Протозанщики. Дилогия
Шрифт:
— И куда нас занесло? — крепенький мужичок под пятьдесят показал на погасший GPS-навигатор, — Сдох агрегатик! Интересная местность…
— Оч-чень ин-нтерес-сная мест-тность, Ник-колай, — сыпал иронией приятель с прибалтийским акцентом, — Бол-лото и вонь! Вонь и бол-лото!
— Натяни поглубже свой дурацкий колпак и не умничай, — произнес Николай, высмеивая кроваво-красную шапку приятеля.
— От-тстань от моей шап-пки! Эт-то подар-рок баб-бушки. Шерсть! Теп-пло.
— У твоей бабушки отличное чувство
— От-тстань!
— И все же, граница где-то рядом или перешли?
— Не знаю. Бел-лорус-сия еще или Рос-сия уже. Да и как-кая раз-зница, ес-сли ни ед-диного чел-ловека вокруг.
Опровергая сказанное, за деревьями мелькнула тень. Силуэт вынырнул из-за стволов, позволяя заметить себя, и снова исчез в тени. Николай окликнул незнакомца, но тот, едва показавшись, шмыгнул в заросли орешника.
— Остановитесь! — дуэтом крикнули путешественники, стараясь догнать неизвестного.
Путаясь в густом кустарнике, вскрикивая от полученных царапин, мужчины пробирались вперед, преследуя беглеца. Стали слышны голоса. Слов не разобрать — просто гул большого общества. Люди! Наконец-то цивилизация! Заросли расступились, и открылась огромная вытянутая поляна, безжалостно вытоптанная множеством ног.
В центре вкопаны деревянные столбы, изобилующие странными узорами: неизвестные знаки и символы перемежались с отвратительного вида рожами. Рисунки простые, глупые, нарисованные явно впопыхах. Сооружение напоминало беседку с сорванной крышей и, очевидно, имело культовое назначение.
Человек двести чудных людей расположились на поляне, деловито гудя разговорами. Две сотни оборванцев в истлевшей от времени и нечистот одежде. Лохмотья мешками висели на тощих телах, а из прорех выглядывали торчащие от недоедания кости, покрытые чумазой кожей.
В нос ударило смесью отвратительных запахов. Тут и застарелый пот, и смрад прелого тряпья. Вонял и мусор, стихийными кучами разбросанный по поляне. Тряпье, объедки, промасленные коробки путались под ногами; ветер шелестел пластиком пакетов, вцепившимся в ветви ближайших деревьев. На костре, полыхающем между столбами, булькал огромный котел. Несколько похожих валялось рядом.
Появление путников привлекло внимание. Голоса смолкли, страшные лица обернулись к гостям. У многих не хватало кожи, и изжеванные, сморщенные лоскутки, кое-где натянутые на черепа, прерывались кровавым месивом обожженной плоти. Некоторым не доставало глаз, и скукоженные надбровья оплавленным воском опускались на пустые глазницы. Тощие руки покрывали ужасные струпья и гноящиеся зловонные язвы. У одних конечности непропорционально длинные, у других, наоборот, короткие, у третьих их вовсе недоставало.
— Добро пож-ж-жаловать! — сквозь хриплый смех, поприветствовал уродец в центре толпы, возвышающийся над остальными, — Добро пожаловать в реальность!
— Я… — начал было Николай, но удар вышиб из него сознание.
Разум возвратился. Проявились мысли. Жуткими подробностями очухалась память, но тело не двигалось — попытка шевельнуть конечностями вызывала
Оборванцы суетились на поляне, ковыряясь в кучах шуршащего хлама. Выискивали что-то и устраивали громкие перепалки, когда потребные нечистоты удавалось обнаружить.
Сильный запах кислоты раздражал обоняние Николая, глаза слезились, разъедаемые уксусными испарениями. Было мокро и мерзко. Скосив взгляд вниз, мужчина обнаружил, что находится в огромном грязном баке, наполненном темной, зловонной жижей.
— Эй, кто вы такие? — сквозь боль и слезы выкрикнул путешественник, но уродцы тихо шныряли рядом, игнорируя вопросы, — Э-эй!
Николай снова попробовал шевельнуться, выбраться из грязного котла, но ощутил лишь сильнейшую боль. Еще сильнее склонив голову, постарался разглядеть причину.
Мутная жижа покрыта отходами: плавали сопрелые луковицы, подпорченная морковь, картофельная шелуха, другая неразличимая дрянь. Грязная, бражная пена, потрескивая лопающимися пузырьками, перемещалась по поверхности серыми островками. Может его посчитали мертвым бросили здесь? Тогда почему никто не отзывается на его крик?
Мужчина двинул подбородком, пытаясь разогнать помои, и месиво расступилось. В образовавшейся полынье Николай заметил тонкие кровавые роднички, бьющие из его рук и ног. Очередная попытка дернуться вызвала стон и усилила алые потоки. Пришла ужасная догадка: сухожилия перерезаны! Отсюда и боль, и отсутствие движений. «Да, врачам придется хорошо поработать, — подумалось путнику, — И не факт, что смогу нормально двигаться». О худшем он не думал, всегда и во всем полагаясь на лучшее. Однако кошмарное открытие снова лишило сил.
Первое, что ощутил Николай очухавшись — голод. Ни страх, ни ужас, а сильное желание есть. От потери крови возникла слабость и кружилась голова, превращая действительность в туман, но резкая уксусная вонь немного бодрила.
Сквозь кислотный смрад пробивался запах жареного мяса. Взгляд быстро нашел место готовки — на другой стороне поляны сгрудились оборванцы, окружив костер. Осталось человек тридцать, остальные куда-то ушли. Высоченный вожак бухтел что-то оставшимся собратьям, попеременно то склоняясь над огнем, то выпрямляясь в полный рост.
«Как же хочется есть!», — Николай понимал возможные последствия от потери крови, но желание утолить голод — пусть и перед новым обмороком — уверенно вышло на первый план. О, невыносимый запах шашлыка! Перед ним отступил даже резкий уксус. Кусочки сочного, шипящего мяса галлюцинацией возникли перед взором.
Один из уродов, повиливая чрезмерно широким тазом, приблизился к Николаю. Скрюченная двупалая рука окунулась в жижу котла и переместилась в рот. Рваные губы шамкнули, пробуя мерзкие помои, и бесцветные глаза закатились в задумчивости. Решение созрело, и в котел Николая полетела новая порция отходов. «Наверное, это их ведун, — подумал пленник, — Наверное, так меня лечат».