Провидец. Город мертвецов
Шрифт:
– Съездите в Парголово и произведите дознание.
Телеграмма была такого содержания:
«В ночь на сегодняшнее число на Выборгском шоссе ограблена с нанесением тяжких побоев финляндская уроженка Мария Рубан».
– Думаете, это наши хлопчики? – спросил я Купцова.
– Похоже на то...
Ехать в пригород совершенно не хотелось, но Фёдор Михайлович не переносил возражений, а потому не оставалось ничего делать, как покориться.
Узнав о местожительстве потерпевшей, я на казенном иноходце за два часа доехал до деревни Закабыловки. Стоявшие у ворот одного из одноэтажных домов нижний чин и человек пять праздных зевак без слов подсказали мне, куда завернуть лошадь.
В избе я увидел
Я поручкался с приставом и подождав, пока больная пришла в себя и несколько успокоилась, я приказал бабам прекратить завывания и приступил к допросу.
– Ну, тетушка, как было дело?
– Ограбили, - заговорила, своеобразно шепелявя, избитая до полусмерти баба.
– Отъехала я верст пять от казарм – час - то был поздний - и задремала. Проснулась - лошадь стоит. Стала я доставать кнут, да так и замерла от страха. Вижу, по бокам телеги стоят трое. Как лютые псы бросились они на меня и начали рвать на мне одежонку… Кошель искали. Или, быть может, даже надругаться желали. А как нашли мой кошель, так вместе с карманом и вырвали. А в кошельке - то всего, почитай, копеечек восемь было. Ну, думаю, теперь отпустят душу на покаяние, да не тут - то было! Осерчал, видишь ты, один, что денег в кошельке мало, затопал ногами, да как гаркнет: «Тяни со старой шкуры сапоги, ишь подошвы - то новые!». И стал это он, отродье, сапоги с ног тянуть, да не осилить ему. Ругается, плюется, а все ни с места. Сапоги - то не разношены были, только два дня назад куплены… Собрался он с духом, уперся коленищем мне в живот, да как дернет изо всей силы, я уж думала, ногу с корнем оторвал, да только сапог подался. Тогда другой - то, который держал меня за горло, придавил коленом грудь и говорит: «Руби топором ногу, если не осилишь». Захолодело мое сердце, как я услышала, что сейчас ногу мою рубить станут. Да, видно, Богу не угодно было допустить этого. Дернул еще раз окаянный, сапог - то и соскочил. А потом бить меня стали. Избили до полусмерти и в телеге стали шарить. Молоко все и вылакали. А после, батюшка ты мой, подошел ко мне вплотную самый страшный из них, выпятил на меня свои глазища, да как хватит кулачищем меня по шее… Что было со мной дальше, не помню. Очнулась - лошадь моя у ворот избы стоит, а сама я лежу на дне телеги и на бок повернуться не могу. Голова трещит, а ноги и руки так болят, точно их собаки грызут. Спасибо, соседи увидали да на руках сволокли в избу.
Старуха, охая и крестясь, опять завопила на разные голоса.
– Не можешь ли, тетушка, припомнить, каковы с виду эти люди были?
– Не припомню, батюшка, темень ведь стояла, хоть глаз коли. Видно, Бог за грехи мои от меня отступился…
Старуха начала бредить.
Для меня все было ясно. Картина нападения, переданная потерпевшей, хотя и в сгущенных красках, подсказывала мне, что шайка грабителей, видимо избегавшая проливать кровь, состояла не из профессиональных разбойников. Данное обстоятельство давало надежду на совершение ими непоправимой ошибки, что приведет к их поимке.
Сделав нужные распоряжения, я поспешил в город, раздумывая всю дорогу о том, как накрыть эту шайку.
Дорога была ровной и пустынной. Через, примерно, четверть часа, утомленный ездой, я просто созерцал небо, где подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, медленно плыли облака; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так
Вдруг моя лошадь остановилась, а затем круто шарахнулась в сторону. В тот же миг чья - то сильная рука схватила лошадь под узды и осадила на месте… Я растерянно оглянулся вокруг и увидел, что по обеим сторонам кабриолета стоят две крепкие фигуры.
Рожи их были совершенно черны, а на головах красовались остроконечные колпачки.
У одного из злоумышленников, вскочившего на подножку кабриолета, оказался в руках топор. Подняв его вровень с моей шеей, он трубно прорычал грубым, хриплым голосом:
– Давай деньги. А не то…
Жест топором докончил фразу, вполне для меня понятную.
Вижу, что дело принимает для меня дурной оборот, но присутствие духа я не потерял.
«Заслониться левой рукой, а правой ударить злодея по голове, чтобы он слетел с подножки, а потом, воспользовавшись переполохом, тронуть вожжами лошадь…» – пронеслось у меня в голове.
Но брошенный вокруг взгляд сразу охладил мой порыв. Второй бродяга стоял с правой стороны кабриолета, плотно прижавшись к подножке, с толстой суковатой палкой в руках, одного удара которой было бы вполне достаточно, чтобы размозжить самый крепкий череп. В то же время, положение кабриолета и лошади близ самой канавы, кучи щебня у переднего колеса заставили отказаться от мысли благополучно выбраться на дорогу, не опрокинувшись вместе с экипажем, даже если бы мне и посчастливилось отделаться от двух мерзавцев, взявших меня в осаду. Но помимо этих двух предстояло иметь дело еще с двумя, которые держали лошадь. Несомненно, что при первой моей попытке к сопротивлению они не замедлят броситься на помощь товарищам.
Дело дрянь - один против четверых, борьба неравная… Живым не выпустят. На душе стало скверно. Меня охватило чувство глубокой досады на то, что пускаясь в дальнюю дорогу, я по беспечности, надевая штатские одежды, не взял с собой пистолета. Кто же знал, что вот так всё случится, средь белого дня.
– Ну, прочитал, купец, отходную?
– насмешливо проговорил разбойник, не опуская топора.
– Не греши даром, Михалыч!
– произнес нерешительным тоном один из двух, державших лошадь.
– Жалость, что ли, взяла?
– зло ответил разбойник, не отводя, однако, топора.
– Доставай скорее деньги!
– вдруг свирепо закричал он.
Сопротивление было бесполезно. Я покорился, вынул из кармана тощий бумажник и отдал его в руки негодяю. Злодей подметил висевшую на жилете серебряную цепочку. Пришлось отдать вместе с часами и её. Мало того, меня заставили вывернуть все карманы. Всю эту процедуру я с умыслом старался протянуть возможно дольше, напрягая слух в надежде уловить стук колес какого - либо экипажа. Кроме того, у меня имелась и другая цель. Мне хотелось лучше запечатлеть в памяти черты Михалыча, стоявшего ближе других. Я ясно различал его бритую рожу и грубые черты, густо намазанные сажей. Я не терял надежды, рано или поздно, еще раз с ним встретиться и… поквитаться.
Отдав кошелек и часы, я счел себя спасенным, но разбойник, которому были переданы мои вещи, неожиданно возвысил голос и проговорил:
– Не наделал бы нам молодчик пакостей… Не лучше ли его порешить, и концы в воду!
– А ведь Яков верно говорит!
– отозвались двое других.
Дыхание смерти, казалось, пронеслось надо мной и начало леденить кровь. Однако, мой дар молчал. Я весь сжался, напрягая все силы, готовый в любой миг броситься в схватку и продать свою жизнь как можно дороже.