанные на швейном производстве, а их после всех вычетов оставалось очень мало. Нужны были передачи с воли. А между тем за первый месяц пребывания Александры в колонии её навестила только бухгалтерша Уваркина, да и то лишь затем, чтобы оформить доверенность на продажу бутика. Уваркина не догадалась привезти что-то из еды и вещей и на свидании жаловалась на то, каким неудобным и долгим оказался для неё путь из Ордатова сначала до райцентра Никодимово и затем до колонии. Это означало, что в будущем нельзя было рассчитывать на её регулярные посещения, несмотря на те щедрые комиссионные от сделки по продаже бутика, которые она выторговала для себя.

В пятницу седьмого июля Яна Вычкина покинула колонию и вышла на свободу. Как только её койка опустела, камера напряглась в ожидании: кто займёт её место? Ждать пришлось недолго: в тот же вечер младшая дневальная Оксана подошла к Александре, скользнула по её лицу уклончивым взглядом своих косящих глаз и негромко приказала:

– Тащи своё барахло на "поляну"!

У Александры зазвенело в ушах, сердце её бешено застучало. Из боязни спугнуть удачу она удержалась от радостной улыбки и, потупив взор, быстро, в два захода, перенесла на новое место матрас с постелью и свои немногочисленные вещи из тумбочки. Теперь её ближайшей соседкой стала Оксана, чья шконка была рядом, у окна, а наискосок от неё, тоже у окна, в углу, находилось ложе самой Тамары Валентиновны. В тот же вечер новая "семейка" угостила Александру сервелатом, сыром, бананами и шоколадом. Александра от волнения давилась этими яствами и вместе с ними глотала свои благодарные слёзы. Впрочем, она понимала, что её перемещение в камерную "элиту" - своего рода аванс, который ещё придётся отрабатывать. И прежде всего, нужно обеспечить себе собственные хорошие передачи, чтобы делиться ими с "семейкой".

Однако совершенно не было ясности в вопросе о том, кто же будет приезжать к ней на свидания. Со школьной подругой и двумя кузинами она почти утратила связи, вспоминая о них лишь в дни рождений, чтобы торопливо поздравить их по телефону и забыть до следующего года. Трудно было представить, чтобы эти немолодые, семейные женщины могли регулярно совершать дальние поездки ради встреч с нею и доставки продуктов. К тому же это было бы так унизительно: встречаться в колонии с теми, кто помнил её молодой, подававшей надежды, полной честолюбивых замыслов. Увидев её за колючей проволокой, каждая из этих женщин неизбежно подумает: "Как же плохо она кончила!"

Оставались её бывшие мужчины. Из проживавших в Ордатове она могла припомнить человек пять. Но к настоящему времени все они, за исключением Каморина, были женаты. А с недотёпой Камориным она в своё время обошлась нехорошо, расставшись с ним ради другого мужчины. Он вполне мог затаить на неё обиду. Не оттого ли не приезжает? Что же ей делать? Написать письма кузинам и школьной подруге?

В состоянии мучительного недоумения она прожила до субботы пятнадцатого июля. В тот день сразу после обеда ей сообщили, что к ней на свидание пришёл человек. Она сразу догадалась, что это, конечно же, Каморин.

Сквозь заляпанное стекло, которое делило пополам темноватое помещение для свиданий, она увидела знакомые черты и в очередной раз, как всегда в последнее время, удивилась: что у неё могло быть с этим невысоким, почти маленьким полуседым человеком с одутловатым лицом и неуверенным, точно просящим взглядом из-за толстых стёкол очков? Уж точно не любовь, конечно, но ведь когда-то он всё же немного нравился ей, волновал её... Куда же всё делось? Ей стало остро жалко себя - жертву неумолимого времени, особенно безжалостного именно там, где она сейчас находилась.