Проси, что хочешь: сейчас и всегда
Шрифт:
– Но… Что произошло?
– Он трахался с половиной Мадрида, - цинично объявляет сестра. – Я бы тебе уже давно рассказала, только ты бы мне не поверила.
Мы проговорили несколько часов. Эта новость абсолютно лишила меня почвы под ногами. Такого предательства от своего идиота-зятя я не ожидала. И зачем только мы верим этим дуракам! Но кто меня действительно удивляет, так это сестра. Обычно чрезмерно эмоциональная, внезапно она стала такой сосредоточенной и спокойной. Может, это беременность на нее так повлияла?
– А Лус? Как
Ракель смиренно качает головой.
– Хорошо. Хорошо переносит. Она очень расстроилась, когда я ей сказала, что мы с ее отцом разводимся. Но с тех пор как Хесус полтора месяца назад съехал из квартиры, она выглядит счастливой и, когда я ее вижу, улыбка не сходит с ее лица.
Мы говорим, говорим и говорим. Убедившись, насколько у сестры сильный характер и что она нормально переносит беременность и свалившиеся на нее неприятности, я интересуюсь:
– Моя машина на парковке?
– Да, солнышко. Она в отличном состоянии. Я ей пользовалась все это время.
Я киваю головой, убираю с лица волосы, и тогда Ракель шепчет:
– Не рассказывай мне, что у вас произошло с Эриком. Я не желаю об этом слушать. Мне нужно только знать, что с тобой все в порядке.
Я благодарна ей за такие слова. Я гляжу на нее и, стараясь сдержать эмоции, подтверждаю:
– Да, Ракель, со мной все в порядке.
Мы снова обнимаемся, и я наконец чувствую, что вернулась домой. Когда она вечером уходит, и я остаюсь одна, я могу свободно вздохнуть. Отпустив на волю все свои чувства, я разрыдалась, как того и хотела, и почувствовала себя гораздо лучше. Хотя я все еще очень злюсь на Эрика. Как он мог такое от меня скрывать?
Я решаю не звонить отцу. Хочу сделать ему сюрприз. В семь утра я встаю и иду в гараж. Смотрю на своего Леонсито и улыбаюсь. Какой же он красивый! Заведя машину, я направляюсь в Херес, по дороге успевая плакать и смеяться, петь и ругаться и вспоминать недобрым словом всех предков Эрика.
Прибыв в Херес, я сразу спешу к отцу. Паркуя машину у входа в дом, я вижу, как он разговаривает с друзьями. Но неожиданно, заметив меня, он замирает. Папа улыбается и бежит ко мне, чтобы обнять. В его объятиях я чувствую родительскую ласку и заботу, а потом он оглядывается и спрашивает:
– Где же Эрик?
Я не отвечаю. Мои глаза наполняются слезами и, заметив выражение моего лица, он тихо говорит:
– О, смугляночка! Что случилось, жизнь моя?
Сдерживая рыдания, я снова его обнимаю. Мне нужна ласка и забота моего папочки.
Тем же вечером после ужина я гляжу на звезды, когда отец садится рядом со мной на диван.
– Почему ты мне не рассказал про Ракель и Хесуса?
– с грустью спрашиваю его я.
– Твоя сестра не хотела тебя беспокоить. Она поговорила об этом с Эриком и попросила, чтобы он тебе ничего не сообщал.
– Какая прелесть! – язвительно замечаю я, испытывая желание оторвать Эрику голову за его лицемерие.
– Послушай, смугляночка, твоя сестра
– Я знаю, папа, видела собственными глазами, и у меня нет слов.
Папа соглашается.
– Меня очень огорчает то, что произошло, но если Хесус не ценил мою девочку так, как она того заслуживает, это к лучшему, что он оставил ее в покое. Каков бесстыдник! – шепчет он. – Надеюсь, моя доченька еще встретит мужчину, который будет ее любить, ценить, а главное, сделает так, чтобы она опять улыбалась.
Я гляжу на него с нежной улыбкой. Папа – неисправимый романтик.
– Ракель – потрясающая женщина, - продолжает он, и я улыбаюсь, - Да, смугляночка! Откровенно говоря, я не ожидал такого от Хесуса. Он играл чувствами моей дочери и племянницы, и этого я ему не прощу.
Я соглашаюсь с ним, и пока открываю банку кока-колы, которую папа поставил передо мной, он спрашивает:
– А ты собираешься мне рассказать, что у вас произошло с Эриком?
Я сажусь поближе к папе и, отпив глоток, негромко говорю:
– Мы не подходим друг другу, папа.
Повернув ко мне голову, он шепчет:
– Знаешь, золотце, противоположности притягиваются. И прежде чем ты мне что-либо возразишь, я тебе скажу, что вы с Эриком совсем не похожи на Ракель и Хесуса. Ничего общего. Позволь мне еще добавить, что когда мы приезжали к тебе на день рождения, я за вами наблюдал. Я видел тебя счастливой, а Эрика – по уши влюбленным в тебя. Что поменялось?
Отец ждет от меня объяснений, и пока их не получит, он от меня не отстанет. У меня не остается выбора, и я бормочу:
– Папа, когда мы с Эриком возобновили наши отношения, мы пообещали друг другу, что никогда ничего не будем друг от друга скрывать, что будем до конца искренними друг с другом. Но я не выполнила обещание, хотя, как я теперь вижу, и он тоже.
– Ты его не выполнила?
– Да, папа… Я…
И я рассказываю ему всю историю: и про парашютные курсы Марты и Сони, и про мотоцикл, и про мои поездки на этом мотоцикле с Юргеном и его друзьями, и про попытки научить Флина кататься на скейте и на коньках, и про падение мальчика, и про то, как начистила физиономию бывшей Эрика, в общем, про все то, что сделало невозможным нашу совместную жизнь.
Отец слушает меня с огромными от удивления глазами и тихо произносит:
– Ты ударила женщину?
– Да, папа. Она того заслуживала.
– Но, дочка, это ужасно! Такая девушка, как ты, не должна так поступать.
Я сердито мотаю головой и заявляю, что если бы пришлось, то сделала бы это снова.
– Я просто воздала этой суке по заслугам.
– Смугляночка, ты хочешь, чтобы я помыл тебе рот с мылом?
От этих его слов я улыбаюсь, и он наконец смеется. Ни больше, ни меньше, и, легонько толкнув меня в плечо, напоминает: