Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Он старался по крайней мере ввести в эту безысходную духовную пустыню хоть немного добродетели и благочестия, стремился заставить почитать епископское и священническое достоинство. В этом отношении дело обстояло не лучше. Старший воевода Василий Хилков, без сомнения, не был ни властным, ни жестоким; его соратник Баим, или Исидор Болтин, был старым военным, лет шестидесяти, но одновременно также и дипломатом и образованным человеком [863] . Симеон жил с ними в согласии, равно как и с их преемниками; они получили приказ «совещаться с архиепископом относительно гражданских дел… и не вмешиваться ни под каким предлогом в церковные дела»; им было сказано «предупредить всех царских людей, дабы они почитали архиепископа» [864] . Они, конечно, ни в коем случае и не стремились злоупотреблять своей властью. Однако им случалось совершать и проступки: так, основываясь на старых приказах, когда священник или дьякон ошибался при произнесении титула царя, воевода приказывал публично сечь провинившегося, что «было нанесением великого оскорбления и позора священническому званию» [865] . Но при всем том они были слабы и бессильны, а подчиненные их дерзки, грубы, развращены. Однажды в самом Тобольске дворянин Иларион Толбузин со своим отрядом напал с палками на людей архиепископа, которые готовились, по его приказу, произвести обыск. В результате они оставили
863
С. Ф. Платонов приписывает ему составление Столяровского Хронографа (Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому. С. 18–28). Баим покинул Тобольск 28 марта 1654 года. Василий Хилков оставался там с 1652 до 1656 года, следовательно, пробыл в Тобольске четыре года вместо обычных двух лет, что дает повод предположить, что против него не было возбуждено серьезных обвинений.
864
РГАДА. Сибирский приказ (ф. 214). Стб. 400. Л. 19–20.
865
РГАДА. Сибирский приказ (ф. 214). Стб. 400. Л. 78–76, 422–423 (ответ из Москвы от 7 апреля 1863 г.).
866
Там же. Стб. 592. Л. 136 (1653 г.).
Что же касается воевод и приказных в более глухих местах, то они смещали священников, дьяконов и пономарей, арестовывали их, били кнутом, колотили, когда им вздумается. Они доходили даже до того, что снимали со священников скуфьи. Наименьшее злоупотребление властью с их стороны состояло в том, что они заставляли низшее духовенство – священников и дьяконов, столь редких в тех краях и столь нужных, выполнять разного рода работы: собирать подати и или даже работать в поле для царя [867] .
867
Там же. Стб. 400. Л. 151–152, 212 (получено в Москве 16 февраля 1653 года).
Симеон пользовался в Москве сильной протекцией: мы не видим, чтобы хоть одно его ходатайство было отвергнуто. Будет ли он просить об удвоении количества вина для служения обедни в своем кафедральном соборе (10 ведер вместо 5); будет ли речь идти о регулярной выдаче денег, ржи, овса и соли для пятидесяти монахинь Успенского монастыря; возникнет ли вопрос о мощении улиц, таких скользких и грязных, что по ним трудно ходить во время крестных ходов [868] , или, наконец, будет ли дело касаться грамоты (подобной той, которая была дана митрополитам Новгородскому и Казанскому: Никону и Корнилию) относительно соблюдения праздников, церковной благопристойности, а также против светского пения, дьявольских игр, пьянства и всех видов порока, – его просьбы неукоснительно выполнялись и почти всегда без промедления [869] . Мы видим, что кружок богомольцев принял близко к сердцу евангельскую проповедь в Сибири и препон со стороны бюрократии для него не существовало; но и Никон, достигнув власти, ни в какой мере миссионерской деятельности не препятствовал.
868
Там же. Л. 36–38, 55, 135 (получено в Москве 11 марта, даровано 8 апреля 1652 г.); Л. 85–89 (послано из Москвы 19 марта 1653 г.). Симеон интересным образом объясняет причину своего ходатайства относительно замощения улиц: «Священники и дьяконы падают. А с ними и кресты, образа и книги: невозможно провести крестный ход достойным образом. Иностранцы над нами смеются, так как в Тобольске их много, и все различного исповедания» (Л. 89).
869
Там же. Л. 17 (послано из Москвы в июле 1653 года).
Симеон развивает замечательную энергию и деятельность. Он нашел дом архиепископа, своего предшественника Герасима, после его смерти в состоянии полной разрухи, виною коей был его племянник Иван Мильзин; казна была пуста, было 200 рублей долгу, посуда была раскрадена вплоть до последнего половника; прислуга была готова разбежаться [870] . Он приводит все в порядок, сооружает новую домовую церковь, так же как и различные строения для своего жилья и для помещения обслуживающих его лиц [871] ; бережно хранит прекрасную архиепископскую библиотеку из сотен печатных и рукописных книг: этими книгами, наверное, в свое время пренебрег Мильзин и его друзья [872] . Он намеревается перенести от своего кафедрального собора, по крайней мере на 20 метров, тюрьму и несколько прилегающих лавок: ведь собор деревянный и ему грозит пожар, не говоря уже об оскорбительности соседства [873] . Он награждает митрой архимандрита Знаменского монастыря, чтобы придать больше блеска его службе. Он мечтает о том, чтобы обратить туземцев в христианство: с этой целью он предлагает основать монастырь среди остяков и получает на это, естественно, разрешение с правом выдавать денежную награду за каждое крещение [874] .
870
РГАДА. Сибирский приказ (ф. 214) Стб. 400. Л. 408–410 (получено 2 марта 1653 года).
871
У нас имеется подробная опись архиепископского дома, составленная после отъезда Симеона в Москву в январе 1654 года (Там же. Л. 271–274).
872
Петровский М. К истории сибирского епархиального быта в половине XVII в. // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. 1911. Вып. 27. С. 2.
873
РГАДА. Сибирский приказ (ф. 214). Стб. 400. Л. 150 (получено в Москве 16 февраля 1653 года).
874
Там же. Л. 156, 218–219. Впоследствии это будет Троицкий скит в Кодском городке, в 240 верстах от Березова.
Но что особенно значительно, он, начиная с первого своего донесения царю, уже пишет, что он служит обедню единогласно и служит также благодарственные молебны за членов царской семьи, а равно сообщает, что «приказал во всех сибирских церквах служить по единогласию, о чем он и сообщил по всей Сибири священникам» [875] .
Он показывает себя во всем верным идеям кружка Стефана. Последнее изданное им распоряжение о единогласии привело к совершенно неожиданному последствию: оно заставило архиепископа потребовать увеличения отпуска воска, «ибо единогласие требует для совершения службы больше времени, нежели многоголосие» [876] . Это распоряжение в Сибири, как и в других местах, подало повод к конфликтам: в Нике
875
Там же. Л. 38.
876
Там же. Л. 197 (получено в Москве 17 февраля 1653 года). Одновременно Симеон потребовал больше ладана, так как имевшийся у него ладан содержал одну треть камня и пыли. В ответ ему стали ежегодно посылать из Москвы 5 пудов ладана вместо 2 пудов и из Казани 10 пудов воска вместо 7. По этим данным можно судить о том, насколько единогласие удлиняло службу.
877
РГАДА. Сибирский приказ (ф. 214). Стб. 592. Л. 261. На оборотной стороне жалобы можно прочесть решение: «15 ноября 1653 года. Послать Хилкову приказ относительно отзыва и ареста Прокопия и направить его к архиепископу Симеону».
Таким образом, Аввакум и его архиепископ были как бы созданы, чтобы понимать друг друга.
II
Аввакум – протопоп Вознесенского собора; его паства, дело Струны, его миссия у Далмата
Все было бы прекрасно, если бы Симеона не вызвали в Москву. Никон, пред лицом широкого противодействия, вызванного его первыми мерами, решил через полномочный орган дать законное обоснование своей реформе, заключавшейся, по его мнению, в том, чтобы привести московские книги и обряды к греческим образцам. В ноябре 1653 года было принято соответствующее решение [878] . Ввиду того, что речь шла не об обычном соборном совещании, собиравшемся обычно на первой неделе Великого поста, а о полномочном торжественном соборе, то на него были вызваны иерархи из отдаленных епархий. Симеон отправился в путь 22 января 1654 года [879] . Епархиальный судный приказ был на время его отсутствия поручен двум мирянам, Григорию Черткову и Ивану Васильеву по прозвищу Струна, который, кстати сказать, один, в звании дьяка [880] , управлял всеми житейными делами домочадцев притча Софийского собора. Авва кум, как новоприбывший, не мог претендовать ни на какую особую должность или на какие-либо особые права.
878
Приглашение Симеона датировано 19 ноября. Оно прибыло в Тобольск 22 декабря 1653 года. Архиепископ должен был взять с собой четырех писцов и четырех дворян, передать воеводам инвентарь своего дома и получить от них повозки в необходимом количестве (РГАДА. Сибирский приказ (ф. 214). Стб. 400. Л. 236–237, 259).
879
Там же. Л. 259 (отчет воевод, полученный в Москве 10 марта; это, без сомнения, являлось также и датой прибытия архиепископа в Москву).
880
Там же. Л. 259; Стб. 592. Л. 256.
Однако он был хозяином в своем Вознесенском соборе. В его ведении был по меньшей мере один священник, один дьякон, один чтец и один пономарь [881] . Он, без сомнения, осуществлял в Сибири свои принципы с такой же строгостью, как он это делал в Лопатищах или в Москве. Почва была здесь, однако, еще более неблагодарной, а работники на Божьей ниве редки; поэтому требовалось особое напряжение сил. К сожалению, у нас имеется описание всего лишь нескольких значительных эпизодов, дату которых притом трудно определить; соответственно, нам не легко пролить свет на повседневную деятельность Аввакума в этот период.
881
В одном письме от 1650 года Симеон называет в церкви Вознесения священников Иоанна и Андрея, дьякона Федора и других духовных лиц, но возможно, что один из этих двух священников заменял Аввакума, тем более что Вознесение не названо уже собором, но лишь церковью (РГАДА. Сибирский приказ. Стб. 592. Л. 118).
Во время отсутствия архиепископа протоиерей Вознесенского собора был после своего собрата протоиерея собора св. Софии вторым по значению духовным лицом во всей Сибири. Когда он торжественно совершал богослужение в роскошном облачении, присланном царевной Ириной [882] , то можно было только любоваться его стройной фигурой аскета и благолепием его движений и речей; когда же он проходил по улицам с высоким посохом с позолоченными яблоками, ношение которого ему впоследствии поставят в укор [883] , то он должен был внушать благоговейное почтение бесчисленным нарушителям своего христианского долга, обитавшим в Тобольске – этом губительном Вавилоне. Он ведь особенно преследовал самые обыкновенные для них пороки: разврат и пьянство, при этом он не ограничивался одной лишь проповедью, он и действовал.
882
Житие. Редакция В. Л. 86.
883
Никольский. С. 160–161. № 4.
Однажды, около полуночи, какому-то пьяному монаху взбрело на ум стать прямо под окнами протопопского дома и закричать: «Наставник, наставник, дай мне скоро Царство небесное!» Вся семья в это время как раз собиралась совершать домашнюю службу. Пришлось волей-неволей открыть дверь настойчивому непрошенному гостю. Аввакум прервал богослужение и принял его. «Чесо просиши?» – спросил он вошедшего. «Хощу Царства небесного, скоро, скоро!» – «Можеши ли ты испити чашу, еяже ти поднесу?» – «Могу! – давай в сий час, не закосня». Пономарю было приказано поставить посреди комнаты стул с топором, которым рассекали мясо, и одновременно приготовить толстую веревку. Сам Аввакум взял книгу и стал читать отходную. Монах удивился. Но, когда ему велели положить голову на стул, и притянули веревкой за шею, он начал кричать:
«Государь, виноват. – пощади, помилуй!» Опьянение сразу же прошло. Но этим наказание не ограничилось. Аввакум вложил ему в руку четки и приказал сделать сто пятьдесят земных поклонов. Стоя на коленях перед иконой, протопоп громко читал молитву Исусову; монах также стоял на коленях, без рясы и вслед за Аввакумом клал земные поклоны; позади же него стоял пономарь и отсчитывал поклоны соответствующими ударами веревки по спине кающегося. Лишь когда монах уже едва дышал, Аввакум освободил его; одним прыжком очутился он на улице. «Отче, отче! Мантию и клобук возми!» – кричал ему вслед пономарь. – «Горите вы и со всем», – закричал взбешенный монах. Однако через месяц после этого происшествия он вернулся к Аввакуму среди бела дня, подошел к окну, произнес с сокрушенным видом молитву Исусову, как бы прося о разрешении быть снова принятым в общение. Протопоп в это время читал Библию: «Пойди Библию слушать в избу». «Не смею-де, государь, и гледеть на тобя, – прости, согрешил!». Конечно, он был прощен, ему отдали его вещи, и впоследствии, встречаясь с Аввакумом, он еще издали низко ему кланялся.