Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке

Новиков Николай Михайлович

— В каждом правиле бывают исключения. Ты никогда не задумывался об этом?

— Никогда. — Он самодовольно ухмыльнулся. — Ты, кажется, нервничаешь, детка?

— Не могу понять, зачем ты пригласил меня к себе? Что-то случилось? Какие-то проблемы с деревенской барышней?

— Если у нее и есть проблемы, нас они теперь не касаются. Петр Яковлевич Нигилист серьезный человек. На его фирму бывшие гэрэушники работают, нам до них далеко, милая моя. Его квартира имеет общий коридор с другой, однокомнатной, а там знаешь, кто проживает? Бывший капитан ГРУ. И знаешь, что он делает? Спрашивает, кто пришел. Это все, что я смог узнать, а большего и не нужно. Достаточно, чтобы понять: наша крошка в серьезных руках.

Верно, милочка? Тебе, как всегда, джин с тоником?

— Если можно, «Кубанской», пожалуйста.

— Чего? — удивился Валет столь экзотическому желанию. — «Казачок», что ли? Я уже малость отвык от нашей. «Абсолют» есть, хочешь? С апельсиновым соком — высший класс.

— Не хочу. Так что у тебя за дело ко мне?

Лариса присела на кровать, закинула ногу на ногу, внимательно посмотрела на Валета.

— Дело личное, можно сказать — интимное. Дальше ты можешь и сама догадаться.

— Я тебе ничего не должна.

— Да кто его знает, должна или нет. Это ж такое дело, без бутылки не разберешься. — Валет сел рядом, обнял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза и стал неторопливо расстегивать кофточку. — В тот, последний раз, ты была обалденной бабой, и я подумал: а почему бы нам с тобой не повторить этот смертельный номер? По-моему, я для тебя все сделал классно, вполне могу рассчитывать на премиальные.

— Ты, похоже, спутал меня с «ЗИЛом» или с овощным магазином. Это там, если выполнил задание, получаешь премиальные. А у нас был договор и оплата, предварительная. О чем речь, Валетик?

— О том, что я балдею, когда вспоминаю тебя.

— Но ты ведь знаешь, кто мне нравится. К сожалению, не ты.

— Плевать мне на эти сопливые дела. Он же пока и не смотрит на тебя, ни на что не претендует, значит, и обижаться не будет. Сейчас ты свободная, крошка. Ну, кончай выпендриваться.

— Если ты позвал меня только за этим, то зря время потратил. Свободна я или нет — сама как-нибудь разберусь. Убери свои лапы. — Лариса спокойно взяла руку Валета, опустила ее на кровать.

— Такая ты мне еще больше нравишься, — усмехнулся Валет и уверенно положил руку ей на колено.

— Хочешь иметь неприятности? — Взгляд Ларисы стал жестким.

Но Валет не испугался и руку не убрал с ее колена.

— Знаешь, крошка, я ведь и сейчас работаю на тебя. А кому охота трудиться забесплатно?

— Интересно, — покачала головой Лариса. — Продолжай.

— С удовольствием, — откликнулся Валет, и рука его стремительно скользнула под юбку.

— Не то продолжай. О работе своей на меня расскажи. Что же ты делаешь такое, о чем даже я не знаю?

— Молчу.

— И все? — удивилась Лариса.

— И все, — подтвердил Валет. — Я понимаю, ты надеешься скоро захомутать Серого. Ничего против не имею. Но представь себе, вдруг он нечаянно узнает о всех деталях твоего плана…

— Шантажируешь?

— Да нет, просто предполагаю. Узнает он, и плакали твои денежки и все надежды. Ничего не останется у красивой девочки Лариски. Но если она будет дружить со мной, все будет о'кей.

— Скотина! — Отвращение исказило лицо Ларисы. — Мы ведь договорились, что я с тобой расплатилась полностью. Негодяй! Посмей только…

Валет повалил ее на кровать, рывком задрал короткую юбку и отстранился, любуясь молочной белизной ног.

— Классно… Не думаю, что вооруженное ограбление стоит всего два вечера с такой дамой. Ты согласна? И я согласен. Еще пару раз, и мы в расчете. Клянусь. Ну? Ну?!

— Бандит! — Лариса сбросила туфли.

— Ты пока готовься, а я схожу на кухню. «Кубанской» нет, тебе джин с тоником?

— Джин без тоника! — прошипела Лариса.

3

Наташа лежала, раскинувшись, совершенно обнаженная, черные волосы разметались

по подушке. Она чувствовала, как он целует ее, всю — от мочек ушей до кончиков пальцев на ногах. Каждое возбуждающе-нежное, щекочуще-сладостное прикосновение горячих губ заставляло ее тихонько постанывать. И не было в этом ничего стыдного, не хотелось прикрыться, защититься от жадного взгляда. Он не был чужим, этот взгляд, и жадность его была приятна. Не только жадность, но и неподдельный восторг светились в глазах, когда он смотрел на нее. И губы его шептали ласковые слова, такие же щекочуще-сладостные, как и поцелуй. Такая сила была в этих словах, что, казалось, тело ее вот-вот поднимется над кроватью и будет парить в воздухе, как белое весеннее облако в синем небе. И с ее губ срывались ответные ласковые слова благодарности за несказанное наслаждение. Их невозможно было повторить потом, когда это кончится и другие, обычные заботы отвлекут ее внимание. Слова рождались в торжествующей, ликующей душе и остывали, постепенно превращаясь в самые обыкновенные глупости. И руки ее тянулись к нему, гладили, ласкали, царапали крепкое, мускулистое тело, судорожно притягивая его к себе — ближе, ближе, чтобы слиться воедино, но он вдруг уходил, уходил, не доставив ей наивысшего наслаждения, оставив ее биться в холодной постели, как белую птицу, попавшую в силок. Гримаса боли, невыносимой боли исказила его лицо, и таким холодом веяло от укоризненного взгляда, что застывала она в белых простынях, превратившихся в снег. Только губы продолжали звать:

— Сережа… Сережа… Сережа…

И Наташа просыпалась.

Жаркое летнее солнце светило в окно, шелестели листья на старом тополе. Подушка была мокрой от слез, и щеки были мокрыми. Вот уже июнь кончается. Два месяца, как она замужем. Лучшие мгновения этих двух месяцев приходили во сне, когда она видела, не только видела, но и слышала, и чувствовала Сергея. Самые лучшие, прекрасные. Во сне.

Мужа, как обычно, уже не было дома. Петр Яковлевич просыпался рано, завтракал и уезжал на службу, до вечера оставляя Наташу в полном одиночестве. Она должна была приготовить ужин, следить за тем, чтобы холодильник был полон. Еще — стирка да уборка — все это не отнимало много времени. Нигилист не стеснял ее свободу. Покончив с делами, Наташа могла делать все, что хотела. Смотреть телевизор, читать книги, ходить по магазинам. В ящичке туалетного столика лежали деньги, Наташа никогда не считала, сколько их там, просто брала тысяч десять — двадцать и покупала то, что ей нравилось. Петр Яковлевич не упрекал ее в расточительстве, лишь время от времени пополнял запасы крупных сто- и пятидесятирублевых купюр.

Поначалу это занятие доставляло Наташе удовольствие, помогало отвлечься от грустных мыслей, но вскоре и оно надоело. Все, что она хотела из обуви и одежды — купила, тратить же деньги просто так, назло Нигилисту, не могла, сказывалась выработанная с детства привычка экономить на всем. Теперь она не экономила, но и не швыряла денег на ветер. К тому же, когда она выходила из дому, ее неизменно сопровождал сосед, высокий, молчаливый мужчина лет тридцати, белобрысый, коротко стриженный и в неизменной широкой кожаной куртке. Звали его Олег Ратковский.

Наташа знала, что он был чем-то вроде телохранителя Нигилиста: всегда первым открывал дверь, если кто-то звонил, провожал утром хозяина до машины, вечером, когда тот возвращался домой, встречал внизу у подъезда. А днем ходил следом за Наташей, помогал ей донести покупки до двери. И никогда не пытался войти в квартиру, если Нигилиста не было дома, или познакомиться ближе с Наташей. Если же она заводила разговор, спрашивала о концерне, в котором работал Нигилист, о том, каким бизнесом они занимаются, или о самом Ратковском, отвечал коротко, односложно «да», «нет», чаще молча пожимал плечами.