Протозанщики. Дилогия
Шрифт:
— Говори, что хочешь, — старик повернулся спиной к демону, — А я победил сатану.
— Отец, — обратился Антип, — Как я могу тебя называть?
— Я-то? Федя!
— Как?
— Федя! А что, не нравится мое имя? — нахмурился абхаз.
— Как-то не по-абхазски… и не очень-то уважительно.
— Говорю тебе — Федя, — настырно бормотал старик.
— Можно хотя бы Федор?
— Федя я! — по-детски настойчиво заявил дед.
Разговор затянулся на несколько часов. Старик Федя, отправившийся на переговоры в обществе двух сыновей, переспрашивал
— Значит, сейчас некуда уходить после смерти? — после очередной задумчивой паузы произнес Федя.
— Медь принимает усопших, но не выполняет отведенной роли, — поправил Алексей, — Медь превращается в Ничто… в ад!
— Хотите изловить главное зло, с помощью неглавного? — кивок в сторону демона.
— Эй, — недовольно буркнул Израдец, — Главный, не главный… Я всегда главный!
— Остынь, — огрызнулся Волна, и обратился к Феде, — Савриил пленил волю Израдца и управлял им. Лишь здесь, в Абхазии, он может, не боясь последствий, открыть амулет и определить направление поиска.
— Но я не могу пустить зло в святыню! — развел руками Федя, — Мой род издревле защищает Лдзаа-Ныха, и не в последнюю очередь от демонов. Присутствие нечистого осквернит святыню. Вдруг Высшие Силы покинут ее? Это не просто место. Здесь связь с Богом! Точка просьб и суда, где мой народ просит урожая, правосудия, справедливости и получает их. Совравшего там, настигает кара. А ты просишь впустить в святыню сатану.
— Но сегодня зло Савриил, а не Израдец! — попытался вставить слово Рустам, — И, если он победит, у Всевышнего останется лишь один выбор: позволить превратиться Меди в ад или уничтожить ее. Наш Мир тоже не выйдет безучастным…
— Не зло? — улыбнулся Федя, указывая на демона, — Значит, добро?
— Нет, конечно, — вздохнул Антип, понимая, что расклад на «черное и белое» не подходит, — Он то, что есть. Руководит Миром, где страдают виновные. Где карают грешников. Согласись, отец, что во имя Справедливости такой Мир должен существовать?
— Виновных должно карать! — кивнул Федя, и сыновья согласно закивали.
— Кто-то должен это делать? — продолжил Антип, — Так, разве карающий не входит в общую Систему? Разве не угодно его существование? Разве начальник тюрьмы преступник, потому что охраняет убийц и насильников?
— Красиво сказал, красиво. Но слова — звук, а Лдзаа-ныха свята и не может оскверняться присутствием… начальника тюрьмы. Я знаю много о его делах! Он тасует людские судьбы, как ему хочется. Он не остановится ни перед чем. Знаешь же, что он сделал с вашим Киевом, просто потому, что так было удобно?! Сколько людей погибло и еще погибнет в кровавой каше, что заварилась из-за этого? Ты не представляешь, что там будет… А я знаю! Абхазия пережила нечто подобное. Понимаешь? То, что в данную минуту тебе кажется верным, в большем масштабе может оказаться пагубным. Я не пропущу ахуачу!
— Сам
— Но почему?! — перебил его Анти-поэт, — Если присутствие этого поможет победить Савриила! Поможет победить главное зло.
— Есть добро, а есть зло, — продолжил Федя, — Они лежат на разных чашах весов и сохраняют равновесие. Есть жара и есть холод. Есть день и есть ночь. Есть Бог, а есть дьявол… И дьявол не войдет в святилище!
— Послушай, Федя, — неожиданно миролюбиво произнес Израдец, — Кроме жары и холода, ночи и дня, есть теплый вечер и прохладное утро. Не надо бросаться в крайности. Ты противопоставляешь меня Высшим Силам? Ставишь на одни весы, рассуждая о равновесии? Не гневи Бога, старик, не оскорбляй сравнением со мной! По-твоему, я — противовес? Даже когда я полон сил, Творцу достаточно мгновения, чтобы уничтожить меня. Мы не равны!
Зло и Добро не лежат на одних весах. Нет двух дорог: к добру или от него. Есть одна дорога — к свету, все остальные — в пропасть. Можно упасть, но подняться и идти дальше, а можно навсегда сгинуть в бездне.
— Ого! — не удержался Антип, — Самокритичный демон? Что-то новенькое.
— Не время для смеха, — задумчиво произнес Федя, — Не время. Возможно, Ахуача прав…
— Не смей меня так называть, — начал кипятиться Израдец, но Федя его не слышал.
— Не может быть он настолько зол, насколько добр Всевышний! А значит…
— А значит?.. — брови Волны вопросительно поднялись.
— Значит, демон не есть то зло, что противостоит Добру. Мы проведем обряд. Еще раз в этом году! — решительно заявил Федя, — Проведем в присутствии демона. А после оставим на несколько минут.
— Отец! — раздался громкий окрик одного из Фединых сыновей.
Далее мужчина громко заговорил по-абхазски. Ни Антип, ни Волна, ни Рустам с Аленой не поняли сути, но по интонации догадались, что абхазы протестуют. Федя несколько раз вставлял ответные фразы, но мужчины не соглашались.
— Все! — перешел на русский старик, — Будет так, как я сказал!
— Но, отец…
— Никаких «но»!
— Послушайте, — тихо, но уверенно произнес Рустам, — Ваш отец прав. Согласитесь!
— Мы хорошие дети, мы подчинимся. Возможно, ты и прав, — заявили сыновья, — Хорошо, мы согласны.
— Ты уговорил их быстрее, чем я, — понимающе улыбнулся Федя.
Алена с Антипом обменялись улыбками. Волна обвел присутствующих удивленным взглядом. Израдец, с ухмылкой, посмотрел на Рустама.
5
В лесу, на тенистой лужайке в километре от села, стоял деревянный стол. Старый, скрипучий, посеревший от времени, но отнюдь не древний. На столе, залитом чем-то темным, хаотично расставлены предметы: металлические блюда, толстая восковая свеча, большая деревянная чаша. Шумящим вокруг деревьям несколько десятков лет — стволы массивны, кроны могучи, но на понятие «древность» не тянут и они. Никаких строений, алтарей или других сооружений. Простая вытоптанная поляна.