Просто мы научились жить (2010-2012)

Соколова Александра Ивановна

– Только не звони, – молилась Инна про себя, – умоляю тебя, только не звони.

И будто откликаясь на ее мольбу, телефон разорвался трелью. Лиза посмотрела на экран, потом на Инну, и ответила на звонок.

– Да, – сказала она в трубку, – нет, нормально. О чем? Хорошо, приезжай вечером, если хочешь. Пока.

Инна смотрела во все глаза. И не могла им поверить.

– Ты… Разговариваешь с ней? После того, что она сделала?

– Я сама была виновата, – Лиза слезла с кровати и судорожно начала одеваться. Ее движения выглядели безумными, хаотическими,

полными тревоги, – она тут ни при чем, это все я, я…

– Лиза, остановись! – Инна подошла ближе и взяла ее за руку. – Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня.

Лиза послушалась, но, боже мой, это снова был чужой, незнакомый взгляд.

– Инна, прости меня, но мне надо ехать. Мне нужно к ней немедленно.

– После всего, что она сделала?!

– Ты не понимаешь, – воскликнула Лиза громко, – я люблю ее!

И это стало последней каплей. Все напряжение, вся ярость, скопившаяся в кончиках пальцев за эти дни, больше не была под контролем. Она вышла наружу и затопила собой все.

– КОГО ты любишь?!! – Закричала Инна, хватая Лизу за плечо и разворачивая к себе лицом. – Посмотри на меня! Кого ты любишь?

Лиза дернулась, пытаясь вырваться, но Инна не дала. Схватила ее за волосы, наматывая их на кулак, и потащила за собой, в другую комнату.

Лиза визжала, кричала, но ей было все равно. Она подошла к столу с ноутбуком, открыла крышку, нажала несколько клавиш.

– Кого ты любишь, черт бы тебя побрал? КОГО?

Она схватила ее за волосы, дернула, снова наматывая на кулак, не обращая внимания на ужас в глазах, на воспаленный крик. Рывком швырнула на стол, к экрану ноутбука, на котором – открытое фото Ольги – носом ткнула, и еще, и еще:

– Это ее ты любишь?! Ее?

Лиза попыталась вырваться, изогнулась, она кричала не переставая уже, но Инна держала крепко, не давая даже взгляда отвести:

– Смотри на нее! Смотри на нее, твою мать! Это ее ты любишь? Ее?

Молотками звучали вокруг звуки, запахи, ощущения. Волосы вырывались из головы с болью, а глаза смотрели и не хотели смотреть одновременно. Инна снова дернула, и слезы посыпались из глаз, и невольно расширились зрачки, глядя на экран:

– Это ее ты любишь?!! Открой глаза, смотри, смотри на нее, слышишь? Вернись в реальность, вынырни из своих чертовых фантазий! Это ее ты любишь?!!

Лиза задыхалась от ужаса и шока, она не могла себе представить никогда, что Инна может быть такой, что может так кричать, так бить, так делать больно. Она невольно смотрела на Ольгу и видела ее словно по-новому – худая, очень худая, на щеках местами следы от застарелой ветрянки, губы тонкие и сухие, глаза маленькие и пустые какие-то. Господи, да та ли это женщина, о которой она мечтала, которую любила, к которой стремилась… Похожа, но нет. Не она. Не она, черт возьми.

Инна дернула еще раз, и с очередным взглядом Лиза вдруг взвыла, но не от внешней боли, а от догадки, кулаком ударившей под дых: это же она!

То чудовище, которое измывалось над ней, притягивая и отталкивая снова. Гадина, соблазняющая и отвергающая вновь и вновь. Никогда не

говорящая правды.

Вой перешел в визг, Лиза рухнула на пол и забилась в попытках спрятаться куда-нибудь, убежать, скрыться, но Инна не дала – схватила в охапку, прижала к себе, придавила всем своим весом к полу и зашипела в ухо:

– Не закрывай глаза, не закрывай глаза, смотри!

Но Лизе уже не нужно было открывать глаза – преграда рухнула, и от реальности больше невозможно стало спрятаться. Она увидела все, что происходило с ней в эти месяцы, с ясной четкостью и строгостью линий.

Кафе, кофе, взгляды, полунамеки, за которыми скрывалась откровенная игра, полукасания, за которыми пряталось стремление подчинить себе. Шутки, издевки, звонки и полуфразы…

И монолог, тот последний монолог, который так и не смогла она забыть, от которого так стремилась убежать, рухнул сверху, накрывая собой все это нагромождение реальности и правды.

– Мне нужно было где-то греться, пока твоя благоверная не сдавала позиций, а ты со своей любовью была очень кстати – и поэтому я держала тебя поблизости. А когда ты пыталась убежать – возвращала, давая тебе кусочек тепла. Но как только ты снова оказывалась рядом, я предпочитала снова брать, только брать. Я не любила тебя ни секунды, и даже влюблена не была. Я просто грелась.

Она кричала теперь. Кричала, пока эти слова и воспоминания ядом растекались по крови, отравляя ее и превращая из красной в кислотно-зеленую. Слишком быстро, слишком быстро, слишком быстро…

И эта ночь, в которой она не ушла, а осталась лежать рядом с этой женщиной, женщиной, которая не любила, которая пользовалась, которая протянула свою руку и обняла, и не было, не было сил и возможности скинуть эту руку, отгрызть ее к чертям, прокусывая кость, выплевывая кусочки мяса и кожи, но она лежала, лежала без сна – сколько? – пять часов, шесть, семь, лежала не шевелясь и почти не дыша. Умерла. Нет, дышит.

И утро, в котором она везла ее на работу, сидела рядом и пыталась разговаривать, будто ничего не произошло, ничего не случилось, и все еще можно исправить. В котором она взяла за руку и сказала, что хочет все изменить, поправить все, поправить, поправить, поправить…

ЭТУ женщину ты любишь?

И изогнулся мир, разлетаясь на сотни миллиардов кусков, и собираясь обратно, но нескольким кускам не хватило места, и они полезли наружу, полезли, выходя из горла отвратительной рвотой, царапающей горло и разъедающей язык.

Лизу рвало прямо на палас, Инна держала ее за живот, гладила по голове, и помогала освободиться окончательно.

А когда все кончилось, и глаза сами собой закрылись, и обмякли руки, подхватила ее под коленки и за спину, и унесла в спальню. Уложила на кровать, салфеткой обтерла испачканный рот, подула на горячий лоб, и ушла замывать пол.

Глава 7. Надежда.

Лиза спала. Она лежала на кровати, свернувшись клубком, и ровно дышала, а Инна сидела рядом на полу и кусала костяшки пальцев, чтобы не закричать.