Прошлое должно умереть
Шрифт:
– Это все я не пропущу.
– Как это? – заволновался отец семейства, – вот чеки, все куплено законно в магазинах.
– Мне это не важно, – с ледяным спокойствием отстранил его бумажки таможенник. – Я это не пропущу.
– Но вы не имеете право, – беспомощно запротестовали они. – Нигде в правилах не указано, что нельзя везти с собой видеотехнику.
– Нигде не указано, а я не пропущу. Хотите, идите жаловаться. Следующий.
– Подождите, так нельзя, – мужчина все еще надеялся уговорить их мучителя. – Что же нам
– Отдайте провожающим.
– Но нас никто не провожает, мы одни.
– Тогда оставьте в камере хранения, потом вернетесь, заберете, – таможенник явно издевался над ними.
– Мы не вернемся, мы уезжаем навсегда, – наивно попыталась объяснить ему женщина.
– Тогда бросайте все посреди зала, – рявкнул ему наглец. – Все, хватит. Вы в этой стране родились и знаете, какие здесь порядки. Так что не надо строить из себя недоумков. Я сказал, что не пропущу, значит, все. Следующий.
Взяв свои чемоданы и коробки, они покорно повернулись и пошли, сами не зная, куда и зачем. Потом растерянно остановились, не зная, что делать дальше.
Олег не выдержал, вышел из очереди и пошел к ним. Их беспомощность и униженный вид разозлили его. Он чувствовал к ним одновременно и жалость и презрение.
Что за люди, думал он, ведь времена переменились, ну, нужно же как-то приспосабливаться.
– Извините, – сказал он, подойдя к ним. – Я все видел. Вам нужно сделать так. Идемте в сторону, выбросьте коробки от видика и магнитофона, а их положите в чемоданы. И идите через другие таможни, видите их сколько. Идемте в крайнюю, подальше от той.
Они послушно перепаковали багаж и пошли за ним к самому крайнему таможеннику. Там, когда подошла их очередь, они трясущимися руками подали ему свои документы, чувствуя себя отпетыми преступниками. Олег даже решил, что они в уме прикидывают, сколько лет им дадут, когда обнаружат в чемоданах спрятанную аппаратуру.
Но таможенник только взглянул на коробку с телевизором и, отмахнувшись от их чемоданов, поставил все нужные печати и велел проходить. Также быстро он пропустил и Олега.
Войдя в зал, Олег увидел, что они ожидают его со слезами благодарности на глазах.
– Вы просто нас спасли, – взяв его за руку и преданно глядя на него, сказала женщина.
– Да, вы знаете, мы не привыкли иметь дело с таким откровенным хамством и как-то даже растерялись. Вы нас очень выручили, – вторил ей муж, держа его за вторую руку.
– Как же так не привыкли? – засмеялся Олег. – Он же вам сам сказал, что если вы родились и выросли в этой стране, то должны были привыкнуть.
– Да, конечно, – грустно сказал мужчина, – но вы понимаете, что для нас таможня это все равно, что КГВ. Мы хоть и не живем в 37-м, но генетический страх до сих пор дает о себе знать.
– Зато сын наш будет свободным человеком, ему не надо будет никого бояться, – оптимистически сказала женщина.
Олег с сомнением посмотрел
– Да, чего же мы стоим? – спохватился Олег. – Пойдемте, сядем.
Они пошли в зал ожидания, По дороге женщина спросила у него:
– А вы в Израиль в гости или по делам?
– Ни то, ни другое. Я, как и вы на постоянное место жительства, репатриируюсь на Родину, – нарочито серьезно сказал Олег. Но увидев изумление в глазах своих новых знакомых, не выдержал и засмеялся.
– Извините, – смутилась женщина. – У вас просто такая типично славянская внешность, даже можно сказать породистая славянская внешность, что мне и в голову не пришло, что…
– Что я могу вдруг оказаться евреем? – улыбнулся Олег, – ну, в общем-то, вы правы, у меня только одна бабушка была еврейкой, а все остальные русские, но под закон о возвращении я подхожу.
– Да, конечно, извините, я ничего такого не имела в виду.
– Да что ж такое страшное вы могли бы иметь в виду, что вы извиняетесь? – удивился Олег.
– Ой, сама не знаю, я, по-моему, еще не пришла в себя и несу страшную, чушь, – тоже засмеялась она.
В зал вошла группа странно одетых мужчин, и Олег и его спутники с любопытством уставились на них.
Мужчины были одеты в черные длинные атласные пальто. Дальше шли белые чулки и черные туфли. На головах у них были большие черные шляпы, из-под которых спускались две длинные пряди волос, по-видимому, пресловутые пейсы.
– Ну, вот и наши новые соотечественники, – немного растерянно сказал Олег. – Так вот среди кого нам придется жить.
– Нет, нет. Это ультра-религиозные евреи, которые учатся в ешивах. Это у них такая форма, но их не так много, так что не переживайте. Большая часть населения светские люди и одеваются так как везде, – постарался утешить его мужчина.
– Но зачем же они так странно одеваются? – не мог успокоиться Олег.
– Это вам кажется странно, а для них это, наверное, почетно иметь право носить это. Они этим гордятся. Видите ли, они считают, что в течение тех тысячелетий, что евреи жили в диаспоре, только религия объединяла их и спасла от ассимиляции и вымирания.
– Ну, не знаю, не знаю, – задумчиво сказала женщина. – Мне кажется, что объединяла их скорее всеобщая к ним ненависть, или скажем мягче, нелюбовь.
– Что-то в этом, конечно, есть. Евреи, в основном, неплохие люди, но есть в них одна черта, за которую я и сам их не люблю. Об этом еще Зеев Жаботинский писал. Они всегда стараются быть самыми преданными, самыми лучшими. Так в России они больше любят Россию, чем сами русские, в Германии они больше немцы, чем сами немцы. Это раздражает. Вот и сейчас, смотрите, сколько евреев пытаются спасти Россию. Да не хочет Россия, чтобы евреи ее спасали, им и так хорошо.