Простодушны и доверчивы
Шрифт:
— Верно, — одобрительно кивнула Сумерла. — Ме, значит, равновесие. Или мера. В общем, это и есть основа. Су просто указывает на то, что я та самая и есть. А звук Р затесался в изначальное слово по невежеству тех, кто когда-то давно посчитал меня богиней.
— Данное свыше равновесие, — собрала всё воедино Ольга и уточнила: — Ты ведь стала им не при жизни?
— После жизни. Имена смертных, как ты успела узнать, остаются в том мире, где их нарекли. А в Нави мы нарекаем себя сами. Хотя здешние долгожители вроде меня могут принять имя, данное прочими неупокоенными.
— Такое имя нужно заслужить, — невольно почувствовала себя польщённой Ольга.
Её отметила и признала своей не какая-то пустоголовая крикса или шишимора, а Сумерла. Которую в древности почитали богиней Светлой Нави — места для упокоения достойных душ. Наверняка со временем позабыв про изначальный смысл, вложенный в эту божественную фигуру. А позже приткнув её на первое попавшееся место в божественном пантеоне. Хотя равновесие в мире мёртвых очень уместно.
— Нужно заслужить, — ледянущим тоном повторила Гата.
И в голове Ольги пронеслась какая-то бессмыслица. Нечто непонятное и очень далёкое: оуста имъ бяху перти помысл имъ бяху чест. Или что-то в этом роде — она толком и не разобрала: промелькнуло и пропало. Зато последовавшие за тем слова отсутствием смысла не грешили:
— Помыслы мои чисты, уста мои на запоре, — машинально повторила она. — Да буде моё слово крепче камня, сильнее железа век по веку отныне и до веку.
Высказалась и задумалась:
— Гата, это какая-то клятва?
— Верности, — кивнула та.
— Верности тебе? Я что теперь, твоя навеки? — попыталась Ольга скрыть за шуткой охватившую её тревогу.
По сути, её сейчас силой принудили сдаться в беспрекословное подчинение.
— Зачем навеки? — усмехнулась Сумерла. — Навеки слишком долго. Клятва верности не даётся безответно. Ею повязан и тот, кто её дал, и тот, кому она дана. А я не имею намерений связывать себя с кем-то навеки. Дело у нас одно: остановить двух забывшихся оголтелых колдунов. Вам они угрожают смертию. А мне безвозвратным небытиём. Так что мы неволею повязаны. Но вольны им воспрепятствовать. Иль передумала? — хитренько свернули белые глаза игошки.
— Ни за что.
— Ну, так и договорились, — одобрительно кивнула Сумерла.
— Я могу рассказать о нашей встрече деду?
— Воеводе я сама откроюсь, — пообещала Гата. — В свой час. Неразумно его прежде времени отягощать.
— А меня разумно? — машинально уточнила Ольга.
— А с тобой, девонька, у меня выхода нет, — холодно обрадовала Сумерла. — Ты не только колдунов должна побороть, но и себя. Тебе моя помощь нужней. Своею клятвой ты путь к себе открыла. Не бойся: только для меня. Сокровенный путь, что не каждому доверишь. Через него и навредить тебе можно, и силы придать.
— Ты не станешь мне вредить, — была абсолютно уверена Ольга.
— Незачем, — согласилось очень древнее и несомненно могущественное создание. — А вот сила моя тебе понадобится.
— Не позволить Марго уничтожить тебя, как других Сумерл? — решила она прояснить всё до конца.
— Само собой, — не стала таиться Гата. —
Воскресенье полковник с супругой и младшей внучкой провели на новой даче в межмирье. К сожалению, саму землянку снести невозможно: она являлась точной копией жилища самых первых приставников. Как-то перестроить её тоже нельзя. Пришлось прямо над ней выстроить небольшой терем — чему поспособствовал местный Леший. Затюканный и замордованный волотами настолько, что вернувшимся хозяевам землянки готов был дворец забабахать.
Теремок и фортификационные сооружения вокруг него строил Нешто-Нашто: признанный мастер доставать всё буквально из воздуха. А приставники с Гатой весь день отбивались от всякой нечисти, которую гнали в сектор целыми стадами. Но к вечеру управились все: и строитель, и устроители бескровной бани для захватчиков.
Ольга осталась защищать очаг в реале. Маясь теперь уже двумя хворобами: Олег и Моргощь. Олега было жалко до кровавых слёз. Мало мужику досталось, когда он молодым парнем попал на войну — та ему всю душу выжгла. А теперь той душой ещё и завладели мерзавцы. Да и она свою долю внесёт: не сможет ответить на его чувства искренне, от всей полноты сердца. А он это обязательно почувствует: в притворстве жить не захочет. От неё откажется, а от себя никогда. И решится его дилемма не в его же пользу.
А Моргощь… Ну, что Моргощь? Останется в душе незаживающей болячкой — Ольга уже сейчас чувствовала, как та саднит. Но решения своего никогда не изменит: своих не предаст. Это даже не вопрос выбора — это так и точка.
Утро понедельника для неё началось с сюрприза прямо на остановке, где Ольга выгружалась из пригородного автобуса. Не успела сделать и десяти шагов, как у обочины припарковался чёрный джип. Не особо присматриваясь — да и в принципе не разбираясь в машинах — она, естественно, ожидала увидеть Олега. Но…
— Доброе утро, волшебница, — заступил ей дорогу Илья.
Стараясь казаться насмешливым. Однако мрачный взгляд не оставлял надежд, что он просто так отвяжется.
— Не думаю, что оно доброе, — постаралась, как можно, сумрачнее откликнуться Ольга. — У меня есть шанс от тебя избавиться? Хотя бы сегодня. И, кстати, сотовый верни. Который ты утащил вместе с моим рюкзаком.
— Садись в машину, — с нажимом попросил Илья.
— А, если не сяду? — оглянулась она в надежде удрать через межмирье.
Не бросит же он машину под знаком запрета парковки. Только вот народу вокруг полным-полно. Исчезать у всех на глазах менее благоразумно, чем перетерпеть очередной бред этого маньяка.
— Силой усажу, — пообещал Илья таким тоном, что угроза показалась веской.
— Хорошо, — старательно изображая ледяное спокойствие, пересекла она газон.
Он закрыл за ней дверцу, уселся сам и уверенно встроился в поток машин. После чего всё с той же натужной насмешкой поинтересовался:
— Может, всё-таки, объяснишь, чем я так провинился, что ты устроила мне затяжную пытку?