Противоречия любви
Шрифт:
— Можно, я посмотрю?
— Крови не боишься?
— Нет.
Очень аккуратно Дара стала расстегивать пуговицы на его рубашке, а потом приподняла подсунутый под нее кусок ткани, красный от крови. Приблизив свечку, она осмотрела рану. Дара не боялась крови, хотя вид ее был ей неприятен. Она с детства помогала взрослым женщинам, если те лечили кого-либо. Обычно это были дети, поранившиеся в игре. Но были и взрослые. У взрослых всегда были более серьезные травмы, иногда и пулевые. И присутствуя при таких перевязках, она не только смотрела, но и училась у старших, что делать. Такие знания были нужны для жизни, и поэтому Даре разрешали участвовать. Так что, видя рану Гера,
— Посиди так, — Дара опять прижала окровавленную ткань к его ране, — я сейчас все приготовлю и обработаю рану.
— Ты умеешь? — с сомнением в голосе спросил Гер.
— Да, — просто ответила Дара и пошла со свечкой к шкафчикам.
Проведя в них ревизию, она нашла то, что ей нужно. Самым ценным в найденном была бутылка водки, правда не целая, но для обработки и столько подойдет. Также она нашла аптечку, шовный материал и пинцет.
Затем сбегала на улицу. Она знала, какие листья растений ей нужны. Такие обычно растут на дачных участках.
Гер хотел остановить ее, но не успел. Он сидел и ждал, и неприятный холодок сомнения, что она сбежала, закрадывался в его сознание. Но вскоре Дара вернулась. Он видел, что девушка включила газовую плиту и поставила на нее кастрюльку и чайник. Вскоре в доме запахло травами.
Все это Гер рассматривал, полуприкрыв глаза. Усталость навалилась на него, и он понимал, что ему нужно время для восстановления сил. Когда Дара вернулась с улицы, неприятный червячок сомнения, глодавший его изнутри, исчез. Стало легче. Поэтому он спокойно отнесся к ее словам о том, чтобы он выпил водки для обезболивания и лег на кровать. Водка, растворяясь в крови, снимала напряжение. Он лежал и смотрел, как девушка суетится вокруг него. Она промыла его рану, обработала ее и стала стягивать края. Боли он не чувствовал, только небольшие покалывания. Он даже удивился этому, а в очередной раз приоткрыв глаза, увидел, что губы Дары шевелятся, как будто она говорит. В голове Гера промелькнула мысль о "заговаривании" боли, о таком он слышал. Хотя чему здесь удивляться — цыганка-ведьма. Но он не боялся ее, считая все это глупостью.
Наложив на его рану тугую повязку, Дара сняла с плеч Гера рубашку, пропитавшуюся кровью, и дала ему одеяло, которое нашла в шкафу. Затем она принесла дымящийся в чашке напиток.
— Выпей, это нужно… ты много крови потерял… да и рана быстрее заживет.
Дара смущенно протянула ему чашку.
— Колдовской напиток? — Гер это произнес с иронией в голосе.
— Нет, лечебный. У меня бабка знахаркой была. В детстве мне о травках лечебных рассказывала. Я ей лечить помогала.
— Ведьма, значит, потомственная.
Дара странно посмотрела на него и отошла, забрав его рубашку. Что она может на такое ответить? То, что в этом мире все не так просто и однозначно? Бабушка учила ее пониманию окружающего пространства. Тому, что даря любовь, получишь ее взамен, а источая злобу, получишь боль. И травки она знала лечебные. Ведь природа все дала человеку, только бери. Но люди предпочитают травиться химией. Почему? Неужели ядовитый состав таблетки вызывает больше доверия, чем целебные настойки на том, что дарит земля? Все это было не объяснить таким, как Гер. Да и не хотела она ему ничего объяснять. Вот помочь раненому — это ее долг. И неважно, кто этот человек — враг или друг. Нельзя человека в беде бросать. Поэтому и рану его обработала, и молитвы прочла, пока зашивала, чтобы все зажило быстрее. Просила она у высших сил здоровья Геру, а как же иначе? Нельзя плохое людям желать. Так ее учили.
Застирывая его рубашку в тазике с холодной водой, которую она принесла из колодца на улице,
Дара обернулась и увидела, что Гер спит, укрывшись одеялом. Закончив стирку и прибравшись, Дара почувствовала усталость. Столько всего произошло, и теперь страх от осознания, что ее могла убить случайная пуля или эти люди, накрыл ее. Ко всему прочему, в домике стало очень холодно. Осень, наступали первые заморозки, а стены дома не были утеплены. Дара пошатала газовый баллон и поняла, что газа там мало. Значит, его нужно экономить. Он еще пригодится. Она выключила плиту. Электричество в доме не работало, наверное, его отключили на зиму. На девушке была лишь тонкая шелковая блузка, которая не спасала от холода. Она подумала завернуться в свою юбку, да только в ней тоже не согреешься. Поискав еще по шкафам, Дара не нашла ни одежды, ни вещей, в которые можно укутаться.
От ее движения и шуршания Гер проснулся.
— Замерзла? — он видел, как девушку всю колотит от холода. — Иди сюда. Слышишь, не дури. Простудишься и заболеешь.
Дара это и сама понимала. Она неуверенно подошла к кровати, где лежал Гер, затем задула свечку на тумбочке и, быстро скинув юбку, нырнула под одеяло. Моментально руки Гера обняли ее и прижали к себе. Она дернулась и затихла. Под одеялом было тепло, а от тела Гера шел жар. Она инстинктивно прижалась к нему еще ближе.
Поцелуй в шею вызвал в ее теле волну мурашек. Она дернулась, но Гер держал ее крепко. За этим поцелуем последовал еще один. Когда его язык прочертил влажную дорожку за ее ушком, она уже не смогла сдержать стон.
Ее тело оживало, и вместо холода она чувствовала, как жар охватывает ее. Огонь, разжигаемый Гером, его поцелуями, разгорался в ней. Поцелуи. Она чувствовала их на своей шее, потом на плече, с которого Гер спустил ткань блузки и бретельку лифчика. Его губы она ощутила на своем ушке и почувствовала, как он нежно посасывает мочку. От этого стало еще жарче. Когда поцелуи переместились к щеке, она развернулась и хотела сказать "Нет", но его губы оказались на ее губах, и слова потонули в его поцелуе.
Вкус ее губ сводил с ума, и Гер уже не хотел себя останавливать. Мысль о том, что ему не нужно это делать, стала неважной. Сейчас все было неважно. Ни то, что было раньше, ни то, что будет потом. В этой ночи истинным было только то, что происходило между ними. Он чувствовал ее отклик, жар ее тела, приглушенные стоны. Это была правда, единственная правда между ними. Они хотели друг друга. Где-то в глубине сознания Гера мелькали мысли о его жизни, о том, что все это лишнее, ненужное. Только обостренная до боли правда происходящего сейчас заглушала все. И остались лишь он и она, и весь мир исчез…
Он снимал с нее одежду, зная, что только это было важно сейчас: ее тело, ее кожа. Он хотел прикоснуться к ней руками, губами. Вдохнуть аромат ее страсти. Его губы исследовали ее шейку, плечи, груди. Тихие стоны, слетающие с губ цыганки, возбуждали его. Он чувствовал, как его кровь превращается в магму, и он горел. Этот огонь внутри него сжигал разум, сжигал действительность. Сейчас для Гера весь мир исчез. Дара в его объятиях стала центром его вселенной.
Дара знала, что не должна позволять делать это… не должна… Только сознание растворялось, и мир вокруг нее исчезал. Был только он. Тот, кто дарил ей объятия, в которых она задыхалась; тот, кто дарил ей забвение в поцелуях, и она забывала себя. Мужчина со взглядом тигра, да только сейчас в темноте она видела, что тигр покорился ее ласкам и стал ручным.