Просто спасти короля
Шрифт:
– Почувствовать у себя на поясе вес христианского серебра, вытащенного из горящего дома, - продолжил его мысль мессер Дзиани.
– Замазаться, - подытожил старый дож.
– Точно, - подтвердил Орсеоло, - а затем на Константинополь!
– И вновь ты торопишься, милейший Орсеоло, - почти ласково проворковал старый дож.
– А ведь это крестоносцы, воины Христовы! И очень многим из них совершенно недостаточно разграбить один христианский город, чтобы войти во вкус.
– Тем более, - подключился Дзиани, - что они наверняка сумеют утешить свою совесть чем-нибудь вроде того, что 'принесли малую жертву во имя исполнения
– Поэтому в сторону Константинополя, - подвел промежуточный итог Дож, - мы будем разворачивать их медленно и нежно.
– Не поделитесь ли, мессер, своими мыслями на этот счет?
– любезно поинтересовался Джовани Фальер.
– Охотно, мессер Фальер, охотно!
– Энрико Дандоло столь же любезно поклонился и продолжил.
– Что-то подсказывает мне, что примерно за полгода - год до наступления решительных событий из Константинополя сбежит царевич Алексей. Сын несчастного Исаака Ангела, смещенного с трона и безжалостно ослепленного своим коварным родственником. Я не исключаю даже, - улыбнулся дож, - что в этом ему помогут один или несколько ломбардских купцов, волею случая оказавшихся в это время в Константинополе.
– Куда направится после побега несчастный юноша?
– обратился дож к аудитории.
– К нам?
– откликнулся тут же мессер Орсеоло.
– Полно, мессер, - укоризненно покачал головой Дандоло, - ну что ему делать в Венеции, где у него нет ни родных, ни близких? Разумеется, он попытается добраться до своих родственников. И возможно даже, наши предполагаемые купцы помогут ему в этом.
– И к кому же из родственников направит стопы несчастный царевич?
– Аугусто Партечипацио, похоже, вновь созрел для участия в беседе.
– Я бы на его месте, - задумчиво проговорил дож, - отправился к свояку.
– ....?
– К Филиппу Швабскому, который женат на Ирине, сестре несчастного Алексея. Да, решено!
– чуть хлопнув ладонями по столу, подтвердил дож, - Несчастный царевич отправится к Филиппу Швабскому. И будет жить там, пока не наступит нужный момент.
– Хм-м...
– мессер Фальер, похоже, тоже, как и мессер Дандоло, наслаждался ситуацией.
– А что же произойдет в нужный момент?
– А в нужный момент, - подвел итог дож, - к предводителям крестоносного войска прибудут послы от несчастного царевича со слезной мольбой помочь восстановить его и его несчастного отца на злодейски отнятом престоле.
– Энрико Дандоло на несколько мгновений задумался.
– Ну, полагаю, к слезным мольбам можно будет добавить какие-нибудь обещания... Например, церковную унию с католическим Римом...
– Тысяч 150-200 марок серебра, чтобы расплатиться с нами...
– тут же добавил мессер Дзиани.
– Снарядить собственное войско тысяч в десять мечей и присоединиться к походу... - прямо, как заправский царевич, внес свою лепту мессер Морозини.
– Мессеры, - голос дожа прервал полет фантазии расшалившихся советников.
– У нас еще будет время уточнить детали. Сейчас мы должны ответить сами себе: принимаем ли мы прозвучавший здесь план действий Республики по нейтрализации военной угрозы нашим операциям в Египте, Сирии и Палестине? Равно, как и по перенаправлению собирающейся военной силы для сокрушения могущества Империи ромеев?
Если нет, прошу каждого сформулировать свои претензии к плану и обозначить время, необходимое для устранения слабых
Один за одним члены Малого Совета Венецианской Республики поднимались со своих мест и направлялись к выходу из гостиной, столь долго служившей им приютом. Вот тоненькая цепочка из десяти закутанных в темные плащи фигур пересекла Площадь Св. Марка. Вот заспанный служитель, гремя ключами, отворил дверь, впуская их внутрь.
И никто не заметил, как легкая тень, сливаясь с ночной тьмой, спустилась с крыши Дворца Дожей, мелькнула в колоннаде внутреннего двора, просочилась наружу и исчезла в черном бархате ночи.
* * *
– ... и пусть сам Святой Марк станет свидетелем моей клятвы!
Отзвучали слова оставшегося последним мессера Морозини, и редкая цепочка, состоящая теперь уже из девяти закутанных в темное фигур вышла из храма. Энрико Дандоло остался один. Уходить из пустого Собора не хотелось. Что-то держало, не пускало его. Но что это было, и зачем оно его держит - непонятно.
Старый дож потерянно бродил между колоннами, прикасался руками к Алтарю, к раке с мощами святого покровителя Республики. Огромная пустота Собора ощущалась всем телом и ... неприятно будоражила. Казалось, что висишь как муха в янтаре.
Совсем, совсем один на много дней пути. И огромное, бесконечно далекое и с любопытством разглядывающее тебя Око. Рассматривает, поворачивает то так, то этак застывший камешек с заключенным в нем насекомым.
И думает, наверное, - усмехнулся про себя дож, - вот ведь, букашки букашками, а смотри-ка, ползают чего-то, суетятся, крылышки топорщат в разные стороны... И так вот себе, творят историю.
... и чего им не сидится, - продолжал размышлять он за удивительное Око, чего ползают с места на место? Какая сила их гонит?
– Не понимаешь?
– усмехнулся он наивности неведомого наблюдателя.
– Да, где уж тебе понять, из твоего-то далека..!
Есть всего два господина над всем живым... Нет, - поправил он себя, - два Великих Господина над всем живым...
Голод и Страх.
Голод гонит львиный прайд по саванне, и нет спасения антилопе! Ведь лишь собственной жизнью может она утолить мучительный ужас голода, сосущий хищника изнутри.
– Дож прислонился к холодной колонне, проникаясь ее спокойствием, невесело улыбнулся собственным мыслям.
– Ну, а разве не такой же голод гонит достойного Орсеоло через пиратские галеры Анатолии, пески Суэца, Красное море, Аравию, Индию в поисках все новых и новых чудесных товаров? В поисках все большей и большей прибыли?
– Нет, не такой!
– удивился собственному новому пониманию Энрико Дандоло.
– Насытившись плотью жертвы, львы целые сутки, а то и больше валяются в тени, играют со своими котятами... Хоть целое стадо антилоп может спокойно пастись неподалеку, они будут в полной безопасности.
– Не таков человеческий голод!
– Лоб мессера Дандоло покрылся испариной от осознания огромности открывающейся ему истины.
– Человеческий голод во сто крат страшнее! Ибо он неутолим! И от насыщения только увеличивается... С еще более ужасающей яростью толкая нас на поиски все новой и новой пищи, новых земель, новых рабов, новых богатств...!