Проси, что хочешь: сейчас и всегда
Шрифт:
– Джудит, чего тебе нужно?
Я подхожу к нему.
– Мне жаль. Жаль, что я не рассказала те…
– Мне плевать на твои извинения. Ты солгала.
– Ты прав. Я многое скрывала от тебя, но…
– Ты лгала мне все это время. Ты скрывала от меня важные вещи, хотя знала, что не должна этого делать. Ты думаешь, что я такое чудовище, что мне ничего невозможно рассказать?
Я не отвечаю. Я молчу. Мы глядим друг на друга, и наконец он спрашивает:
– Что значит для тебя «сейчас и всегда»?
Его вопросы приводят меня в смятение. Я не знаю, что ему ответить. Наконец, он произносит:
– Послушай, Джудит, я очень на тебя зол, да и на себя тоже. Лучше выйди из моего кабинета и оставь меня в покое. Мне надо подумать. Нужно расслабиться, иначе в таком состоянии я могу сказать или сделать что-то, о чем потом сильно пожалею.
От этих его слов меня охватывает возмущение и, не обращая на него внимания, я шикаю на него:
– Теперь ты опять выбрасываешь меня из своей жизни, как делаешь это всегда, когда тебе что-то не нравится?
Он молчит. Он долго-долго смотрит на меня, и я решаю, что пора развернуться и выйти из кабинета.
Со слезами на глазах я направляюсь в свою комнату. Я захожу и закрываю дверь. Я понимаю, что он имеет полное право сердиться на меня. Понимаю, что сама напросилась, но он должен сознавать, что я ему ничего не рассказывала лишь только потому, что мы все боялись его реакции. Я раскаиваюсь. Очень раскаиваюсь, но уже ничего нельзя поделать.
Десять минут спустя ко мне заходят Марта и Соня, чтобы попрощаться. Они выглядят очень встревоженными. Я с улыбкой прошу их, чтобы они уходили со спокойной душой. До кровопролития сегодня не дойдет.
Когда они уходят, я опускаюсь на мягкий ковер, лежащий в моей комнате. Долгие часы я думаю и сожалею о том, что произошло. Как я могла так поступить? Внезапно я слышу, как от дома отъезжает машина. Высунувшись из окна, я ошеломленно вижу, что это уезжает Эрик. Я выхожу из комнаты и ищу Симону. Она же, едва завидев меня, тотчас же объясняет:
– Он уехал к Бьорну. Сказал, что скоро вернется.
Закрыв глаза, я тяжело вздыхаю. Я поднимаюсь в комнату Флина, и мальчик, увидев меня, улыбается. Он выглядит лучше, чем прошлой ночью. Я сажусь к нему на кровать и шепчу, гладя по голове:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
– Рука болит?
Мальчик кивает, и я с улыбкой говорю:
– Ой-ой-ой! Флин, ты еще и сломал зуб!
На моем лице написана такая тревога, что Флин шепотом успокаивает меня:
– Не волнуйся. Бабушка Соня говорит, что он все равно молочный.
Я киваю, а потом не перестаю удивляться его словам:
– Мне жаль, что дядя так рассердился. Я больше не буду брать скейт. Ты меня предупреждала, чтобы я не катался на нем без тебя. Но мне стало скучно и…
– Не волнуйся,
– Джудит, я не хочу, чтобы ты уезжала!
Его слова приводят меня в смятение.
– А почему я должна уехать? – спрашиваю я.
Он молчит. Он смотрит на меня и наконец я шепчу слабым голосом:
– Это тебе дядя сказал, что я уеду?
Ребенок отрицательно мотает головой, но я делаю из этого свои собственные выводы.
Боже, нет. Только не снова! Еще раз я этого не вынесу!
Горло сдавило от рвущихся на свободу эмоций.
Я тяжело вздыхаю и тихо говорю:
– Послушай, солнышко. Что бы ни случилось, мы в любом случае останемся друзьями, верно?
Он кивает, и я с сердцем, истекающим кровью, меняю тему:
– Хочешь, поиграем в карты?
Ребенок соглашается, и я, глотая слезы, с ним играю, пока моя голова постоянно возвращается к тому, что он сказал. Правда ли Эрик хочет, чтобы я ушла.
Эрик возвращается после обеда. Он сразу же направляется прямо в комнату племянника, а я сдерживаюсь, чтобы не войти к ним. Долгие часы я лежу на диване в гостиной и смотрю телевизор, пока уже больше не могу, и тогда отправляюсь погулять с Трусом и Кальмаром. Сделав круг по кварталу, я нарочно задерживаюсь в надежде, что Эрик меня ищет или звонит мне на мобильник. Но ничего такого не происходит, и по возвращении домой, Симона выходит из своего дома и сообщает, что сеньор уже пошел спать.
Я смотрю на часы. Половина двенадцатого ночи.
Я растеряна, потому что Эрик лег спать, не дождавшись меня. Зайдя в дом и напоив собак, я осторожно поднимаюсь по лестнице. Я заглядываю в комнату Флина и вижу, что мальчик спит. Я подхожу к нему, целую его в лоб и направляюсь в свою спальню. Зайдя, я гляжу на кровать. Мне плохо видно Эрика в темноте, но я знаю, что неясно очерченная выпуклость на постели это он. Я молча раздеваюсь и залезаю под одеяло. У меня замерзли ноги. Мне хочется обнять его, и, когда я придвигаюсь к нему поближе, он поворачивается ко мне лицом.
Его презрение меня ранит, но решительно настроившись поговорить с ним, я шепчу:
– Эрик, мне жаль, любимый. Пожалуйста, прости меня.
Я вижу, что он не спит. Я же его знаю. И, даже не пошевелившись, Эрик отвечает:
– Ты прощена. Спи. Уже поздно.
С разбитым сердцем я сворачиваюсь в клубочек на кровати и, стараясь не дотрагиваться до него, пытаюсь уснуть. Я долго ворочаюсь, но в конце концов засыпаю.
Глава 37