Просроченное завтра
Шрифт:
Она молчала, ничего не отвечала. Даже взглядом.
— Ты не знаешь жизни, Алена. Тебе просто повезло, что рядом всегда был кто-то, кто думал за тебя. Радуйся, что не лежишь на кладбище с Серегой, а это был твой путь, красотка. И это то, отчего я уехал. Ничего там не изменилось и не изменится. Даже не надейся!
Макс резко поднялся, но Алена не подняла головы, и так и продолжала смотреть вперед, теперь уже ему в пупок, вместо глаз.
— Ты не опоздаешь так?
Она поднялась и бросила короткое «пока». Он тоже не стал настаивать на прощальных объятиях. Позлится и успокоится. Не
Глава 24 "Семейная пятница"
Наконец-то пятница. И наконец-то он едет в аэропорт. Дима хлопнул дверью машины и шагнул к лифту, радуясь, что нашел место приткнуться так близко — Ленке меньше идти. Ноги, наверное, вообще не ходят после десяти часов в кресле. А у него мозги не варят. Обругал себя нехорошими словами и побежал обратно — надо было положить букет вперед, не забыл бы тогда в машине. Купил кустовую гвоздику — красивая и не похожа на похоронный вариант. Решил сделать заодно и себе терапию. От страхов надо избавляться, пока те не забрались под кожу, как шапка манкурта. К тому же, цветы светло-розовые. Жене понравятся. Обязательно.
Выйдя из лифта, Дима вытащил телефон и проверил время. Лена позвонила почти час назад из самолета. С иммигрейшена звонить запрещено, но какой бы длинной не была очередь, Лена должна вот-вот выйти, и он не пошел, а побежал в зал для встречающих. Арайвал всегда лучше Депарчюр! Десять минут ожидания по сравнению с двумя с половиной неделями — пшик!
Дима увидел ее сразу и помахал гвоздиками, чтобы Лена заметила его и пошла в нужном направлении. Прибавила шаг, а он снова побежал, но потом одумался и не стал отрывать жену от пола, просто обнял и коснулся губ секундным поцелуем. Нацелуются, когда она придет в себя после трансатлантики.
— Жива?
Дима попытался задать этот смешной вопрос как можно радостнее. На красотке вообще лица нет — ходячая смерть, бедолага…
— Жива, — почти не улыбнулась Лена.
— Еще час выдержать и все…
— И все, — отозвалась она еще более похоронным голосом.
Он снова обнял ее, вернее приобнял, не в силах отпустить. Пальцы нащупали живот. Ну, или складки кофты. Лена дернулась в сторону, и он отступил на шаг, смутившись: она устала, а он лезет, дурак… Просто соскучился. До жути!
— Я теще уже позвонил. Отправил спать. И свекрови тоже отзвонился.
— Спасибо.
Они шли довольно быстро. Он даже не катил чемодан, нес за ручку. Пустой — слава богу, а он боялся килограммов конфет. Приказал матери — ничего не посылай! Но разве женщины слушаются?
Он распахнул дверь Тойоты, чтобы Лена быстрее села. Потом только швырнул в багажник чемодан.
— Лен, воды хочешь? Или чая? — Дима потряс термосом, стоявшим в подстаканнике. — Джинджер, как ты любишь.
— Не хочется сейчас, — и посмотрела на него как-то даже осуждающе. — Дим, я в порядке. Просто устала, как собака…
Хотелось сказать: говорил же, не надо ехать! Но нельзя так — там мать, бабушка… Даже брат нарисовался в кой-то веке. Как тут не поедешь?!
— Лен, дай сюда!
Он забрал букет, в который жена вцепилась точно в какую-то драгоценность, и вернул его на заднее сиденье, а оттуда забрал бумажный пакетик.
— Донаты? — скривилась Лена. — Дюжина?
Шутит — значит, все в порядке.
— Одна шестая. Для тебя и того парня.
Дима размотал скрученный верх пакета и достал первый донат с крошкой.
— Твой любимый, — сказал он, заметив, как скривился рот жены. Не угадал? Вкусы резко поменялись? — Второй с шоколадом. Я подумал, что мальчики любят шоколад.
— Дима, я ничего не хочу. Мне плохо после самолетной еды.
Он снова закрутил пакет и бросил назад.
— Выпей тогда чай. Я старался…
Она вдруг протянула к нему руки и обняла. От неожиданности он даже не обнял ее в ответ.
— Спасибо, — прошептала она ему в шею. — Я тебя за это очень люблю.
Люблю? Он не ослышался? Она это сказала?
— За что за это? — Дима даже нервно дернулся. — За донатсы? Или за чай?
Он сам не понял, зачем обращает ее нечаянное признание в шутку. Не может же она на полном серьезе вот так с бухты-барахты признаться ему в любви?
— Не только, — ответила она как-то совсем без улыбки.
И Дима рассмеялся: просто и звонко, решив разрядить обстановку, которая непонятно почему оказалась такой накаленной. Наверное, из-за жары. Даже здесь, у залива, на крытой парковке было душно. Но скоро кончится лето, жара пойдет на спад. С большим животом Лена будет ходить в прохладные месяцы, а в феврале они будут гулять с коляской уже в окружении весенних цветов. Эти полгода пробегут быстро — даже не заметишь. И они перестанут быть просто мужем и женой, они станут родителями. Их навечно соединит друг с другом маленький мальчик.
До дома добрались почти без пробок, но все сорок минут разговор не клеился: Дима пытался задавать вопросы про Питер, Лена отвечала односложно. Поняв, что у жены нет ни сил, ни желания разговаривать, Дима замолчал, хотя сделал это через силу, вдруг почувствовав нестерпимую потребность говорить, будто три недели молчал. Ладно. Еще наговорятся — она наконец-то дома.
— Не пахнет? — спросил он жену, открыв входную дверь.
Лена посмотрела на него удивленно, но все же принюхалась.
— А чем должно пахнуть? — она даже сунула на всякий случай нос в гвоздики.
— Краской, — пояснил Дима. — Я детскую покрасил. Этот белый цвет, как в больнице. Прости, что не сказал. Боялся, будешь отговаривать. Но я поговорил с лендлордом — они не против, если только мы потом перекрасим все обратно в этот долбанный швейцарский белый. Пойдешь смотреть или потом?
— Потом, — буркнула жена.
И Дима почувствовал обиду. Не говорил, чтобы сделать сюрприз. Наверное, поспешил — надо было ей дать сначала выспаться. Но ведь боялся, что до сих пор пахнет. Он-то ничего давно не чувствует, но у нее нюх обострен. Он даже в ее отсутствие не пользовался лосьоном после бритья. Чай давно без сахара пьет, от соли отказался с ее новой диетой — что там на беременной очереди? Он на все ради нее и малыша согласен.