Просто спасти короля
Шрифт:
Посыльные взрослели на глазах чуть постаревшей, но все еще неотразимой красавицы, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды, без которой уже нельзя было представить их королевство. Цветы "от Трубадура" стали теперь частью его истории. И нередко в те дни, когда высокородной даме должны были принести очередной букет, влюбленные пары этого города приходили к дверям ее дома, чтобы освятить свою любовь тем великим чувством, что пронес влюбленный поэт сквозь многие годы. Даже после своей смерти не давая погаснуть священному огню, вспыхнувшему когда-то в его сердце...
– Так что же оказалось сильнее, ваше сиятельство, смерть или любовь?
Оглушительная
– Мне передавали, мессир, что вы состоите в охране у господина колдуна.
– Последовала пауза, нарушаемая лишь порывами ветра и шелестом густого кустарника на обочине.
– Теперь я думаю, что меня ввели в заблуждение. Похоже, вы и сам - колдун.
Резко повернув коня, она двинулась по дороге. Прямая спина, гордо выпрямленная шея. И лишь подбородок поднят чуть выше обычного. То ли от избытка фамильной гордости - все же прямая пра-правнучка Гуго Капета. То ли, чтобы не дать пролиться плещущимся в глазах слезам...
***
ГЛАВА 5
в которой Евгений Викторович нервничает, король Франции Филипп II Август
пытается взять реванш, Ричард Львиное Сердце наносит поражение
превосходящим силам врага, Никита Хониат примыкает к
заговору протевонов, а неизвестные монахи
уничтожают банду Роже-Сицилийца.
Ле Тилье-ан-Вексен
– Мант, 24 января 1199 года
К всеобщему удивлению, следующий день прошел без происшествий. Ни отравители, ни неизвестные снайперы не пытались повесить себе на пояс скальпы 'колдунов из Индии'. Что, впрочем, не помешало господину Дрону отказаться от музицирования, когда один из десятников эскорта попросил его снова поиграть 'эту вашу колдовскую музыку', которая его парням уж очень понравилась. Разумеется, почтенный депутат сослался на тревожную обстановку, необходимость бдительно следить за тем, что творится вокруг, и вообще соблюдать уставной порядок и дисциплину. Но сам-то отлично понимал, что еще одной литературно-художественной дискуссии с юной графиней ему просто не потянуть.
Зато Господин Гольдберг разошелся не на шутку. Его, что называется, несло. То ли два пережитых покушения так странно сказались на нежной психике представителя народной интеллигенции, то ли просто бодрящий воздух средневековья, но остановить его словесный поток оказалось совершенно невозможно. Несколько попыток его спутника хоть как-то утихомирить красноречие были проигнорированы господином историком столь же величественно, сколь и небрежно. Так что, несказанно удивленный таким вот психологическим вывертом, господин Дрон вскоре отказался от борьбы и целиком погрузился в кипящие струи словесных извержений.
– Вы только вообразите себе, Сергей Сергеевич! Нет, вы только вообразите!
– Необходимость обеими руками держаться за переднюю луку седла не позволяла Евгению Викторовичу сопровождать свои слова приличествующей случаю жестикуляцией. Но было заметно, как его тщедушный организм напрягался в безуспешных попытках воздеть руки или ткнуть пальцем в серое зимнее небо.
– Один выстрел! Всего один удачный выстрел из арбалета, и вся последующая
Да-да, государи мои, всю первую половину дня впавший в неистовство господин Гольдберг пытался довести до своего толстокожего спутника, в насколько переломном историческом событии им придется поучаствовать всего лишь через два месяца.
– Я уж молчу о том, что военные операции Ричарда в Святой Земле при сложившихся сегодня условиях были просто обречены на успех! Но ведь и здесь, в Европе, все могло сложиться абсолютно, ну просто абсолютно иначе!
Неопределенное хмыканье господина депутата и его исполненный сомнения кивок только подлили масла в огонь.
– Да вы сами-то подумайте, Сергей Сергеевич! Пораскиньте, так сказать, мозгами...
'А вот этого не нужно, - обеспокоенно мелькнуло в голове господина Дрона, - как раз мозгами пораскинуть мы всегда успеем!'
Впрочем, и останавливать словоизвержения почтенного историка он тоже не стал. Вспомнив свою собственную истерику в замке, накануне выхода, когда он никому не дал уснуть бесконечными инструкциями и поучениями, почтенный депутат понимал: его спутнику просто нужно выговориться. Ну, и пусть его...
– ... только континентальные владения Плантагенетов, - надрывался тем временем историк-медиевист, - их так называемая Анжуйская империя почти в четыре раза превосходила теперешнее Французское королевство по площади, и еще более по богатству! А ведь кроме этого была Англия - тоже не баран чихнул! Добавим сюда союзников Ричарда, которые к концу двенадцатого века плотным кольцом охватывали Францию со всех сторон! Да по всем раскладам Франция была просто обречена! А теперь представьте себе историю Европы, где нет никакой Англии и Франции! А есть одна империя, раскинувшаяся по обе стороны Ла-Манша! Ни тебе столетней войны, ни сделанной на английские деньги Французской революции, ни наполеоновской континентальной блокады... А ведь в сентябре прошлого года Ричард был ровно в одном шаге от того, чтобы взять в плен Филиппа-Августа и тем самым завершить историю и так катящейся под откос Франции. До сих пор никто не понимает, почему он тогда этого не сделал.
– Да ладно, - не выдержал господин Дрон, питая вероятно некие особые чувства к стране, подарившей миру Эйфелеву башню.
– Так уж прямо и под откос!
– Что?!
– привычно впал в раж господин историк, - не верите?! А ведь дело то было совсем недавно! Всего за три с половиной месяца до нашего здесь появления...
***
За три с половиной месяца
до появления попаданцев
Мант - Жизор, 27 сентября 1198 года,
Король не успевал. Да и как бы он успел?! Последние три недели этот анжуйский ублюдок гонял его вдоль побережья Сены, как кошка гоняет мышь - слишком сытая, чтобы сожрать на месте, но все еще готовая немного повеселиться.
Тогда, три недели назад, Готье застал его уже ложащимся спать: Ваше Величество, голубь из Арраса!
Постельничий ворвался тогда в покои короля Франции Филиппа II Августа, как будто за ним черти гнались с раскаленными сковородками наперевес. Ни преклонный возраст, ни появившаяся к старости нездоровая полнота не могли оправдать ни малейшего промедления, если речь шла о действительно важных делах - уж таков всегда был Готье де Вильбеон, сколько знал его король. Сейчас, судя по катящимся с висков каплям пота, речь шла именно о них. Ибо все расстояние до королевских покоев Готье явно преодолел бегом. Поэтому собиравшееся уже отбывать ко сну Величество переместилось к столу и ожидающе посмотрело на старого вельможу.