Проси, что хочешь: сейчас и всегда
Шрифт:
– Детка, тебе сегодня лучше воздержаться.
Я рассмеялась. Он прав. Еще несколько минут я внимательно разглядываю его, позволяя своему воображению взмыть вверх и представить, что бы я с ним сделала. У меня такое лицо, что Эрик спрашивает:
– О чем ты думаешь?
Я улыбаюсь…
– Ну же, признавайся, маленькая испорченная девчонка, о чем ты думаешь?
Усмехнувшись его комментарию, я интересуюсь:
– У тебя когда-нибудь был опыт с мужчиной?
Он выгибает бровь, смотрит на меня и заявляет:
– Я не по этой
– Меня тоже не интересуют женщины, - уточняю я. – Но я поняла, что в определенные моменты мне не важно, кто со мной играет.
Мой Айсмен улыбается и, вытираясь, замечает:
– А мне важно, чтобы со мной играла женщина.
Мы оба смеемся.
– А что если я захочу предложить тебя мужчине?
Эрик замирает, внимательно вглядывается в меня и отвечает:
– Я бы отказался.
– Почему? Это же всего лишь игра. И ты принадлежишь мне.
– Джуд, я тебе уже говорил, что не занимаюсь сексом с мужчинами.
Я качаю головой и улыбаюсь, но не собираюсь сдаваться.
– Тебя ведь возбуждает, когда другая женщина ласкает меня ртом между ног?
Он с удивлением смотрит на меня и спрашивает:
– Ты себя хорошо чувствуешь?
– Отлично, сеньор Циммерман, - и, заметив его взгляд, я добавляю, - мне тоже не нравятся женщины, но ради тебя, чтобы доставить тебе удовольствие наблюдать за нами, я решила попробовать и признаю, что в этом есть своя прелесть. И, честно говоря, мне бы хотелось, чтобы однажды какой-нибудь мужчина проделал с тобой что-то подобное. Чтобы он зарылся головой между твоих ног и…
– Нет.
Я встаю и обнимаю его за пояс.
– Вспомни, дорогой, твое удовольствие – это мое удовольствие и мы хозяева тел друг друга. Ты открыл мне неизведанный мир. И сейчас я хочу, страстно желаю и безумно жажду поцеловать тебя, пока другой мужчина будет тебя…
– Хорошо, поговорим об этом позже, - обрывает он меня.
Я поднимаюсь на цыпочки, целую его в губы и шепчу:
– Конечно, мы поговорим об этом позже. Не сомневайся.
Эрик улыбается и кивает головой. Потом он оборачивает полотенце вокруг пояса и, отпустив его, заключает меня в свои объятия.
– Знаешь, смугляночка? Ты начинаешь меня пугать.
Поев, Эрик уезжает в офис. Он обещает, что вернется через пару часов. Перед тем, как уйти, он запрещает мне выходить на улицу, чем очень меня веселит. Марта, которая все это время оставалась в доме, тоже уезжает. Узнав, что случилось, мне звонит обеспокоенная Соня. Правда, поговорив со мной, она успокаивается.
Симона волнуется. Мы вместе смотрим нашу любимую мыльную оперу, но она постоянно возвращается взглядом к моему лицу. Я пытаюсь убедить ее, что со мной все в порядке. Сегодня в «Безумии Эсмеральды» злодей Карлос-Альфонсо Альконес-де-Сан-Хуан, не добившись от девушки взаимности, похищает ее ребенка и отдает его каким-то крестьянам, чтобы они его забрали, и он исчез навсегда. Мы с Симоной с ужасом глядим на все происходящее. Что произойдет
Когда Флин возвращается из колледжа, я уютно устроилась в своей комнате. Сидя на мягкой подушке, я болтаю по Фейсбуку со своими подругами. Наша группа называется «Отважные Максвелл», потому что у каждой из нас есть какие-нибудь безумные интересы или хобби.
– Можно мне войти?
Это Флин. Меня удивляет его вопрос. Обычно он никогда не просит разрешения. Я соглашаюсь. Мальчик заходит, закрывает дверь и, подняв голову, я вижу, что его лицо почти мгновенно бледнеет. Он напуган. Он не ожидал, что мое лицо расцветет всеми цветами радуги.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
– Но твое лицо…
Вспомнив о своем внешнем виде, я улыбаюсь и, пытаясь разрядить обстановку, тихо говорю:
– Успокойся. Несмотря на то, как это выглядит, со мной все в порядке.
– Сильно болит?
– Нет.
Я закрываю ноутбук, и ребенок снова спрашивает:
– Можно с тобой поговорить?
Меня трогают его слова, а особенно его отзывчивость. Кажется, в наших отношениях намечается большой прогресс.
– Конечно. Проходи, садись рядышком.
– Прямо на пол?
Я весело пожимаю плечами:
– По крайней мере, отсюда мы точно не свалимся.
Мальчик улыбается. Наконец, он улыбнулся. Я готова хлопать в ладоши от радости.
Он усаживается напротив меня и смотрит мне прямо в глаза. Так мы, не говоря ни слова, и переглядываемся. Меня это нервирует, но я твердо настроена выдержать взгляд его раскосых глаз, так же как неоднократно выдерживала тяжелый взгляд его дяди. Наконец, мальчик произносит:
– Прости, прости меня, пожалуйста, - его глаза наполняются слезами, и он шепчет, - ты ведь простишь меня?
Я взволнована. Твердый и независимый Флин плачет! У меня очень мягкий характер, и я не могу видеть ничьи слезы. Просто не могу!
– Ну конечно, я тебя прощаю, солнышко, только перестань плакать, ладно?
Он, глотая слезы, соглашается, и чтобы снять с него часть вины, я говорю:
– Я тоже в этом виновата. Не надо было мне лезть на стену и…
– Нет, это только моя вина. Я запер все двери и не дал тебе зайти. Я злился, и… я плохо поступил, и я пойму, если дядя Эрик отправит меня в интернат, как обещают Соня и Марта. Он предупредил меня в последний раз, но я снова его разочаровал.
Меня убивают боль и страх, которые я вижу в его глазах. Флин не поедет ни в какой интернат. Я этого не позволю. У меня сердце кровью обливается от его сомнений и неуверенности, и я отвечаю:
– Но он ведь ничего не узнает, потому что ни ты, ни я не собираемся ему об это рассказывать, ты со мной согласен?
Флин никак не ожидал такой моей реакции, и теперь удивленно глядит на меня.
– Ты не рассказала дяде, что произошло?
– Нет, солнышко. Я просто сказала ему, что шла по снегу, поскользнулась и упала.