Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Итак, Аввакум отправился на Урал, путешествуя в повозке и на лодке, и принял участие в очень ответственном расследовании, ибо нужно было допрашивать людей разного звания и составить множество протоколов, которые затем были посланы в Москву для вынесения решения. Но можно предположить, что в особенности много он говорил с отшельником Далматом, представлявшим собой очень интересную личность.
Отшельник Далмат – то был ранее Дмитрий Мокринский, бывший военный из Тобольска; он сначала стал монахом в Невьянске, на Урале. Потом он удалился на уединенный холм на левом берегу Исети, на расстоянии четырехдневного перехода от всякого другого человеческого жилья; здесь он выдолбил себе в скале убежище. Затем повторилась обычная вещь: присоединились к отшельнику и ученики, и на участке, уступленном татарином Едигеем, ими был построен около 1644 года целый скит, который затем сделался цветущим центром русской колонизации и христианской миссии; скит был владельцем огромного пахотного и рыболовного поместья, нанимал рабочих и возбуждал своими притязаниями и требованиями гнев соседних туземцев: уже в 1651 году скит пострадал от татарского набега. Далмат, обладавший духовной и физической энергией, необходимой для основателя скита, был одновременно и очень уче ным мужем [892] . Если скит впоследствии стал оплотом старой веры, то не будет слишком смелым приписать происхождение этого оплота веры беседам, происходившим в 1655 году между кипучим протопопом и Далматом с сыном последнего Исааком, будущим настоятелем скита [893] .
892
Скит Далмата расположен в пятидесяти верстах на запад от Шадринска. О Далмате см.: ЧОИДР. 1863. I. Смесь. С. 72–114; 1906. I. С. 474; РГАДА. Сибирский приказ. Стб. 651. Л. 364; ДАИ. III. № 90 (1651).
893
Далмат
Члены комиссии уже 27 июня вернулись в Тобольск, ибо в этот день Симеон поставил воевод в известность относительно своих заключений: держать Фефилова под арестом до нового приказа [894] . Но в тот же день разразилась новая буря бедствий, то и дело налетавших, правда, с перерывами на Аввакума. Каждый раз, когда ему казалось, что он крепко сидит на месте, какой-то вихрь уносил его к новым неизвестным судьбам: из Москвы, от имени патриарха Никона, был получен приказ, в силу которого протопоп Вознесенского собора со своей женой и детьми должен был быть отправлен под сильной стражей в Якутск, чтобы жить там, с запретом выполнять священнослужение.
894
РГАДА. Сибирский приказ. Стб. 496. Л. 34 и след. Фефилов затем обвинил казначея Филарета в том, что он нарушил договор о монопольной поставке ревеня, снабдив Далмата семью возами этого драгоценного корня. Таким образом, ему удалось спастись и не попасться в руки Симеона. Но 14 июля Филарет на допросе доказал свою невиновность: у него было всего-навсего только два воза с ревенем! Все дело было переслано в Москву, откуда оно было направлено патриарху. Я не нашел следов его решения.
Очевидно, это был первый результат доносов Струны, ибо то же самое письмо предлагало воеводам начать подробное расследование относительно аввакумовского посоха с золочеными яблоками, а также относительно «других его проступков» [895] . Оба посоха, присущие по сану его протоиерейскому достоинству, с украшениями, правда, может быть, несколько ему несоответствующими, были у него отобраны; и 29 июня, в Петров день, он был посажен на судно, отплывавшее в Енисейск, первый этап его путешествия.
895
Никольский. С. 160. № 4 (ответ воевод).
Против решительного приказа, поступившего из Москвы, нельзя было возражать: и слабый князь Хилков, и энергичный Симеон были бессильны что-либо сделать, чтобы защитить своего любимого протопопа. Только один убогий, по имени Федор, ранее одержимый странным и упорным злым духом, которого Аввакум продержал у себя в течение двух месяцев и вылечил благодаря своим молитвам и уходу и который потом за учиненный им у старшего воеводы скандал был изгнан из города и снова впал в свое состояние, появился в этот печальный момент отъезда, но уже в здравом уме; он низко поклонился своему спасителю, чтобы хотя бы немного порадовать его [896] .
896
Житие. Л. 276–277 об.
III
Московские события: новшества продолжают вводиться; епископ Павел и Неронов; моровая язва 1654–1655 гг.
Время было, действительно, печальное, но в нем были и свои радости.
Из Тобольска Аввакум мог следить за происшествиями, бывшими на Руси. Курьеры были многочисленны [897] , и всякого рода путешественники привозили новости не только из Москвы, но также из провинции. Симеон по приезде, конечно, посвятил свое доверенное лицо во все то, что происходило в правительственной среде.
897
Я нашел в документах Сибирского приказа, что в течение первых четырех месяцев 1657 года сообщения из Сибири были привезены шестнадцатью курьерами, т. е. еженедельно поступало по одному сообщению. Вероятно, курьеры из Москвы в Тобольск ездили не менее часто.
У царя около марта-апреля 1654 года состоялся собор [898] . В нем приняли участие десять митрополитов, архиепископов и епископов, десять архимандритов и игуменов, тринадцать протопопов. Никон сначала приказал прочесть Деяние Константинопольского собора, подчеркивая фразу, которая предписывала иерархам обязанность уничтожать в церкви новшества, «которые были обычной причиной волнений и расколов» и «сохранять без добавлений и сокращений предания апостолов и семи Вселенских соборов. Затем он выявил некоторые якобы имевшиеся расхождения между московскими Служебниками, с одной стороны, и Служебниками древнеславянскими и греческими – с другой стороны: так, например, молитвы перед обедней, которыми священник сам себе отпускает грехи, являются новшеством; в ектениях количество прошений увеличено; точно так же раскрытие Царских врат до выхода с Евангелием, служение обедни в седьмом часу – все это находится в противоречии с прежним русским и греческим церковным уставом; надлежит не класть мощи на престоле, но помещать их только в самом антиминсе, ибо это противоречит древнему Требнику; на Руси миряне, несмотря на то, что они дважды или даже трижды были женаты, читают и поют у церковного аналоя: 15-е правило Лаодикийского собора это запрещает; новые книги разнятся от прежних и греческих относительно коленопреклонения во время Великого поста; служить обедню на шелковом плате, а не на самом антиминсе противно древним Требниками и Служебникам, так же как и греческим. И каждый раз Никон спрашивал: надо ли следовать новому обычаю или славянским и греческим книгам? И собор ответствовал: «Следует исправить по старым и греческим книгам». Итак, было решено пересмотреть Требник, Служебник и Часослов соответственно старым книгам, написанным на пергамене, и греческим книгам [899] .
898
Точная дата неизвестна. Но в одном письме от 27 февраля Неронов пишет, что созыв Собора весьма желателен (Материалы. I. С. 56); епископ Мисаил, который должен был там присутствовать, находился 18 марта еще в Тамбовском воеводстве (Богословский вестник. 1910. II. С. 538). С другой стороны, Лаврентий, рукоположенный 16 апреля во архиепископы Тверские (Дворцовые разряды. III. Стб. 407), не находился в числе подписавшихся под Деяниями собора 1654 года. Следовательно, Собор состоялся между 20 марта и 15 апреля.
899
Деяния Собора 1654 года были напечатаны в «Скрижали» с некоторыми изменениями, и в 1873 году изданы Н. И. Субботиным по подлинному тексту Синодальной библиотеки [ГИМ. Синодальное собр. № 379].
Никон уже в конце декабря упросил царя передать ему в непосредственное управление Печатный двор [900] , устроил туда Арсения Грека и 8 января 1654 года приказал печатать Триодь постную, переделанную по одному современному изданию и по третьему киевскому изданию (1648 года), что было сделано, благодаря усердию Евфимия, Епифания Славинецкого и Захария Афанасьева [901] . Он ждал только позволения собора, чтобы напасть на главные церковные книги: 1 апреля он приказал начать печатать исправленный Служебник [902] и 25 апреля совершенно новую книгу «Скрижаль», или «Книгу заповедей». Основой этой книги служила Божественная Литургия Нафанаила, напечатанная в Венеции в 1574 году, один экземпляр каковой книги был прислан Паисием Константинопольским Никону и переведен с греческого Арсением [903] ; главная же цель Никона состояла в желании подтвердить греческим авторитетом реформы, которые он начал вводить. Эти три книги появились в свет только в 1656 году, но их направление и их содержание было более или менее известно такому иерарху, каким был Симеон.
900
Расходная книга Печатного двора 1654 года. Л. 92 (опубл.: Румянцев. Древние здания Московского Печатного двора. С. 33. № 69).
901
Христианское чтение. 1911. I. С. 627–643.
902
Белокуров. Арсений Суханов. I. С. 416.
903
Legrand. Biblioth`eque hell'enique des XV et XVI si`ecles. Paris, 1885. T. II.; Николаевский.
С другой стороны, Никон торопился претворить в жизнь принятые собором положения.
Еще до июля 1654 года была объявлена и другая реформа. В восьмом члене Символа веры прежнее славянское чтение колебалось относительно смысла греческого слова , оно передавалось либо как «истинный», либо как «Господь», и, наконец, обоими словами одновременно; Максим Грек уже ввел людей в соблазн, предлагая уничтожить слово «истинный» [904] , Никон же, не анализируя вопроса, просто зачеркнул это слово. Были введены и еще другие новшества [905] . И, надо полагать, не без намерения, на соборе был зачитан Символ веры, исправленный по греческому образцу [906] . Однако на самом соборе официально не поднимался вопрос ни о крестном знамении, ни о сугубой или трегубой аллилуие. Никон только предложил следовать примеру древних греков. В его послании ничего по существу нового не было. Поэтому большинство покорно приняло его предложение. Но более дальновидные, или более отважные, понимали также дух этих греческих влияний, который заключался в полном подчинении грекам, даже и современным, а также и в стремлении дать с помощью соборного определения санкцию для осуществления еще гораздо более широких реформ. Поэтому согласие не было единодушным. Под подлинным Соборным деянием, сохранившимся в Синодальной библиотеке, отсутствуют подписи Стефана Вонифатьева, протопопа Благовещенского собора, поименованного, однако, среди присутствующих; нигде не фигурирует имя Симеона, который также присутствовал на соборе; что же касается епископа Коломенского Павла, то к своей подписи он добавил протест против отмены земных поклонов и в подтверждение своего мнения приложил два экземпляра Устава, из которых один был написан на пергамене и, следовательно, был очень древним [907] .
904
Иконников. Максим Грек. С. 484–485.
905
Письмо Плещеева Неронову, адресованное в Спасо-Каменный монастырь, следовательно, до июля 1654 года (Бороздин. Приложение. С. 3. № 1). Это единственный текст, доказывающий, что слово «истинный» было действительно зачеркнуто именно в упомянутую дату.
906
Деяние Собора 1654 года. Л. 6 об.–7.
907
Ср. в Деянии Собора 1654 года подписи на л. 20 об. – 22 об. с перечнем присутствующих л. 16 об. – 17 об. Отсутствуют также и другие подписи, но их отсутствие менее знаменательно.
Стефан и Симеон пользовались достаточным весом, а может быть, обладали и достаточной ловкостью, чтобы их оппозиция не навлекла на них репрессий; однако достаточно было одной оговорки Павла, чтобы погубить его. Никон отделался от него с такой быстротой и так таинственно, даже без малейшего намека на суд над ним, что окружающие могли только констатировать его исчезновение; позднее только узнали, что он был заточен в одном из монастырей обширной Новгородской епархии [908] . Эта беспрецедентная расправа произвела сенсацию.
908
2 мая 1654 года несчастье, постигшее Павла, стало известно в Спасо-Каменном монастыре (Материалы. I. С. 78, 87).
В своем Спасо-Каменном монастыре Неронов оставался в хлебне недолго. Архимандрит Александр взял его под свою защиту, окружил его жизненными удобствами и почестями, облек его особенной властью над всеми монахами, в том числе и над келарем. Неронов начал писать по слания царю. 6 ноября 1653 года он написал послание от имени всех верующих, изгнанных за веру, находящихся в тюрьме или убежавших от никоновского произвола: «Но страх одержит мя о сем, дабы благочестие истинне в поругании не было и гнев Божии да не снидет» [909] ; особенно в этой готовящейся против Польши войне. Одновременно он присоединил к этим посланиям оправдательный документ, точно воспроизводящий его споры с Никоном [910] . В своем письме от 27 февраля он присоединяет к своим пламенным призывам и догматические доводы: Никон был виновен по трем статьям – он повторял ересь непоклоняющихся, о которой писал еще св. Иоанн Дамаскин; устанавливая троеперстное крестное знамение, и шел против Мелетия Антиохийского, Федорита, Максима Грека, «Книги о вере», против вероучения святых книг, против святых и чудотворцев русских, включая митрополита Филиппа; против старых образов московских и новгородских; наконец, его безжалостное осуждение инакомыслящих не имело ничего общего с кроткой любовью к ближнему первоначальной Церкви и напоминало скорее преследователей веры или же предвещало антихриста. Неронов умолял царя созвать собор, собор истинный и правдивый, на котором не было бы чужеземцев, преисполненных гордыни или же чрезмерной снисходительности. То должен был быть собор, на котором будут присутствовать вместе с иерархами священники, диаконы, монахи и даже миряне, знающие Священное Писание и испытанные в добродетели, молитвы которых, так же как и их знания, помогли бы выявить истину [911] . Доводы эти Неронов внушал многочисленным верующим, приходившим к нему со всех сторон за советом: они, эти доводы, стали в дальнейшем основанием для хранителей старой веры в их полемике с новообрядцами. Стефан дважды писал ему, советуя молчать и покориться: в своем ответе Неронов обрисовывал ему «конец благочестия и слезы чад церковных», утверждал, что он предпочитает свою участь его ненадежному спокойствию, заявлял, что он не может ни в чем себя упрекнуть по отношению к Никону, в страстных выражениях побуждал своего друга наконец заговорить, прекратить свое молчаливое соучастие и присоединиться к защитникам веры [912] . Когда царь велел ему больше писем не присылать, он стал писать царице Марии [913] . Он продолжал, однако, спорить с царем, под покровительством доброго Стефана: продолжая быть противником войны, каким он уже выступал в 1632 году, он теперь заклинал его не начинать, по крайней мере, войны с Польшей, прежде чем он не дарует мира церкви [914] . Около него постоянно группировались верующие, готовые выполнять его поручения, переписывать его письма, распространять его поучения: среди них были сын его Феофилакт и татарин Андрей, его служитель, прибывшие к нему из Москвы, игумен Феоктист, для которого каждое слово, каждое движение Неронова были священны, даже сам келарь Федор. Он получал от своих духовных чад письма из Москвы, так, например, он получал письма от четырех братьев Плещеевых и отвечал на них. У себя же в монастыре он главенствовал: он заставлял церковнослужителей неукоснительно читать все поучения, находящиеся в Типиконе, что удлиняло церковную службу и увеличивало расход на освещение; он требовал молчания на клиросах, где обычно священники и дьяконы пересмеивались или препирались; он строго запрещал есть рыбу во время Великого поста; постоянно делал выговоры архимандриту, позволявшему монахам ходить по деревням, чтобы там напиваться; особенно он боролся против того, что архимандрит разрешал неправильно читать Евангелие и пользоваться лишь одним алтарем из пяти, имевшихся в монастыре, несмотря на то, что в монастыре было пять священноиноков. Наконец, благодаря своим просьбам и слезам, настойчивым до последней степени, Неронов сумел понемногу преобразовывать монастырь. Александр, который всегда ему уступал, наконец, на шестой неделе Великого поста, потерял терпение: он схватил Неронова за волосы и волок его некоторое время в трапезную, нанося ему удары. После этого Неронов должен был запереться в своей келье: ему был даже запрещен доступ в церковь, а затем, по ходатайству Александра, он был удален из монастыря [915] .
909
Материалы. I. С. 34–40.
910
Там же. С. 41–51. Письма Неронова были сохранены его друзьями еще при его жизни. Сборник XVIII века (ГИМ. Собр. Уварова № 494/131. См.: Систематическое описание… рукописей собрания гр. А. С. Уварова. I. C. 579–580) воспроизводит собрание рукописей, вероятно, составленное игуменом Феоктистом. Н. И. Субботин напечатал текст по сборнику Уварова, однако несколько небрежно (См.: Материалы. I. С. 18–19).
911
Там же. С. 51–69.
912
Там же. С. 70–78 (также от 27 февраля 1654 года).
913
Материалы. I. С. 78–83 (2 мая 1654 года).
914
Там же. С. 84–94 (2 мая 1654 года).
915
О пребывании Неронова в Спасо-Каменном монастыре рассказано Феоктистом (Материалы. I. С. 109–119, 13 июля 1654 года).