Противоречия любви
Шрифт:
— У меня дела, детка… я позже к тебе зайду.
Остатки разума и воли вернули Гера к действительности. Нужно забрать документы, а все остальное потом…
— Не уходи.
Ее руки обвили его шею, а дыхание обожгло щеку. Гер знал, что эти объятия лживы. Она обманывает его, да только ощущения от ее рук были так приятны, и эта иллюзия была так сладка. Он не хотел отказываться от нее.
Гер подхватил ее на руки и понес к кровати, захлопнув ногой дверь.
— Ты точно этого хочешь? — он заглянул в темень ее глаз. Южная ночь, где в глубине зрачка поблескивало отражение света, как звезды в ночи.
— Да…
Дара осознавала, что она сейчас делает. Только что ей
Руки Гера отвлекли ее от мыслей. Его прикосновения были приятны, от них кожа как будто горела. Этот жар распространялся по телу, и когда Гер потянул вверх ее майку, она сама захотела снять ее. Одежда мешала, в ней было слишком жарко. Движения Гера были медленными, неспешными. Как у хищника перед решающим прыжком. Он снял с нее майку и, заведя руки за ее спину, расстегнул лифчик. Его рука сжала ее груди, а губы накрыли сосок. Язык Гера играл с ним, проводя по комочку плоти; болезненный укус — и сразу жаркий язык зализал следы зубов. Дара лишь вскрикнула, ощущая, как становится еще жарче.
Гер выпрямился и скинул пиджак, затем стал расстегивать пуговицы на рубашке, продолжая сидеть на ее бедрах.
Дара протянула руки, и ее пальчики стали помогать ему в борьбе с пуговицами. Замерев и отдав инициативу цыганке, Гер смотрел на нее. Он знал, что даже в этом действии она неискренна, только как же хотелось, чтобы это было правдой. Ни разу в жизни так не хотелось, как сейчас. Всегда было безразлично, всегда он знал, что все ложь, все ради денег или негласных договоренностей, как у него с Лерой. Только сейчас сердце болезненно сжималось при виде подрагивающих пальчиков девушки, расстегивающих его рубашку, и так хотелось ей верить.
Она справилась с пуговицами, он одним движением сдернул рубашку и отшвырнул ее.
Татуировки на руках Гера задвигались. Причудливые узоры, как змеи, обвивали его руки, и Дара, не удержавшись, провела по ним пальчиками, чувствуя, как напряжены мышцы. Гер нагнулся к ней, заглядывая в ее глаза. Там не было лжи… Но он знал, что она лжет ему. Все это лишь разыгрываемый спектакль и не более. Он нежно накрыл ее губы своими, упиваясь их вкусом и чувствуя горечь от поцелуя. Под лопаткой заныло от грустной правды происходящего. Он знал, что не простит ей этой лжи. Слишком тяжела она для него.
"Что ты хочешь? Зачем все это?" — пульсировало в его мозгу, и он осознавал, насколько это больно — знать, что ты лишь участник спектакля.
"Ты хорошая актриса, я уже практически верю тебе… верю этим губам, дарующим такие поцелуи, этим рукам, ласкающим меня, этим глазам цвета южной ночи. Что толкнуло тебя на это? Ради чего ты переступила через себя? Опять ради других…"
Он знал ответ — все это ради других. Пока он не понимал, что конкретно она задумала, но, зная Дару, уже сейчас осознавал, что весь этот спектакль она разыгрывает не ради себя. Только играла она слишком хорошо, и Гер знал, что не простит ей боли, которая разливалась в нем от осознания, что его обманывают.
Поцелуи Гера, она терялась в них. Они отнимали разум и превращали кровь в магму. Дара ощущала растущее напряжение, которое несло сладостное томление. Такое чувство было ей в новинку. Она не
Он чувствовал ее нетерпение, но не спешил. Целоваться с ней оказалось так сладко. Она была неумела, но так страстна, что Гер еле сдерживал себя, разгорячаясь все больше и больше. Ее неумение и эта страсть сливались в бешеный коктейль, от которого у него закипала кровь. Гер понимал, что, по сути, девушка невинна. То, что было между ними… он не хотел об этом думать сейчас. Все это словно осталось в другом мире. Сейчас была иная реальность — она хотела его, а он понимал, насколько она неопытна. Даже целоваться не умеет, хотя откуда ей это уметь? Он ведь не учил ее, а сейчас так хочет исправить ошибку. И близость, то, что было ранее, хочется стереть из памяти. Хочется начать все по-другому — с нежности, с ласки. Хочется смотреть, как она становится другой, какой он ее не видел — страстной, желающей его. Видеть ее румянец, смущение и непонимание себя. Этот взгляд, где столько растерянности и желания. Как это может сочетаться? Наверное, может вот в такой дикой, непокорной, страстной и лживой цыганке.
Опять сердце пропустило удар от осознания, что все это лишь игра. Но Гер хотел сейчас окунуться в иллюзию любви. Он знал, что потом будет боль. Пусть будет, он готов за эти мгновения платить болью, настолько они нереальны.
Опять приподнявшись, Гер смотрел на лежащую под ним девушку. Он узнавал ее и не узнавал. Она была другой. Алые, припухшие от поцелуев губы, нежный румянец на щеках и расфокусированный взгляд. Черные пряди волос, как клубки змей, расползшиеся по подушке. Как же все это возбуждало его, такого коктейля чувств он не ощущал ранее.
Освободив ее бедра, Гер медленно потянул вниз бархатные спортивные брючки вместе с бельем. Он видел, как румянец на ее щеках стал ярче, и как она хватается руками за простыни, но не останавливает его. Гер рассматривал ее. Груди Дары были так красивы: полные, налитые, настоящие. Тонкая талия, красивый изгиб бедер. Такие бедра бывают только у восточных женщин — с плавной линией, как изгиб гитары. Животик, именно животик, не то, что приросло к позвоночнику, как у высушенной Леры, а мягкий и приятный, с пирсингом в пупке. Всего лишь дешевая безделушка. Мысль о том, что он бы хотел подарить ей пирсинг с бриллиантиком, пронеслась в голове. Гер лишь болезненно выдохнул, осознавая глупость таких мыслей — у них нет отношений, ничего нет, только эта ночь и все.
Его взгляд переместился ниже, на треугольник волос. Чувствуя, что не в силах сдерживать себя, Гер развел ноги девушки и сел между ними, рассматривая ее. Его пальцы ласкали короткие завитки волос на ее лобке, и он понимал, что ему это нравится. Конечно, мода на отсутствие волос, может, и оправдана, да только каждый раз, трахая полностью выбритых снизу девиц, Гер ощущал себя педофилом. Это у девочек там не должно быть волос, а у женщин они должны быть, такова их природа.
Смотря на раскрывшуюся перед ним Дару, Гер видел, как она совершенна. Все в ней было именно таким, как нравилось ему. Все, что было раньше, было лишь самообманом. Ему нравятся вот такие женщины, хотя нет — ему нравится она… Опять нет, Дара играет с ним, а он понимает, что впервые женщина смогла сделать ему больно. Впервые женская неискренность задела его, и так глубоко, что он еще долго будет залечивать эту рану. Он знает, на что идет. Пусть потом будет больно, зато сейчас можно все забыть и обмануть себя. Сегодня он позволит себе ночь с той, которую хочет, и обманет себя тем, что она тоже хочет его.