Проси, что хочешь: сейчас и всегда
Шрифт:
Мое сердце вновь оживает, но, стараясь не тешить себя пустыми надеждами, я шепчу:
– Он сказал мне, что снова начнет свои игры. Он сказал мне об этом, прежде чем я ушла.
– Он тебе так сказал?
– Да.
Бьорн, улыбнувшись, тихо говорит:
– Мне кажется, красавица, что я не видел его ни на одной вечеринке. Более того, я уже начал думать, что он подался в монахи.
Это заставляет меня замолчать, и, глядя на меня, Бьорн поясняет:
– В тот вечер, когда ты превратилась в фурию, этот глупый упрямец, мой друг, собирался
– Что?!
– Подумай, Джудит, - настаивает Бьорн, - почему, как ты считаешь, я тогда пришел с бутылкой шампанского? Наверное, он просто плохо тебе все объяснил, или ты не захотела его слушать.
Я хлопаю глазами и качаю головой. Свадьба?
Эрик собирался просить моей руки?
Он определенно сумасшедший! Точно сумасшедший. И когда я открываю рот, чтобы хоть что-то сказать, Бьорн продолжает:
– После случая с Беттой, особенно когда он узнал про все остальное, он очень разозлился. Его мать с сестрой устроили ему грандиозный разнос и объяснили, что в том, что произошло, не виновата ни ты, ни кто-либо другой. Что это все его вина, потому что такой он есть. Он злился не на тебя, дорогая, он был зол на себя. Он не мог понять, как дошел до того, что все вокруг приходилось ему лгать и что-то скрывать.
Я, почти не дыша, моргаю, а Бьорн рассказывает дальше:
– Когда он пришел ко мне домой и мне это рассказал, я ответил ему, что всегда ему об этом говорил. Его резкая манера общаться пугает людей, и они ему боятся что-либо сказать. Ему тяжело было это осознать, но в конце концов он понял. Несколько дней он обдумывал это, и поэтому не разговаривал с тобой, а когда все осознал, то решил все исправить, но все пошло к чертям. Ты меня поцеловала. Он впал в ступор, и ты ушла.
Бьорн глядит на меня, а я совершенно потрясенная в свою очередь гляжу на него. Щелкнув пальцами у меня перед носом, он зовет:
– Земля вызывает Джудит, прием, прием!
Я киваю, и он продолжает:
– Проблема в том, красавица, что он сказал, чтобы ты ушла, и ты должна вернуться. Его гордость, даже несмотря на то, что он знает, что поступил плохо, не позволит ему попросить тебя прийти обратно, хотя он умирает без тебя. Поэтому, солнышко, если ты его любишь, сделай первый шаг. Мы, все те, кто живет с ним рядом, будем тебе очень благодарны.
Я долго-долго раздумываю и наконец отвечаю:
– И не собираюсь, Бьорн.
Тот тяжело вздыхает, встает и спрашивает:
– Как вы оба можете быть такими упрямыми?
– Практика, - отвечаю я, вспомнив, как однажды то же самое мне ответил Эрик.
– Вы любите друг друга. Вы скучаете друг без друга. Почему бы вам все не уладить? Первый раз вы расстались, потому что он тебя выгнал. В этот раз ушла ты. Кто-то из вас теперь должен уступить, разве нет?
Я встаю и потрясенная тем, что только что услышала, говорю:
– Я не могу здесь оставаться. Пойдем куда-нибудь выпьем.
Этим вечером мы с Бьорном гуляли по Мадриду. Мы говорили и говорили, и ни разу за это время он не переступил границ дружбы, он
На следующий день, когда я в офисе пишу сообщение по электронной почте, сводящий меня с ума мужчина пролетает мимо меня, как ураган, и, не останавливаясь, произносит, хлопнув ладонью по моему столу:
– Сеньорита Флорес, пройдите в мой кабинет.
Сердце готово выскочить у меня из груди. Эрик здесь?
Я не могу подняться.
У меня дрожат коленки.
Я задыхаюсь.
Через три минуты раздается телефонный звонок. По внутренней сети. Я беру трубку.
– Сеньорита Флорес, я вас жду, - настаивает Эрик.
Взяв волю в кулак, я встаю. Я так долго его не видела, и внезапно он здесь, меньше чем в пяти метрах от меня, и требует моего присутствия. У меня чешется шея. Я закрываю глаза, набираю побольше воздуха в легкие и захожу в его кабинет. У меня нет слов. Он отрастил бороду.
– Закрой дверь.
Он говорит низким пугающим голосом. Я подчиняюсь и гляжу на него.
Эрик долго-долго смотрит на меня и неожиданно произносит:
– Что ты делала прошлым вечером с Бьорном в Мадриде?
Я хлопаю глазами. Не видится столько времени, чтобы спросить меня об этом? Да он…!
Когда мне удается разжать челюсти, я отвечаю:
– Сеньор, я…
– Эрик, я - Эрик, Джудит, перестань называть меня «сеньор».
Он ужасно зол, он просто в ярости, его дурное настроение вызывает во мне ответную реакцию. Его взгляд холоден, но теперь, когда я знаю о том, что мне рассказал Бьорн, я решаю разыграть свои карты:
– Послушай, я не буду тебе лгать. С ложью покончено! Бьорн – мой друг, почему я не могу прогуляться по Мадриду или где-нибудь еще?
Мой ответ его не устраивает и сквозь зубы он задает вопрос:
– Ты когда-нибудь в Мюнхене ходила с ним куда-нибудь, чтобы я об этом не знал?
Я удивленно открываю рот и, качая головой, шепчу:
– Ты идиот!
Эрик закатывает глаза, тоже качает головой и шипит:
– Джудит, не начинай.
– Прости, но ты сам начал, - говорю я, стукнув кулаком по столу. – Почему ты задаешь глупые вопросы? Бьорн – самый лучший друг из тех, что у тебя есть, а ты у меня спрашиваешь какие-то глупости. Знаешь, курносенький, что я тебе скажу? Я буду видеться с ним всегда, когда мне только этого захочется.
– Ты играешь с ним, Джудит?
Еще один удивительный вопрос. Наконец я собираюсь с мыслями. Как он может так плохо думать обо мне? От расстройства мне приходит в голову только такой ответ:
– Я просто делаю то же, что и ты. Ни больше. Ни меньше.
Молчание. Напряжение. Снова Германия против Испании. Наконец он кивает и, взглянув на меня сверху вниз, шипит:
– Понятно.
Мы глядим друг на друга. В наших глазах вызов. Я готова закричать на него, что он не рассказывал мне о моей сестре, но в конце концов, сама не знаю почему, я подхожу и говорю: