Простая Душа

Бабенко Вадим

Тимофей так и сказал без обиняков, и никто ему не возразил. Сама собой напрашивалась мысль, что ничего хорошего их не ждет, раз уж похитители не прятали свои лица. Чем они помешали таинственному «главному», в чем их вина, и не есть ли все это трагическая ошибка, понять было нельзя, и они решили оставить теории на потом. Лишь Крамской порой задумчиво посматривал на Тимофея, но и он вынужден был признать, что не имеет причин подозревать того в двуличии. Сосредоточиться следовало на вопросах сугубой практики и особенно на главном из них – «Что делать?» – не тратя времени и сил на любимое русское «Кто виноват?»

Они шептались долго, хоть вариантов было не так уж много. На насилие следовало ответить насилием, выбрав верный

момент и уязвимое место. Схема вырисовывалась лишь одна: напасть на охранника, пока он сторожит их в одиночестве, разжиться его оружием и выбраться из бильярдной, а потом уж выискивать дальнейшие пути к свободе. «По крайней мере, в воздух стрельнем и поорем», – подытожил Тимофей, и все с ним согласились.

Гораздо больше споров вызвала центральная часть плана – физический контакт с широкоплечим бандитом, который, хоть и казался добродушнее остальных, был, конечно же, очень опасен. «Никто из вас в спецназе не служил? – поинтересовался Царьков у Николая с Фрэнком и констатировал со вздохом: – Ну, тогда шансы малы», – после того, как те помотали головами.

«Главное – заставить его открыть дверь, – пробормотал Николай, нервно потирая ладони. – Нас все же много, за всеми не углядит».

«Ну да, где дверь, там и пуля. Много, не много, а жить каждый хочет», – ворчливо ответил ему Тимофей, но тут же признал, что другого выхода нет, и они стали прикидывать последовательность действий, сводящую к минимуму фатальный риск.

В конце концов, операция была разработана и получилась вовсе немудреной. С кем-то должен был случиться приступ – нервного удушья или астмы; на это мог «клюнуть» их сторож – преждевременная гибель одного из заложников едва ли входила в планы «главного». Кандидатура «заболевшего» обсуждалась весьма горячо – именно ему выпадала задача первым вступить с охранником в борьбу, чтобы лишить того подвижности хоть на короткий миг, пока ему на спину не бросятся остальные. Каждый рвался в герои, в том числе и Елизавета, утверждавшая не без оснований, что от нее, как от женщины, меньше всего ожидают каверз, а вцепиться во врага всеми конечностями она может не хуже, чем любой из них. Трое мужчин, однако, сказали ей непреклонное «нет», а следом отмели и кандидатуру Тимофея, очевидно представлявшего для бандитов самую «серьезную» фигуру. Вообще, недомогание, как любая случайность, должно было произойти с тем, кто и попал сюда случайно. Из таковых оставались Николай и Фрэнк, и выбор, вполне логично, пал на последнего – как на иноземца, организм которого может выкинуть фортель, столкнувшись с суровостью русских реалий.

Царьков бесцеремонно поинтересовался у Уайта Джуниора, не спасует ли тот в последний момент, на что Фрэнк отреагировал весьма страстно, обидевшись на такое недоверие. Но Елизавета тут же погладила его по плечу, и Николай с Тимофеем сделали вид, что верят в него, как в себя, так что он успокоился и даже несколько побледнел от гордости. Роли остальных распределили быстро, и на этом обсуждение завершилось – на деловой, пусть и тревожной ноте. «Чья возьмет, та и домой пойдет, – хмуро сказал Царьков. – Будем стараться, а то ведь и убить могут», – и все промолчали, окончательно осознав, что угроза реальна и близка.

Осуществлять задуманное решили через час – приступ «болезни» вряд ли мог произойти так сразу. «Эй, охрана!» – крикнул Тимофей и потом, когда никто не отозвался, заорал совсем уже во весь голос: – «Юрец!» – и заколотил кулаками в дверь. «Проверка связи», – шепнул он остальным, подмигнув, когда за дверью раздались шаги и недовольный голос: – «Чего шумишь?»

«Когда с главным говорить будем, Юрец? – спросил Царьков развязно. – Сколько можно людей держать, они вообще ни при чем».

«Для кого Юрец, а для кого Юрий Сергеич, – прогудел охранник из-за двери. – Ты не хами, а то станешь у меня смирным – в момент. С главным будешь говорить, когда тот захочет.

Сиди пока, береги здоровье…» – и шаги стали удаляться вверх по лестнице.

«Есть контакт», – удовлетворенно сказал Тимофей и сел рядом с Елизаветой на диван.

«Болит?» – спросила она участливо, показывая на рассеченную щеку.

«Да ну, ерунда, царапина, – отмахнулся он. – Ясности никакой, вот в чем беда. Чтоб людей красть – тут и понятий таких нет, но башку-то ведь все равно отстрелят взаправду!»

«Знаешь, – сказал ему Крамской с соседнего дивана, – я конечно лунатик по-твоему, но признаюсь: мне все это не странно. Чего-то я подобного ждал – хоть конечно и не в такой форме. Твоей жизни я не знаю, а в моей теперешней как-то все вдруг перекосилось и напряглось – и несет меня неизвестно куда, и толкает, и тянет…»

«Нет-нет, ты не думай, – добавил он спокойно, заметив, что Тимофей ухмыляется с неприкрытым сарказмом. – Я вполне адекватен, я быть может нормальней тебя. Но что-то высшее давно от меня чего-то хочет – и никакой неадекватности в этом нет. Я знал: в этой поездке произойдет нечто, и может завеса приоткроется наконец – так вот оно, наверное, и происходит, несуразное, со своим смыслом. Или, может, это с тобой шутит сила, а ты гадаешь по своим слабым меркам?»

«Да уж, сила, гиперборейский петух, – пробормотал Царьков, обнимая Лизу за плечи. – Ты мне мистику не гони, ты ж не поп. Если выберемся, я все свои каналы подключу – пусть ищут. Не люблю, когда меня железкой бьют по скуле. Небось, конкуренты скрытые, о которых я не слышал… – Он покачал головой, словно в раздумье, и прибавил: – А в твои материи верится с трудом. Сдается мне, высшим силам не до нас, а в такое играть и вовсе не по чину. Лев, знаешь ли, мышей не давит».

«Так что, Николай, может это мы из-за Вас тут страдаем? – спросила вдруг Елизавета с вызовом. – Зря Вы, значит, на нас наговаривали».

«Не стоит путать следствие и причину, – ответил Крамской холодно. – А также случай, сопутствующий месту – если логически замкнуть. Если бы не вы и не ваша свадьба, я б, быть может, имел приключение куда менее опасного свойства. А уж наш американский друг и подавно».

«Случай, говоришь, – протянул Царьков насмешливо, – ну да, ну да. В этой стране по случаю очень даже можно схлопотать, да и без случая тоже. В любом, как говорится, месте. Я вот для Лизки причина, и она для меня причина – а где следствие, мы пока не разобрались. Распишемся вот – будет нам и следствие. А как заказчика найду, который нас сюда определил, я ему такое следствие устрою…»

«А я, – встрял вдруг Фрэнк Уайт, – я считаю, что Николай прав – по поводу сил. У меня явный пример, я сразу не видел, а он мне открыл сейчас!»

«Как интересно – ну и что же случилось?» – подбодрила его Елизавета. Она прижалась к Царькову и казалась теперь умиротворенно-спокойной, как на загородной прогулке. Слова Крамского помогли и ей – она поняла будто, что тоже ничуть не удивлена. Все перевернулось с ног на голову – ну так что ж? За последние дни это уже не в первый раз. Она становится другой, с ней должны происходить необычные вещи. Прежняя, она вряд ли очутилась бы здесь с Тимофеем, но теперь у нее старинное кольцо и совершенно непонятное будущее. А себя прежней – нет, не жаль.

«Я…» – начал Фрэнк и затряс рукой, мучительно подбирая слова. Подобно прочим, он осознал в одну секунду, что происходящее с ним – начиная со знакомства с Нильвой – есть одна неразрывная цепь событий, ведущая к предопределенному финалу. Здесь, на острове все и решится – это последнее испытание, решающая встряска мозгов… Он стал судорожно перебирать факты, имена, лица, и его озарило: Ольга! Это было не зря – и она, и ее наручники. Уайт Джуниор почувствовал, что ничего не боится, что готов бороться с охранником в одиночку, и выпалил вдруг, неожиданно для себя самого: – «У меня так, что я хочу жениться на русской женщине!»