Прости меня, Леонард Пикок
Шрифт:
– Но разве твоя религия не говорит тебе о важности буквально каждого человека. Я хочу сказать, что тот бомж явно не верит в Иисуса, но ты все равно угостила его сэндвичем.
– Ну да, но я же не собираюсь с ним встречаться! – Лорен очаровательно округлила глаза и сделала глоток мятного мокко.
Боже, сейчас я почти любил ее, в основном потому, что она намекнула, будто рассматривает возможность со мной встречаться, а значит, у меня есть реальный шанс встречаться с девушкой.
– Что ж, тогда не мешай мне влюбиться в фанатку Иисуса, – сказал я и сразу рассмеялся, чтобы дать ей понять, будто я просто прикалываюсь.
– Ты ведь меня даже не знаешь, – ответила она.
– Но не отказался бы познакомиться поближе.
Она
Затем мы, типа, просто потягивали мокко и минут пятнадцать, не меньше, смотрели на прохожих за окном.
После этого мы вместе отправились на железнодорожную станцию и, сидя бок о бок в вагоне поезда, отправились обратно в Джерси. Я чувствовал через пальто ее локоть, что неожиданно привело к самому настоящему стояку, и будь дело летом, это наверняка стало бы целой проблемой, но под пальто, слава богу, ничего не было видно.
И я мог, типа, поклясться, что она – вольно или невольно – тоже что-то такое чувствовала.
Когда мы сошли с поезда, она снова сделала кошачье личико, как у Бэколл, и произнесла:
– Было очень приятно провести с тобой время за чашечкой кофе. Может, Бог войдет в твое сердце и мы сможем продолжить наш разговор о Иисусе. А там – кто знает?
Она сказала это реально игривым тоном, отчего моя эрекция еще больше усилилась. Я держал руки в карманах своего короткого пальто и вроде как прижимал свой дурацкий стояк к животу, словно заряженную и задранную вверх катапульту. И даже если бы мне приплатили, я не смог бы выдавить из себя ни слова, а поэтому просто кивнул.
– Я буду молиться за тебя, – сказала Лорен, помахала мне рукой, совсем по-детски три раза согнув пальцы правой руки, резко развернулась и пошла прочь.
Если честно, я решил, что она снова пытается меня провести с помощью своей сексуальности, точь-в-точь как учительницы в школе, которые специально флиртуют, чтобы получить над вами контроль. Что все это хитро расставленная ловушка. Но я должен был выяснить, каково это – поцеловаться с ней. Непременно. И я больше не хотел изображать из себя липового христианина, потому что вся моя жизнь и так сплошная липа. Поэтому я решил хорошенько поразмыслить о возможности существования Бога, ведь это единственное, что хотела обсудить со мной Лорен. Я составил для себя целый список вопросов и потом каждый раз, когда мы три раза в неделю встречались на станции, задавал ей очередной.
Как мог Бог допустить холокост?
Если Бог создал все-все-все, зачем тогда Он изобрел грех, который помогает Ему вас надуть и обернуть ваши же грехи против вас?
Если Бог создал этот мир и хочет, чтобы мы были христианами, почему тогда в мире существует столько религий?
Почему Бог разрешает людям вести с Ним войну?
Если ты родился в стране с другими культурными традициями и вообще не слышал об Иисусе Христе, отправит ли тебя Бог прямиком в ад за то, что ты не христианин? А если и так, разве это справедливо?
Почему в твоей церкви всегда верховодят мужчины? Разве женщины не способны осуществлять руководство? И разве в наше время допустим подобный патриархальный сексизм?
Почему умирает так много детей?
Почему в мире так много бедных?
И посещал ли Иисус другие планеты в неведомых нам далеких галактиках?
Ну, в общем, типа того.
Следующий раз мы встретились в теплый весенний день, на ней были шорты с большими накладными карманами, и я не мог отвести взгляд от ее кремовых бедер, которые были идеальны. Она топталась перед входом на станцию метро и словно состояла из одних улыбок.
– ПРИВЕТ, ЛЕОНАРД! Я молилась за тебя! И Бог принес мир моей душе относительно нашей дружбы. Теперь я знаю, что все это не случайно.
Однако чем больше вопросов я задавал Лорен в течение лета, тем меньше энтузиазма она проявляла и тем меньше удовольствия я получал от созерцания различных обнаженных частей ее тела.
Она, типа, считала, что я стараюсь уесть ее
На самом деле Лорен так и не ответила на мои вопросы, к сожалению. Она просто цитировала стихи из Библии и повторяла то, что говорил ей отец, но у меня возникло такое чувство, будто она сама не слишком-то верила в то, что говорит, поскольку за неимением других отчаянно цеплялась за свои ответы, хотя, возможно, лучше уж иметь неправильные ответы, чем не иметь их вовсе.
Не знаю почему, но чем больше вопросов я задавал, тем больше она меня ненавидела – уж можете мне поверить, – это было крайне неприятно [50] . Кроме того, она начала замечать, что я ее открыто на нее пялюсь, и я оказался, типа, в неловкой ситуации, особенно когда она перешла на мешковатые шорты до колена, тем самым лишив меня возможности любоваться прекрасным и явно сделав тонкий намек на толстые обстоятельства.
50
Почему так получается, что люди любят отвечать только на те вопросы, на которые уже отвечали миллион раз, и сразу начинают ненавидеть тебя, если ты ставишь их в тупик? А я вот, наоборот, люблю вопросы, которые ставят меня в тупик. И просто обожаю буквально день за днем обдумывать возможные ответы. Интересно, а кому-нибудь еще нравится предаваться размышлениям или я один такой псих?
Последний раз я видел ее примерно неделю назад. Когда я подошел к ней на станции, она нахмурилась и сказала:
– Если ты хочешь получить ответы на свои вопросы, тебе надо побеседовать с моим папой. Он говорит, что твои вопросы опасны и на них должен отвечать только священник.
Что меня расстроило до чертиков [51] .
– Послушай, – сказал я, глядя, как несколько печальных костюмов с портфелями с угнетающей поспешностью вливаются в безликую унылую толпу, – больше никаких вопросов. Я понимаю, что у нас с тобой, возможно, полная несовместимость. Ладно, больше не буду донимать тебя вопросами, но могу я попросить тебя об одной услуге?
51
Религиозный каламбур?
– Смотря какой, – ответила она, посмотрев мне в глаза как-то так по-особенному, что я толком не понял: то ли она со мной заигрывает, то ли хочет послать на фиг. Сразу и не скажешь. – И что ты хочешь спросить?
– Ты будешь продолжать молиться за меня?
У Лорен на секунду округлились глаза, словно она была реально взволнована моей просьбой, но затем ее глаза превратились в две черные бусинки, и она ответила:
– Не надо надо мной смеяться, договорились?
– Что?
– После всех этих твоих бесконечных странных вопросов я сильно сомневаюсь в том, что ты действительно веришь в молитву, Леонард. – Ее тон был резким, он чем-то напомнил мне голос Линды, когда та в очередной раз говорила мне, что «уже дошла до точки» [52] .
52
Я посмотрел в Интернете, откуда пошло выражение «дойти до точки». Оказывается, этимологически оно как-то связано с выражением «быть на коротком поводке». А поводок – это уже из области принадлежностей для лошадей или собак. Таким образом, эта фраза, похоже, вызывает в воображении образ собаки, которая гонится за белкой или типа того, но ее тащит назад веревка, привязанная к шее. Словом, она дошла до точки. И не может двигаться дальше. Итак, похоже, сейчас я вне зоны досягаемости Линды. Ее поводок слишком короткий. О чем, впрочем, она не устает мне повторять. Интересно, а что, черт возьми, держит ее на привязи? Нью-Йорк? Мода? Жан Люк? Догадайтесь с трех раз. Вот Лорен, например, держит на привязи ее религия.