Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке
Шрифт:
Наташа вытерла слезы ладонью, закрыла глаза, пытаясь вернуть свой прекрасный сон. Знала, что он не вернется, никогда не возвращался, и все же попыталась. А потом, вспомнив о том, что было ночью, вскочила и побежала в ванную.
Ничего хорошего ночью не было. Петр Яковлевич в постели (как, впрочем, и везде) был крайне эгоистичен и скор, получив свое, отворачивался и засыпал. Время от времени разглядывал ее обнаженное тело, будто убеждался, что купленная вещь не потускнела, удовлетворенно кивал. Ласкать женщину он совершенно не умел и не хотел, да и сам особых ласк не требовал.
Случалось
До того, как она стала женщиной, Наташа считала, что близость с мужчиной оскверняет женщину, делает ее грязной. Но когда это случилось, когда она провела первую ночь в постели с Сергеем, Наташа чувствовала только одно: небывалый прилив сил и уверенность в своей красоте. О, тогда ей хотелось летать или, по крайней мере, прыгать и кружиться по комнате в ночной рубашке, что она и делала, лукаво поглядывая на Сергея, — проснувшись, он смотрел на нее с нескрываемым восторгом…
В этой большой, красиво обставленной комнате, у большой, бело-золотой кровати ей ни разу не хотелось прыгать и кружиться.
Нигилист вернулся домой не один. Сам глава концерна «Сингапур», Степан Петрович Шеваров, пожаловал в гости. Однажды он уже был у них с супругой своей Ингой. С ними пришел и третий, огромный нерусский с выпученными глазами и крючковатым носом.
Степан Петрович, солидный, седовласый, в мешковатом, но очень дорогом костюме, поцеловал Наташе руку, вынул из пластикового пакета белую гвоздику, с улыбкой вручил хозяйке.
Нерусский уставился на Наташу, потом хлопнул себя по ляжкам:
— Какая жена у тебя, Петр Яковлевич! Такую грех держать взаперти! Почему я никогда не видел ее раньше?
— Потому что тебе опасно смотреть на красивых женщин, Радик. Не видел раньше, не увидишь и позже, спокойно спать будешь.
— Э-э-э! Слушай, совсем покой потеряю, понимаешь? — Радик прямо-таки пожирал глазами Наташу. — Давай познакомимся, хозяйка, я Радик, просто Радик. Если что надо будет — скажи. Хочешь, на Марс слетаю, привезу клетка живой марсианин. Будешь смотреть и говорить всем: я марсианина живого имею. Твой манто, «кадиллак», Багамы — чепуха, даже слушать не хочу!
Наташа холодно кивнула, представилась и повернула голову к Нигилисту, ожидая дальнейших указаний.
— Принеси, пожалуйста, виски, рюмки и что-нибудь закусить, — распорядился Нигилист, жестом приглашая гостей в комнату, где стоял телевизор.
Наташа достаточно хорошо знала, чем закусывают богатые люди: исландская селедка, маслины, корнишоны, маринованные грибы и мясное ассорти. Это она и приготовила, поставила на сервировочный столик и вкатила его в комнату. Нерусский сидел в кресле, тут же уставился на нее своими выпученными глазами. Наташа разозлилась.
— Тебе действительно нужно слетать на Марс. И привезти себе марсианку, а то, как я посмотрю, земные женщины не очень-то балуют тебя своим вниманием, совсем плохо выглядишь, бедненький.
Тот еще сильнее выпучил глаза, подался вперед, словно ушам своим не верил, что именно она сказала это.
— Ай да
— Повезло, повезло, — выдавил наконец из себя улыбку Радик, откинувшись на спинку кресла. — Слушай, Петр Яковлевич, продай жену, а?
— Это что-то новое в наших деловых отношениях, — недовольно дернул носом Нигилист и посмотрел на Наташу. — Все, дорогая, ты можешь идти. Я скажу, когда нужно будет посуду убрать.
— Почему новое? — развел руками Радик. — Всегда так было. Помнишь: Хасбулат удалой, бедна сакля твоя? Если твоя сакля будет бедная, а я надеюсь, что такое никогда не случится, но если когда-нибудь будет — продай. Полмиллиона дам. Баксов.
Наташа не уходила, стояла, прислонившись спиной к стене у двери и слушала.
— Когда его сакля будет бедной, Радик, у тебя вообще не будет сакли, — улыбнулся Степан Петрович.
— Это шутка, просто шутка, прости, дорогой, если обидел тебя. Честное слово, совсем не нарочно, так получилось. Правда, красивый женщина, давно таких не встречал, как увидел — совсем голову потерял. Прости. — Он наклонился, хлопнул Нигилиста по плечу.
— Наташа, оставь нас, пожалуйста, — строго приказал Петр Яковлевич.
В спальне Наташа легла на диван, задумалась. Может, этот Радик и вправду шутил, но слушать это было противно. А смотрел как! И вообще, что они здесь делают? Пьют, курят, о работе говорят. Что за свинство такое? Неужели в конторе не успевают наговориться? Целого дня им мало? Краем уха слышала их разговор — тихий ужас! Цены здесь, цены там… Где там, в Америке, что ли? Курс сегодня, курс завтра, люди из правительства сказали то, люди из Верховного Совета сказали это. Им, людям в правительстве и Верховном Совете, делать больше нечего, как сообщать концерну «Сингапур» секретные сведения? Тогда понятно, почему народ бедствует. Господи, нельзя, что ли, приходить в гости, чтобы отдохнуть, поговорить о чем-нибудь веселом, музыку послушать? Ну почему, почему они такие серьезные?
Кошмар!
— Надоело, — негромко сказала себе Наташа. С тоской обвела взглядом комнату и повторила громче: — Надоело!
Ночью, в постели, Наташа сказала Нигилисту:
— Почему ты позволяешь всяким нахалам говорить обо мне, как о какой-то вещи? Я твоя жена, женщина, человек, в конце концов, или китайская ваза?
Нигилист промолчал, собираясь поскорее уснуть: завтрашний день обещал быть не менее трудным, чем минувший.
— Это, по-твоему, глупый вопрос?
— По-моему, глупый. Он пошутил и потом извинился. Я считаю, вопрос исчерпан.
— А я так не считаю! — взвизгнула Наташа. — Люди приходят в чужой дом, должны уважать хозяйку, хотя бы вид делать. Вот, как Степан Петрович. Но не все твои гости так поступают, я вижу! И мне это не нравится! Ну, конечно, если ты даже не приглашаешь меня в свои компании, считаешь, что я — всего лишь прислуга, и они думают так же!
— Наташа, я устал, хочу выспаться. — Нигилист повернулся к жене. — В моих компаниях ничего интересного для тебя нет. К тому же — меньше знаешь, спокойнее спишь.