Просто друзья

Белова Дарья

Чувствую его руку на груди, слегка сжимает ее, что слышу глухой стон прямо мне в губы. Хочется повторить за ним. Спускается ниже, чертит линию внизу, оставляя горячие следы своих пальцев. Он касается меня уверенно, будто делал это не раз.

Когда его рука оказывается у меня на лобке, широко распахиваю глаза. Потому что то, что я представляла там в душе, когда была сама с собой и мечтала об этом, не идет ни в какое сравнение. Другое, все другое и все по-другому. Меня пронзает даже не ток, смертельный в своем изначальном понимании. Это стрелы. Убийственные стрелы, они протыкают

насквозь. Но это не больно, это сладко. Приятно.

Мое тело горит в его руках. Уже нет холода, моя кожа пылает. Это костер, в котором мы сгораем. Потому что его кожа такая же огненная. Но огонь этот не несет опасности. Он скорее сжигает все наши запреты, все установки. Все, чтобы было до. А из пепла рождаются новые Мила и новый Глеб.

Его руки… они другие. В моих мечтах все было не так. Сейчас это острее, более чувственно. Он рисует свои рисунки там, где я боялась даже коснуться, чтобы не казаться порочной и грязной. С ним же я желаю такой быть. Достичь того пика, с которого я упаду, — награда. Но я возьму все, чтобы как можно дольше вспоминать, как в каждую мою клеточку, в каждый мой вдох врывается сладкий порок под именем Глеб Навицкий.

Первый оргазм, который он мне дарит, сбивает с ног. Это волна, сравнимая по силе только с цунами. Можно захлебнуться. Жадно глотаю воздух, будто он последний, больше его не будет. Мое тело покрыто испариной. Мне жарко, а внутри меня вулкан. Горячая лава извергается потоком. Это удовольствие. Чистое и запретное.

Пытаюсь сфокусировать свой взгляд. Непосильная сейчас задача. Я Глеба чувствую, его руки, тело, даже его обжигающее дыхание. Сначала у меня на щеке, потом на шее, опускается вниз и берет в рот один сосок. Снова искры, снова жар. Он не прекращается.

Глеб разводит мои ноги, и я чувствую как твердая и горячая головка упирается между ними. В эту секунду я вернулась к тому, с чего все и начиналось. Страх, холод и легкое оцепенение. Мне уже не жарко. Мое тело сотрясает. Не посторгазменная судорога, это страх закрепляется в мышцах.

— Глеб! — пытаюсь я докричаться до него, упираюсь руками в его грудь, отталкиваю.

Ловлю его взгляд. Черный дьявол, что вселился в него. От этого страх становится еще более безумным. Я больше не стою на сцене, не слышу музыку, не танцую. Я бегу как можно дальше, чтобы спрятаться от всего мира, закрыться на все замки. Это выше меня.

— Мила, — голос грубый, тихий, он вибрирует и я чувствую грудью его вибрацию, — доверься мне, прошу.

— Мне страшно, Глеб.

— Ты боишься меня? Или того, что будет?

— Все вместе, — мой голос настолько тихий, что невозможно разобрать ни звука, но Глеб все слышал.

— Посмотри на меня. Я никогда не сделаю тебе больно. Но именно сейчас надо потерпеть, — Глеб целует меня. Нежно касается моих губ. Он наконец-то понял, как коснуться не только моего тела, но и моей души. Сейчас его поцелуй — это начало нового. То, о чем мы даже не догадываемся.

Резкая боль. Она разрывает пополам. Внутри словно разлилась эта лава, что приносила такое тепло телу.

— Глеб! — я кричу его имя, будто он поможет мне не испытывать то, что сейчас испытываю я.

— Тихо,

Милка. Все хорошо. Сейчас все пройдет. Дыши. — Глеб не двигается, нависает надо мной. Я вижу его напряжение, чувствую каждую мышцу. А взгляд… Я чертова грешница, потому что тот дьявол в его глазах, он готов сразиться с самим Богом, только чтобы забрать на себя мою боль. Дьявол, что ставит меня выше себя.

— Черт, это больно. Очень.

— Понимаю, Милка, — целует мои щеки, нос, снова возвращается к щекам. Он едва касается, но его рваные и такие нежные поцелуи будто из другого мира. Они не от Глеба Навицкого.

Плавные поступательные движения. Они больше не причиняют адскую боль. Но еще есть не то жжение, не то щипание. Словно по открытой ране пройтись грубой тканью.

— Расслабься, — слышу я.

Дышу чаще. Это не рай, как говорили девчонки. После него не хочется разбиваться вдребезги, чтобы сложить себя по частям. Сейчас другое. Я вижу Глеба, его эмоции на лице, его движения. Его руки касаются меня, везде. Это правда расслабляет. Даже начинает что-то теплое разливаться по телу.

Боль и правда уходит. На ее место приходит томление внизу живота. Похожее никогда не испытывала. Сладко, тягуче. Глеб ускоряется, как только понял, что можно. Прочел это в моих глазах. Я закатила их от удовольствия. Снова та волна, накрывает меня своим оделось. Раз за разом.

— Милка, потерпи еще немного.

— Я в порядке, — мой голос такой же низкий, как и у Глеба.

Слышу свой первый стон. Он от одной из волн, что мягко укрывает. Стон Глеба похож на рычание, оно утробное, грубое, но тихое. Несколько быстрых толчков, глубоких и жадных. Неприятно самую малость, боль ноющая, потягивающая и почти не ощущается. Я только чувствую, как Глеб напрягся на последних движения, крепче обнял меня, сжал. Его шумный вдох я слышу рядом со своей шеей — он втягивает не воздух, а мой запах, мой аромат.

Глеб укладывается рядом, сняв уже не нужный презерватив и кинув его в сторону. Утягивает меня за собой. Слышу биение его сердца. Такое быстрое, словно оно мотор его машины, нарезает очередной круг по трассе.

— Бл*ть, я сожрал плитку шоколада.

— Интересное сравнение, — я улыбаюсь, — может, тебе принести его? Есть кусочек в холодильнике.

— Нет, Милка, у меня аллергия на шоколад. Был один единственный раз, когда я его пробовал. И потом оказался в больнице. С тех пор не ел. Но помню до сих пор его вкус, его запах. Ммм… Прям как ты. Ты — мой шоколад.

Глава 19

Воспоминания из дневника Милы

Я не видела Глеба несколько недель. Он просто исчез из моей жизни. Вот так легко и непринужденно: открываю глаза после той единственной ночи, когда мы стали ближе на несколько световых лет, а осталась я одна. Только след на подушке, где он спал, и смятые простыни. Еще аромат его туалетной воды. Ей будто пропитались стены, потому что я слышу ее повсюду, даже на кухне после того, как приготовила ужин.

Сначала я была гордой. Запрещала себе думать о нем. Но это оказалось бесполезно. Наивно. Его уже не вытравить, не изгнать из себя.