Против ветра
Шрифт:
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Надеюсь, этого окажется достаточно. Да, ребята, дело гиблое! Давайте не будем доводить его до крайностей. Надеюсь, что все вы проявите профессионализм в суде, на котором я председательствую.
Все соглашаются впредь действовать, как подобает настоящим профессионалам. Стоит Мартинесу произнести это слово, как я перевожу взгляд на Мэри-Лу. Она не глядит в мою сторону.
После обеда мы начинаем перекрестный допрос Грэйда, который продолжается до самого конца рабочего дня. Эллен
Грэйд отвечает на вопросы солидно и откровенно, но ведь он свидетель со стороны обвинения. С таким свидетелем надо держать ухо востро, если слишком давить на него, то, неровен час, можно настроить против себя присяжных. С другой стороны, если не приставать к нему с расспросами, то, выходит, ты просто отбываешь номер.
Так мы и ходим вокруг да около, пока солнце вот-вот не скроется за горизонтом. На сегодня, пожалуй, хватит, пора закругляться. Я оставляю за собой право вызвать Грэйда свидетелем еще раз для продолжения перекрестного допроса.
Поганый сегодня выдался для нас денек. Поганый.
Этой ночью мы не ложимся, бодрствуем в кабинете до самого утра, пытаясь найти брешь в теории Грэйда насчет «раскаленных ножей». Мы перелопачиваем горы литературы по прецедентному праву, просматриваем все до единой компьютерные программы, к которым имеем доступ, — вплоть до библиотеки конгресса — словом, все мыслимые издания по психиатрии или психологии. Пусто.
— А если этой статьи вообще не существует? — выдвигает предположение Томми. Уже светает, остается час на то, чтобы сбегать домой, принять душ, переодеться и вернуться в суд.
— Ты что, хочешь сказать, что Грэйд высосал эту историю из пальца? — спрашивает Мэри-Лу. — Мне что-то не верится.
— Он — стреляный воробей, — говорит Пол. — Может, он просто перепутал ее еще с чем-то?
Я обвожу их кислым взглядом. Изо рта у меня воняет, подмышки мокрые от пота, я устал, расстроен и зол.
— Кто-нибудь из вас возьмется предъявить такое обвинение одному из ведущих в стране судебно-медицинских экспертов?
Никто не решается.
— И тут происходит чудо: он точно припоминает, где это вычитал, — продолжаю я. — Хороши мы тогда будем! Мы же готовились, не так ли? Присяжные будут просто в восторге. — Я вздыхаю. — Все уже схвачено, и выхода у нас нет. Придется принять факты такими, как они есть, и самим проверить их достоверность.
Взяв дипломат, я сую туда кое-что из бумаг.
— Кто будет уходить последним, пусть закроет дверь на ключ.
С трудом волоча ноги, я выхожу из кабинета. «Александер, Хайт энд Портильо» — почему-то я уже не чувствую себя здесь как дома.
19
— Вы были в мотеле, когда приехали
— Да, сэр. — Перепуганная до смерти, она говорит тихим, почти неслышным голосом.
— А когда Рита Гомес уехала с ними, вы еще оставались там?
— Да.
Ее зовут Эллен Сэйдж. Это вторая горничная, работающая в мотеле, та самая, с которой я встретился, пустившись на поиски очаровательной Риты, для чего мне не хватило одного дня и одного доллара.
Допрашивает ее Томми. Ему удается выяснить, что нашли ее не кто иные, как Гомес и Санчес, потом забрали и в конце концов заставили написать заявление, которое и положило начало этому спектаклю.
— После того как вы впервые увидели Риту в том состоянии, о котором говорили, как скоро появилась полиция? — спрашивает Томми.
— Не знаю. — Эта тоже хнычет, ерзает на стуле, теребит юбку. Про нее не скажешь, что нарядилась, словно кукла, так, ничего особенного, дурочка, каких много.
— Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, это важно.
— Не то через два, не то через три дня. Точно не помню.
— А когда они ее увозили, вы видели, как они уезжали? Видели собственными глазами, как она села к ним в машину и уехала?
Она кивает.
— Я убиралась в шестом номере, он прямо у выхода, и оттуда все видно.
— А дверь была распахнута?
— Ну да. От нас требуют держать ее открытой… начальство.
— В полицейских, с которыми она уехала, вы опознали агентов сыскной полиции Гомеса и Санчеса, правильно?
— Ну да. Вон они. — Она указывает на эту пару в первом ряду, сразу за столом с представителями обвинения.
— О'кей. Теперь вот что… Она лучше себя чувствовала, когда уезжала с ними? Ей не стало лучше по сравнению с утром, когда вы ее нашли?
— Протест! — говорит Моузби, тяжело поднимаясь с места. — Свидетельница не обладает необходимыми познаниями в медицине, чтобы ответить на этот вопрос.
— Протест принимается.
— Хорошо, я поставлю вопрос иначе, госпожа Сэйдж. Как по-вашему, она оклемалась?
— Какое там! Она и ходила-то с трудом. Я прямо с утра выскочила на минутку и купила ей две пачки «супер-котексов». Утром она полпачки сунула себе в трусики. — Она прикрывает рот рукой, чтобы не хихикнуть. — Так упаковалась, что еле ноги переставляла.
— Когда она уехала с ними, у нее еще шла кровь?
— За час до этого еще шла, я знаю, потому что помогала ей переодеваться. Выглядела она ужасно. Я обрадовалась, когда они приехали, подумала, что они-то смогут доставить ее к врачу. Ей это нужно было позарез, но она так и не пошла к нему, потому что была здорово напугана.
— А полицейские ничего не говорили о том, что проследят, чтобы ее осмотрел врач?
— Они сказали, что проследят, чтобы с ней все было в порядке. Я и представить себе не могла, что может быть иначе. Из девочки кровь хлестала ручьем.