Проще некуда
Шрифт:
После этой ссоры что-то в их жизни изменилось. Аннике и хотелось бы сказать, что их отношения стали лучше, но это было бы неправдой. Они с Томом стали более осторожны в общении, чаще интересовались желаниями и потребностями друг друга: "Ты хочешь макарон? Ну, тогда приготовим их, а суп как-нибудь в другой раз". Они вежливо желали друг другу доброй ночи вечером и доброго утра за завтраком, вызывались отвести детей в сад и школу и забрать их оттуда, хотя была очередь другого. Все это казалось скорее игрой, чем подлинной заботой. Что-то вроде способа избегать конфликтов. Натянутая
Они стали беспокойными, капризными, приставучими. Анника не знала, как с ними справиться, пыталась вести себя как обычно, демонстрировать, что нет причин для расстройства. Ей следовало бы уже тогда начать догадываться. Может быть, это инстинкт самосохранения делает детей такими чуткими?
Как-то раз после обеда Рикард зашел к Аннике в кабинет и обеспокоенно спросил, все ли у нее в порядке. Тут она не выдержала и разрыдалась. Рикард быстро закрыл дверь, усадил Аннику на маленький диван в углу комнаты, обнял, погладил по голове и поцеловал в лоб. Он дал ей выплакаться, приговаривая: "Ну же, дорогая", – пока ее слезы не утихли. Перестав всхлипывать, она с благодарностью взяла у него невесть откуда взявшийся бумажный платок, высморкалась и вытерла щеки, по которым, как она предполагала, растеклась тушь. Рикард смотрел на нее, вероятно ожидая, что она заговорит первой. Она не чувствовала никакого давления, никакого стресса. Казалось, что у него сколько угодно времени и он готов потратить его на нее.
– Прости, – начала было Анника, но Рикард оборвал ее.
– Прекрати, – строго сказал он.
Добавив, что он не хочет слышать никаких извинений и не позволяет ей стыдиться своих чувств, Рикард попросил ее рассказать, в чем дело. Он взял ее за руку и крепко сжал.
– Я поругалась с Томом, – тихо призналась она.
Она колебалась, стоит ли ей посвящать Рикарда в подробности, но все же продолжила:
– Не знаю, что произошло, только мы как будто чужие. Мы живем в одной квартире, но я иногда спрашиваю себя: кто он, что он там делает?
Она взглянула на Рикарда: интересно, понимает ли он, о чем она говорит?
Он медленно кивнул в ответ на ее слова.
– Я знаю, он мой муж, мы поженились по любви. Он всегда был моим лучшим другом, но сейчас все это как будто…
Анника развела руками. "Ушло куда-то", – подумала она, но это было слишком сильное выражение, и она не рискнула произнести его.
– Как ты думаешь, он чувствует то же самое?
– Не знаю. Я больше не понимаю, о чем он думает и что чувствует.
Она снова заплакала. Рикард притянул ее к себе. Анника почувствовала щекой колючую шерсть его пиджака. Рикард тихо повторял: "Ну-ну-ну…" – успокаивая ее, пока слезы снова не перестали литься. Тогда он взял ее лицо в руки и повернул к себе. Он долго смотрел на Аннику, блуждая взглядом от глаз к носу, потом к губам… В это мгновение она снова почувствовала внутреннюю дрожь. Так не вовремя, так неуместно. Руки у нее отяжелели, она закрыла глаза в ожидании поцелуя. Но вместо этого Рикард отпустил ее голову, она посмотрела на него, и их взгляды встретились.
– Анника, ты поссорилась с мужем, тебе плохо, – сказал он с теплотой. – Если ты сейчас позволишь мне поцеловать тебя, то это потому, что ты нуждаешься в утешении. А я хочу целовать тебя не поэтому.
Он посмотрел на их сплетенные
– Я думаю, ты это знаешь. Подумай как следует, что у тебя есть и чего ты хочешь. А я… Я всегда рядом.
Он сжал ее руку, сильно, почти до боли. Потом поднялся и, бросив на нее на прощание еще один взгляд, открыл дверь и вышел из кабинета.
Может быть, Милла ее поймет? Анника чувствовала, что не хочет нагружать своими проблемами Бигге – той хватало собственных. К тому же что знает Бигге о семейной жизни?
Том собирался в субботу отвести Андреа в театр, а Анника должна была остаться с Микаэлем. Почему бы им не съездить к Милле и Фредрику? Микаэль поиграет с Антоном и Филиппом, а Фредрик обычно занимается своими делами, пока они с Миллой болтают о том о сем. Он даже не думает обижаться, что иногда его общество нежелательно.
Анника позвонила Милле, и та сказала, что будет рада увидеться с ней в субботу. Фредрик поведет Антона на тренировку в хоккейную секцию, зато Филипп будет дома и наверняка ему будет приятно для разнообразия побыть в играх за старшего. Анника постаралась поскорее закончить разговор, сославшись на работу. У нее не было ни малейшего желания обсуждать происходящее по телефону.
Микаэль пришел в восторг, когда она поделилась с ним планами. До этого он куксился и говорил, что это нечестно, что в "тиятер" идет одна Андреа, а его не берут. Но возможность поиграть с Филиппом в настоящей мальчишеской комнате, где полным-полно радиоуправляемых машинок, роботов и динозавров, явно оказалась достойной заменой.
Анника раздумывала, не предложить ли какое-то развлечение на вечер пятницы, хотя бы взять напрокат диск с каким-нибудь фильмом, но у Тома было плохое настроение, и она не стала развивать эту идею. В настроении, которое царило у них дома в последнее время, было и свое преимущество – по крайней мере, теперь они с Томом по вечерам проводили гораздо меньше времени перед телевизором, уложив детей спать. Они испытывали некоторый дискомфорт, сидя рядом на диване и не разговаривая. В результате за неделю Анника разморозила холодильник, наклеила фотографии в детские фотоальбомы, заштопала свои джинсы и два джемпера дочери. Однако у нее по-прежнему не нашлось времени испечь хлеб, наготовить домашней еды и написать письмо папе.
В пятницу вечером Анника все-таки устроилась на диване и начала щелкать пультом. Какое-то время она смотрела передачу, в которой силачи соревновались, сталкивая друг друга с башни. Переключившись на другой канал, Анника застала середину виденного-перевиденного фильма о Джеймсе Бонде, названия которого она так и не вспомнила. Она снова переключила кнопку и попала на типичную семейную развлекательную программу на первом канале. Семья Фредман из Мёльнлюкке должна была попытаться победить семью Оскарсон из Шёвде в таких конкурсах, на фоне которых танец в голом виде с воздушными шариками кажется образцом хорошего вкуса. Досмотрев до конца, Анника вернулась к Джеймсу Бонду. На третьей по счету получасовой рекламной паузе она сломалась и пошла в ванную, чтобы умыться перед сном. Взглянув в зеркало, она подумала, что челка уже отросла и цвет потускнел. Не выкраситься ли в следующий раз в рыжий, подумала Анника, чистя зубы. Или сбрить все к черту и стать буддийским монахом.